Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 149

— Тебе нужно отдохнуть, моя Катерина. Ложись, — произнес он, глядя на нее.

— Посидишь со мной? Я — женщина. Лучшая из всех, что у тебя были и когда-либо будут. Просто признай это и еще кое-что. Признай, что думаешь, обо мне и однажды ты будешь спать или любить так же меня другую, говорить ей те же слова, ты будешь думать, что обрел покой и счастье, который обещал мне. Будешь думать, что обрел утраченную любовь и тогда, Элайджа Майклсон, ты задохнёшься, утратишь надежду и захлебнёшься кровью. Ты будешь страдать так же, как страдаю я. А может ты убьешь ее и захлебнешься кровью своей драгоценной Хейли. Ты не спасешь ее, как не спас меня.

— Конечно, — немного подумав, произнес Майклсон, поднялся с пола, подхватил ее на руки, чтобы отнести в постель.

Она и не сопротивлялась, только уткнулась носом в подушку.

Она устала.

Она должна поспать и принять все произошедшее.

Принять предательства.

Она может поспать пока он рядом.

Пока Элайджа Майклсон почти ее, сидит на ее постели, а она сжимает его руку.

Впервые за это время он выдал некое подобие улыбки, больше похожее на ухмылку. Тепло ее рук, взгляд, прежде, чем она погружается в сон — это то, ради чего нужно пытаться выжить. Снова и снова, разбивать врагов и верить в искупление, семью, совершать ошибки, но сражаться несмотря ни на что.

========== Глава 63. Все же недостойна счастья. ==========

Into the hills cry the tears.

Of the crocodiles lost feet on the road.

Said I love you so I don’t have to be alone.

Smoke fast, out the door.

Love hard, but in the end we’ll kill them all.

Sun’s coming up too early my valentine.

Into the hills we go.

I don’t know if I could live much more .

Didn’t know that I could feel this great .

Life’s to waste, higher higher, get, higher higher .

In the sunlit dawn, if we lucky maybe god might call.

Smoky heaven feeling on my own .

Lost control get, higher higher, get, higher higher.

На холмах проливаются слезы.

Крокодилов, заблудившихся по дороге.

Я сказала, что люблю тебя, так что я не должна быть одинока.

Кури быстрее, снаружи.

Люби сильно, но в конце мы убьем их всех.

Солнце поднимается слишком рано, мой Валентин.

Мы поднимаемся на холмы.

Я не знаю, смогу ли я прожить намного больше.

Не знала, что могу чувствовать себя так потрясающе.

Жизнь пропадает впустую, выше выше, поднимись, выше выше.

В залитый солнцем рассвет, если нам повезет, мы можем услышать Бога.

Под этими туманными небесами сама по себе.

Потеряй контроль, поднимись, выше выше, поднимись, выше выше.

Laurel - To The Hills.

*** Новый Орлеан. 2014 год. ***

Ее сердце стучит, но с человечность стоит проститься.

Ей нужно питаться и контролировать новую себя.

Хейли ведь не желала всего.

Не желала принимать себя новую.

Не желала принимать то, что ее дочь растет вдали от нее.

Элайджа застаёт Хейли в ванной комнате.

Свет от плавившихся свечей и шум воды и окровавленный труп последней убитой ведьмы.

Она плачет днями.

Она питается ночами.

Пол испачкан кровавыми, волчьими следами, которые сменяются человеческими.

Вспоминая дочь она только желает разорвать любого, кто отнял малышку у нее.

Винит себя, потому что не смогла уберечь ее, сделать так, чтобы у ее дочери был дом и семья.

Ей плевать и кажется Маршалл больше волнует количество пены или настоящей ли венецианский хрусталь в этой люстре.

Элайджа думает, что так лучше и пусть Хейли никогда не узнает о разговоре с его братом, который состоялся вчера, в мастерской Никлауса: —Только ты сможешь ее освободить, Никлаус.

— Как жаль, что мне наплевать, дорогой братец.

— Мне не наплевать…

— Так пусть Хейли станет твоей заботой, Элайджа.

— Я не смогу научить ее тому, чему сможешь научить ты.

— И чему же я могу научить Хейли?

— Наслаждаться пролитой кровью. Только так она обретёт свободу и утолит голод монстра.

Она ненавидит себя, не желает так жить. Вечность угнетает ее.

