Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга III - Ховисон Дэл - Страница 52

Долина звенела от множества выстрелов, солдаты разделились на две группы и двинулись на врага. Элемент внезапности был потерян, и ледяные убийцы стали отличными мишенями. Огрызаясь и отстреливаясь, они падали один за другим.

Киммель поднялся на ноги. В наступившей тишине стало ясно, что ни он, ни солдаты просто не могут понять, что случилось.

— Откуда они взялись? — спросил совсем молодой парень у Киммеля.

За спиной мальчишки зашевелился снег, и он захлебнулся с жутким звуком, широко распахнув глаза. Заледенелый штык пробил его сзади насквозь. Мальчишка выдохнул последнее облачко пара и упал вперед, соскальзывая с лезвия, которое сжимал ледяной убийца.

Сержант Киммель выхватил пистолет и прикончил врага одним выстрелом в голову. Раздался звон металла — пуля пробила шлем, — и ледяной солдат рухнул на снег.

Фельдмаршал Стейнекер уже шагал к ним от «седана». На его лице не отражалось ничего, хотя глаза внимательно рассматривали нейтрализованную угрозу.

— Они выглядят как слепые, — выплюнул майор Грюнвальд. — Как они могли стрелять в нас?

— Они не слепые. Их глаза вымерзли. — Слова давались Киммелю с трудом.

— У этого железный крест! Он был представлен к награде. — Грюнвальд ткнул пальцем в один из замерзших трупов. — Все они солдаты Германии, какого же дьявола они начали в нас стрелять?

Киммель подозвал его к трупу, все еще сжимавшему штык.

— Я снял его с одного выстрела в голову, — сказал он, указывая на отверстие между ледяными глазами.

— Ни капли крови, — прошептал Грюнвальд. — Они промерзли до костей…

— Не только, майор, взгляните! В него уже стреляли! — Киммель чувствовал, что нервы вот-вот его предадут, указывая на заиндевевшую рану на шее солдата. — И не раз!

Он начал сметать снег с твердой от холода униформы.

— И что вы хотите сказать? — спокойно осведомился Стейнекер.

Киммель увидел нечто такое, отчего его нервы зазвенели натянутой струной. Он подошел к офицеру, который первым выбрался изо льда. Тот все еще был по пояс скрыт в сугробе, и Киммель нагнулся и дернул его за руку вверх.

Офицер был половиной человека. Тело заканчивалось ровно на уровне талии.

— Эти люди не просто прятались в снегу. — Киммель уронил труп обратно на лед. — Они были уже мертвы, когда напали на нас.

Ветер свистел, снег падал, а группа людей настороженно осматривала окрестности.

Только Стейнекер не выказывал страха.

— Продолжаем движение, внимательно глядя по сторонам, господа, — бесстрастно сказал он. — Мы прибыли куда нужно.

Аббатство Грейстон казалось огромным каменным ящиком, выточенным в склоне скалистых гор. Огромный гранитный крест стоял в центре парапетной стены с бойницами над огромными воротами, собирал снег, пока караван подтягивался ближе, а майор Грюнвальд и сержант Киммель шагали по жалящему морозу.

— Это монастырь? Больше похоже на крепость, — сказал Киммель, разглядывая уродливый каменный крест.

Он потянулся к большому колоколу, свисавшему с одного из множества ржавых крюков на высокой стене аббатства.

— Не звоните в этот колокол, сержант. — Стейнекер повысил голос, чтобы перекричать ветер. Он стоял перед седаном, рядом переминался молодой Ганс. — Не делайте ничего такого, чего они от нас ждут.

Киммель поднял большой мегафон, который захватил с собой, глубоко вздохнул и поднес ко рту, но не успел сказать ни слова. Из-под земли донесся тяжелый гул, настолько глубокий, что звук ощущался даже через подошвы.

Огромные ворота аббатства открывались. Между створками можно было увидеть просторный двор, засыпанный снегом. Грюнвальд приказал пехоте выгружаться, солдаты пробежали мимо фельдмаршала и выстроились так, чтобы в зоне обстрела оказалось каменное строение здешнего монастыря.

Снег скрывал нижнюю часть здания, в том числе и гранитную лестницу, которая поднималась к высокой внутренней балюстраде, где уже собралась странная процессия черных накидок и шалей, на фоне которых выделялись беспрестанно щелкающие розарии[2] и белые овальные воротники.

