Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 143

Осень летом никогда не станет.

Закрыть глаза, отпустить и впустить в свое сердце осень.

Принять осень и то, что она разбита и предана.

*** Новый Орлеан. 2013 год. ***

Жаждать того, что не принадлежит тебе.

Все же Элайджа Майклсон и Кетрин Пирс схожи в любви.

На его коже огнем все еще пылает тот удар.Пощечина и взгляд Хейли Маршалл.

— Ты вернулся.

— Я вернулся.

— Не давай обещаний, которые не можешь сдержать. Добро пожаловать домой.

Гордая волчица разорвала его в клочья всего одним ударом по щеке.

Стоять,молчать, коснуться ладонью щеки.

Разгоряченный, словно Элайджа Майклсон вернулся с зоны боевых действий.

Разорвала в клочья его мужскую гордость. Элайджа Майклсон только посмотрел в ее карие глаза, отшатнулся, отвернул голову из-за неожиданного удара по его лицу.

Оставила свой след на его щеке.

В тот момент они объявили войну друг другу.

В любви ведь как на войне.

Объявили войну любви.

Сейчас он намерен воевать не только с ведьмами, помочь брату восстановить и завоевать город, подобрать брату нужные слова.

Сейчас он намерен воевать с любовью.

Хейли поступила с ним так, как бы не осмелилась поступить любая другая женщина в его жизни, даже Кетрин Пирс не решилась бы ударить его по лицу, даже, когда он выбрал не ее, а спасение. брата.

Кетрин Пирс ведь не последняя его любовь в его жизни, а ведь но желал, чтобы она стала его последней женщиной. Женщиной с которой он обретет покой. Женщина, которая всегда будет рядом, поддержит, обнимет и будет любить. Любить, так, как ни одна другая.

Кетрин Пирс не посмела бы ударить его по лицу, потому что знала, что так топчут мужскую. гордость, а может иногда мужчину и нужно награждать пощечиной, чтобы он очнулся, многое осознал и переосмыслил.

Кетрин Пирс бы не ударила по лицу, потому что она сразу вырывает сердца тем, кто посмел причинить ей боль. Впрочем, Элайджа Майклсон поступает так же.

Возможно, этот удар Хейли и вправду пробудил его, побудил сражаться за любовь и взять, то, что он желает.

Некоторые люди так влюбляются в свои страдания, что вновь находят их.

Люди влюбляются в свои страдания.

Люди ищут свои страдания и находят их.

Элайджа Майклсон влюблен.

Влюблен в свои страдания.

Влюблен в дерзкую и властную волчицу, которая уже оставила свои следы в его жизни.

Но, если бы в жизни Хейли Маршалл не было Элайджи Майклсона?

Он обещал, что у нее всегда будет выбор и нашел свои страдания в женщине, которая носит ребенка его брата.

Хейли Маршалл не принадлежит ни ему, ни Никлаусу.

Она могла освободиться от этого, но она стойкая и будет сражаться за своего ребенка до конца.

Ее будущей ребенок – часть ее души и сердца.

Элайджа Майклсон – ее любовь.

Разве стоит искать объяснения любви? Разве стоит искать оправдания любви?

Только с ним она в безопасности.

Хейли и так напугана : Клаусом, тем, что вскоре станет матерью, войной между вампирами и ведьмами, которая разразилась в городе.

Элайджа добор к ней, заботится и беспокоится за нее, переживает, готов разорвать любого, кто не так посмотрит на нее.

Она не могла не влюбиться.

Не мог отказаться от своих страданий.

Привык жертвовать собой ради других и страдать.

— Ты чуть не умерла. За тысячу лет не было случая, чтобы я так… испугался.

— Элайджа…

Каждый из них был бы пустым. Элайджа напуганный тем, что она могла умереть. Хейли тем, что нельзя поддаться чувствам.

Им не хватало бы того, что они составляли друг для друга. Они бы разрушились, не имея себя…

Хейли много думала о том, что было бы если бы она не тогда не переспала с Клаусом от выпитого алкоголя и желания?

Элайджа размышлял вечерами сидя в своей комнате о том, как бы его жизнь могла измениться, не прощал бы он миллионы раз своего брата. Мог бы он рассказать Хейли о том, что чувствует видя ее, как внутри его все вздрагивает, полыхает огнем. Мог бы он обрести покой с Катериной и никогда не встречать на своей пути дерзкую волчицу улыбка, которой сводит с ума. Нельзя. Нельзя чувствовать и любить. Он Клаус его брат, а кровные узы важны и у Элайджи Майклсона долг перед семьей.