— Думаю, я смогу преподать ей урок, как разрывать тела и мириться с вечностью. В котеле, где много ведьм, которых так ненавидит Хейли. Она ведь сконцентрировалась на ненависти. Я прав?

— Все именно так.

Элайджа замер на пороге ванной комнаты, смотрит только на нее и видимо ей стало легче, после всей пролитой крови.

— У тебя была насыщенная ночь.

— У меня был паршивый день, так что мы с Клаусом отправились в Котел. И можешь представить, наткнулись на ведьм.

— У меня был паршивый день, так что мы с Клаусом направились в котел. Можешь представить! Мы наткнулись на ведьм.

Элайджа ухмыляется, не отводит взгляда, а Хейли кажется погружается в свои воспоминания.

Он был впечатлен ее острыми ключицами и тонкими запястьями, пытался рассмотреть татуировку, но пена для ванны мешала ему прочитать надпись.

Она могла тонуть в этой ванной и пролитой крови. Она ведь убила не только ведьм, Франческу, но и восьмерых ее же вида.

Он мог тонуть в ее глазах, что всегда смотрели на него чуть свысока. Гордая. Уверенна. Эгоистичная. Своенравная волчица.

В глазах он всегда видел грусть и желание уйти. Уйти в горы и обрести свободу.

У Хейли Маршалл было, есть и будет все, чего бы она ни пожелала.

Элайджа Майклсон позаботится об этом, а ее заботит только крики ведьм и багряная кровь, которой было испачкано ее лицо.

” На холмах проливаются слезы.”

“Крокодилов, заблудившихся по дороге.”

Хейли проливала слезы. Уже какой день. Именно такой ее и находит Клаус в комнате их дочери. Она ведь сама разгромила детскую и винить ей стоит только себя. Разве мать может бросить своего ребенка? Она улыбнулась, только единожды, когда услышала из уст Майклсона имя: — Ее имя Хоуп. Имя нашей дочери.

Она знает, что ее ребенок и вправду надежда этой семьи и даже если у них отняли эту надежду нужно верить. Верить и надеется.

Она была матерью, а стала монстром.

— Идем, волчонок.

— Куда мы идем, Клаус? Отвали от меня. Я желаю только выпить виски. Понимаешь, я увила восьмерых волков, Франческу и легче мне не стало. Только хуже, а алкоголь притупляет эту боль.

— Развлекаться.

Развлекаться, проливать кровь.

Ее тело напряжено, словно натянутая струна, которая может лопнуть в любую секунду и Хейли Маршалл уже какой день не смыкает глаз, пила алкоголь, проливает слезы и тонет в крови, ломает кости, раз за разом стонет от боли обращаясь в волчицу, только чтобы убежать.

Убежать от себя.

Убежать в горы.

Убежать, разрывать острыми зубами любого, кто встанет у нее на пути.

Убежать, чтобы быть свободной.

“Я сказала, что люблю тебя, так что я не должна быть одинока.”

Хейли шагает за Майклсном, опустила взгляд и смотрит на асфальт. Это лучше, чем смотреть ему в глаза. Его взгляд словно сжигает ее, но Клаус Майклсон ни в чем не обвиняет ее, ведь он не святой.

Разные?

Теперь она связана с ним дочерью.

Теперь они не могут быть одиноки, порознь.

Теперь их двое.

Две искалеченные души.

Теперь одиночество на двоих.

— Я же обещал тебе, что мы будем бороться с врагами, как семья.

А не такой уж и подонок, псих этот Клаус Майклсон, если желает поддержать ее, крепко держит за руку, словно говорит, что они вместе будут бороться с их внутренними демонами. Он ведь проходил через то, что сейчас проходит Хейли. Он терял контроль, вырезал деревни и тонул в крови. Ему было наплевать, потому что в те моменты внутренней монстр срывался с цепи и оказывался на свободе. Он мог убить любого, кто посмеет не так посмотреть на его, сказать что-то или испортить его одежду. Любого. Плевать кого, только бы подчинить внутреннего монстра себе и почувствовать свободу. Внутреннюю свободу, словно ты забрался на вершину горы и дышать вовсе не тяжело, а так легко и легкие заполняет такой необходимый кислород. Просто желал поддержать мать своего ребенка, но Хейли наплевать, убирает руку, идет вперед.