На головах монахинь были высокие черные шапочки, на которых собирались снежинки. Лица под шапочками были бесстрастными и серыми, как гранит, на котором стояли монашки. Самая старшая, крошечная и невероятно морщинистая женщина неопределимого возраста, шагнула вперед, и ее голос далеко разнесся над пустой брусчаткой двора:

— Чем мы можем помочь вам?

Майор Грюнвальд выпятил квадратную челюсть и заорал в ответ:

— Вопросы будем задавать мы, сестра! Это, судя по всему, аббатство Грейстон?

Старушка всплеснула руками от грубости и нервно затеребила четки, кивая головой.

— Я майор Герман Грюнвальд, а это сержант Киммель. — Он кивнул в сторону каравана. — Нас двадцать человек, и нам нужно место для сна и много горячей воды для купания. Помимо этого нам нужны напитки и еда.

Голос старой монахини задрожал, и ей пришлось откашляться.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы обеспечить вам комфорт, герр майор, но, как вы можете заметить, мы лишены многих мирских преимуществ, — неожиданно раздался чей-то голос.

И сестры, и нацисты дружно уставились на высокую женщину, появившуюся из-за спин стоящих. Перед ней почтительно расступались, пропуская ее в центр. Лет ей было около семидесяти, но, несмотря на возраст, ее сила и властность были очевидны.

— Простите сестру Мэри Рут, — сказала женщина, склоняя голову. — Она еще молода и незнакома со всеми правилами нашего ордена.

Киммель и Грюнвальд уставились на сестру Мэри Рут. Молода? Она выглядела так, словно одной ногой уже в могиле…

— И что же у вас за орден, сестра? — прозвенел голос Стейнекера.

Грюнвальд шагнул в сторону и сказал:

— Позвольте представить вам фельдмаршала Стейнекера.

Высокая женщина снова поклонилась:

— Мы сестры святого Игнациуса, герр Стейнекер. Наш орден существует уже более двух веков.

— И все это время вы унижаете своих господ, глядя на них сверху вниз? — Стейнекер сузил глаза.

— Мы не желали оскорбить…

— Немедленно спускайтесь! — Его слова были резкими и четкими.

Монахини, следуя за своей предводительницей, медленно зашагали вниз по каменным ступеням.

— Мы оставались на балюстраде ради нашей же безопасности, герр Стейнекер…

— Фельдмаршал Стейнекер, — отрубил он.

Монашка спустилась во двор и снова склонила голову.

— Я сестра О’Сайрус. Мать-настоятельница этого монастыря.

— Нет, — резко ответил он. — Ваш сан не признан фюрером. Следовательно, вы здесь никто. И от лица Рейха я заявляю, что у вас нет права никем командовать.

Он не скрывал удовольствия от своих уколов.

Матушка О’Сайрус ничем не выдала оскорбления. Но было что-то в ее глазах, сиявших на совершенно спокойном лице, и это была не злость. Стейнекеру это «что-то» не нравилось.

Ему не нравилось, что его присутствие никак не беспокоило старуху. Резко развернувшись к монахиням, он прошипел:

— Хайль Гитлер!

Подождал секунду и вскинул руку в приветствии.

— Я сказал — Хайль Гитлер!

Монахини склонили головы, а Стейнекер развернулся к настоятельнице:

— Я скажу это снова, и это будет в последний раз. Хайль Гитлер, сестра…

Она ответила долгим взглядом и тоже подняла руку. Голос настоятельницы был тихим, как шорох снега:

— Хайль Гитлер, фельдмаршал Стейнекер.

— А теперь все!

Стейнекер схватил сестру Мэри Рут за дрожащую руку и дернул вперед, как непослушного ребенка.

Монахини дружно подняли руки в приветствии, безжизненными и мрачными голосами славя фюрера. Сестра Мэри Рут дрожала и всхлипывала. Стейнекер шагнул обратно к матушке О’Сайрус, наклонился так близко, что почувствовал затхлый запах ее шерстяной шали.

— Вы сказали, что остаетесь на балюстраде ради собственной безопасности, сестра. Кого вы боитесь?

— Вы вошли в очень темную и странную страну, герр фельдмаршал.

— Да неужели?

— Хуже самых темных ваших кошмаров, — тихо ответила она.