Наплевать.

Хейли берет, что желает.

Элайджа всегда жаждал того, что не принадлежит ему.

Весь образ Элайджи Майклсона : его высокомерие, принципиальность, сила, статность первородного вампира кричат про абсурдность такого романа. Романа с женщиной, которая является матерью его племянницы. Пустышка ведь, на одну ночь, как думал его брат и Клаус забыл бы ее, если бы не беременность. Элайджа бы никому не позволил считать Хейли Маршалл пустышкой, женщиной для развлечения. Но он создал образ такого вампира, который демонстрирует власть одним взглядом, может убить и вытерев руки белоснежным платком двигаться дильше и влюбиться в волчицу без имени, дома, воспитания и ума, это логично?

У любви нет логики.

Нет логики, а Хейли Маршалл касается его губ и этот мужчина ее выбор. Только ее и теперь об этом будут знать.

Элайджа Майклсон ее.

Элайджа Майклсон желает только, чтобы Хейли была счастлива и он впускает в свою жизнь эту женщину. Впускает вместе с этим поцелуем.

Но сейчас это неважно. Хватит вопросов. Им нужны ответы.

Им нужно было разобраться в том, что это чувства взаимно и это чувства на двоих.

Этот поцелуй дал ответы на все вопросы.

Тлен – это прах, пыль ничего.

Это ведь ни к чему хорошему не приведет, но губы Хейли сладкие-сладкие на вкус и нет желание разрывать этот поцелуй. У Элайджи Майклсона только одно желание – узнать, каково это быть любим именно этой женщиной : вольной, своенравной, той, которая всегда добивается чего пожелает.

В Новом Орлеане война.

Вечная война.

Война, которая сопровождается криками и кровью.

Криками самого Никлауса Майклсона, которого превзошли ведьмы.

Кровью его новорожденной дочери и Хейли Маршалл, горло которой перерезала Моник.

Клаус Майклсон видел, как она задыхается, видел темно-алую кровь, которая струйной спускалась с нее тонкой шеи.

Она ушла.

Она умерла.

Ему сломали шею.

Шайка ведьм превзошла Клауса Майклсона.

Элайджа укушен, да и сперва ему кажется, что мертвая Хейли – это иллюзия, такая же иллюзия, как и испеченная кровью белоснежная рубашка .

— Она ушла.

Клаус говорит, а он не верит, только и смог, что упасть на колени перед братом, который

держал тело Хейли.

Она ушла и осталась только боль. Безграничная боль и слабость, с которой он не в силах бороться.

Проиграл.

Упал на колени в церкви перед ее трупом, коснулся волос и ему бы плакать, скорбеть, только слез нет.

Клаус говорит о том, что Элайджи нужна кровь и его укусили, но ему плевать, что будет с ним, он ведь первородный и переживет, а Хейли не пережила. Она мертва.

Мертва.

Перед глазами все расплывается и Элайджа касается ее лица, но видит не Хейли.

Горло перерезали Катерине.

Это она мертва : невинная и чистая крестьянка Катерина.

С тем, что отняли эту душу Элайджа Майклсон бы просто не смерился, не пережил бы этой утраты и отнимал бы жизни невинных в ответ.

Но в смерти Катерины и Хейли виноват один человек – Никлаус Майклсон.

Именно он заслуживает смерти, а не искупления.

Он может винить только своего брата.

Ему не хорошо, голова кругом сил нет, но война в самом разгаре и все, что может сделать

Элайджа это – кричать. Кричать, срывая голос, на брата, который сидел на ступеньках к алтарю.

Время еще есть.

У них отняли надежду.

Они теряют время, но должны остановить ритуал и спасти ребенка.

Молчать.

Вспомнить.

Сказать, как брат брату.

Клаус знает, что старший брат прав, но что он сейчас может сделать?

— Это была надежда нашей семьи, а теперь ее нет. Ты понимаешь? Я… впустил ее. Я впустил ее. А я не впускаю в свое сердце. Ты знал это, и ты забрал ее у меня. Она была нужна мне, и теперь я разбит.