Черный Ангел - Коннолли Джон - Страница 68

• Предыдущая
• 68/145
• Следующая

— Сэм! — закричала Рейчел.

Зазвучал сигнал тревоги, в клочья разрывая тишину болот, и Рейчел, а за ней Джоан вбежали в комнату Сэм. Девочка плакала, разбуженная оглушительным ревом сирены. Девочка корчилась в кроватке, ее маленькие ручки молотили воздух, лицо побагровело от слез. На какую-то долю секунды Рейчел показалось, что она увидела какой-то бледный силуэт, метнувшийся на темном фоне окна, затем все исчезло.

— Возьми ее, — обернулась Рейчел к матери. — Беги в ванную и запри дверь.

Джоан схватила ребенка в охапку и выбежала из комнаты.

Рейчел медленно приближалась к окну. Ружье немного подрагивало у нее в руках, хотя палец осторожно, но твердо лежал курке. Ближе, еще ближе: десять футов, пять, четыре, три...

Звук скребущегося или ползущего существа снова послышался где-то наверху, но на этот раз он удалялся от комнаты Сэм куда-то к противоположной части дома. Шум отвлек Рейчел, и она подняла голову, чтобы проследить за его продвижением, как если бы ее напряженный взгляд мог проникнуть через потолок и черепицу и позволил бы ей увидеть то, что происходило на крыше.

Когда Рейчел снова перевела взгляд на окно, она увидела голову прямо у верхнего края рамы, свисавшую вверх тормашками. Темные пряди волос обрамляли бледное лицо.

Лицо женщины.

Рейчел выстрелила, окно разбилось. Она продолжала стрелять, даже когда снова раздался звук, обозначавший присутствие какого-то странного существа на крыше и стене, но на этот раз постепенно удалявшийся. Она увидела синий свет фар, пробивавшийся сквозь темноту, и услышала даже сквозь рев сирены, как навзрыд плакала Сэм.

И тут она заплакала в голос вместе с дочерью от страха и злости, все еще не снимая палец с курка, она уже расстреляла все патроны. Ночной воздух заполнял комнату, принося с собой запах соленой воды, болотной травы и зимнего одиночества.

Немногие назвали бы Санди и Ларри Крэйн счастливой парой. Приятели Ларри из Союза ветеранов иностранных войн, ряды которого непреклонно редели со временем, из тех, кто еще оставался в живых из быстро истощавшегося взвода ветеранов Второй мировой, изо всех сил старались примириться с Ларри и его женой, когда те изредка посещали мероприятия, устраиваемые Союзом ветеранов, чтобы вместе с ними порадоваться встрече. Марк Холл, его однополчанин (их осталось уже только двое из всего подразделения), частенько жаловался жене, что после «дня Ди» однополчан волновал только один вопрос: кто убьет Ларри раньше — немцы или кто-то из своих. Ларри Крэйн был отъявленный ловкач, мог пролезть в игольное ушко, если надо. Он даже банку с леденцами открывал так бесшумно, что невольно приходила мысль, а не лучше бы ему было служить в каком-нибудь специальном подразделении. Но Ларри родился необыкновенным трусом, поэтому и в собственном подразделении от него было мало толку, что уж говорить об элитных частях, в которых крепкие и отчаянные парни вынуждены действовать во вражеском тылу в ужасающих условиях. Черт побери, Марк Холл мог поклясться, что не раз видел, как Ларри прячется за лучшими парнями во время боя в надежде пересидеть за их спинами, пока они принимают на себя пули, предназначенные ему.

И, как часто это бывает, Ларри Крэйн мог спокойно оставаться элементарным сукиным сыном, трусливым, как все эти женоподобные маменькины сыночки, но он был страшно удачлив. Посреди всей той резни он оставался целехоньким, не пролив ни капли своей крови. Холл мог не признаваться в этом никому, мог даже отказываться признаваться в этом самому себе, но, по мере того как война все дольше затягивалась, Холл все больше прилеплялся к Ларри Крэйну в надежде, что часть удачи этого парня перейдет и на него. Может, так оно и случалось, раз он оставался жив, когда другие гибли.

Но не таким уж счастливым был этот счастливый случай для Марка Холла. Он заплатил свою цену за частицу удачи Ларри, став вторым "я" Ларри Крэйна, поделив с ним однажды воспоминания о том, что они сотворили в цистерцианском монастыре в Фонфруаде. Марк Холл не говорил об этом с женой. Он не говорил об этом ни с кем, кроме Бога, и то только в момент тайной исповеди самому себе. Он ни разу не переступил порога церкви, начиная с того памятного дня, даже сумел убедить единственную дочь провести свадьбу на открытом воздухе, предложив ей самую дорогую гостиницу в Саванне для брачной ночи. Жена считала, что ее Марк пережил некий кризис веры, пройдя сквозь невзгоды войны, а он позволял ей думать так, поддерживая ее предположения, время от времени глухо намекая на «увиденное в Европе». Он полагал, что в этом есть зерно правды, пусть и скрытой под толщей лжи, потому что он действительно видел ужасы войны и сам принимал в них участие.

Бог мой, какими они были еще детьми, когда их послали воевать, послали убивать. Невинными детьми, и невинные дети не испытывали никакого желания брать в руки оружие и стрелять в таких же детей, как они. Сейчас, глядя на внуков, изнеженных, избалованных и наивных, несмотря на всю их претенциозность и все их всезнайство, он не мог создать отчетливый образ самого себя в их возрасте. Он вспоминал, как сидел в автобусе на Кэмп Уолтерс и щеки его были мокры от слез его мамочки. Он тогда услышал, как водитель велел неграм садиться на задние сиденья, потому как передние места занимали только белые. И не имело значения, что все они — и белые, и черные юноши — отправлялись на одну и ту же войну, а пули не различают цвета кожи. Чернокожие не возражали, хотя он видел, как негодовали некоторые из них, сжимая до боли кулаки, а кто-то из белых новобранцев освистывал их, пока они шли к указанным местам. Чернокожие знали: лучше смолчать. Но одно лишнее слово — и все взорвалось бы, и штат Техас припомнил бы им все. Любой из тех ребят, подняв руку на белого человека, избавил бы себя от переживаний по поводу немцев или японцев. Их собственная страна позаботилась бы о них, прежде чем они успели бы подняться с места, и никого никогда не привлекли бы к ответственности за то, что произошло бы тогда с этими «черномазыми».

Позже он узнал, что некоторых из тех черных парней, кто умел читать и писать, призывали записаться в кандидаты в офицерскую школу, поскольку в армии США создавалось воинское подразделение из черных солдат — 92-я дивизия, больше известная как дивизия Буффало, названная в честь чернокожих солдат, сражавшихся в войнах с индейцами. Они с Ларри Крэйном оказались вместе где-то в Англии, на каком-то дьявольски пропитанном дождем поле, и кто-то сказал им об этом. Крэйн тогда начал скулить и материться: ведь каким-то черномазым подфартило получить погоны, а он оставался всего лишь рядовым пехотинцем.

• Предыдущая
• 68/145
• Следующая