Светлое будущее (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" - Страница 60

И снова в глаза в глаза учтиво:

— Знал бы… во многом иначе с тобой себя вел.

— Не переспал бы? — невольно грубо, с укором, c боязнью вышло, чувствуя, что все пошло уже куда-то не туда; чиркнул страх… потерять, оттолкнуть Его после всего своей глупостью и незрелостью. — Или жалости больше?

— Понимания, — ухмыльнулся добро, терпеливо. Обхватил рукой вдруг меня за шею и притянул к себе. Пылкий, ласковый поцелуй в губы — и, немного отстранившись, шепнул: — Ну что… продолжим, или на сегодня хватит?

Победно тотчас заулыбалась, рассмеялась счастливо я. Но вместо ответа — смело, запоем прилипла к его губам своими. Нагло повалила его на кровать — поддался, заливаясь радостным смехом. Его напор, немое веление — и забралась, села я сверху… Еще миг, его ловкость — и оба застонали от шальных, лишающих рассудка, ощущений и чувств…

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. «Кровавая вендетта»

Глава 35. Юбилей

(Н и к а)

Еще несколько недель кануло в Лету.

Пришли первые результаты повторных анализов, в том числе на гепатит, — пока отрицательно. Ждем срока очередной контрольной сдачи…

С Рожей… тоже все стало более-менее ясно. Мирашев, как и обещал, взялся основательно за его дело. Влив немалые средства, перевернул все с ног на голову. Так что вскоре… можно было надеяться, что суд, если и не вынесет оправдательный приговор на основании недостаточности улик для обвинения подсудимого, то влепит минимальный срок на щадящих условиях содержания.

На печаль, или на благо… виновных же во всей этой ситуации, кто стоял за этой подставой, пока так не отыскали. А значит… и моя тайна была в безопасности.

На встречу с Федей я так и не решилась, хотя и появилась тому возможность. Не смогла… духу не хватило, ведь, так или иначе, станет вопрос о том… нет, не то, что со мной произошло (он этого не знает… и, надеюсь, никогда не узнает). А вот кто и почему покровительствует нам, то эта тема разрывала его на части. Поначалу даже отказывался от непонятной, «якобы бескорыстной», помощи, но череда рассудительных бесед с адвокатом — и сдался, подчинился мой Рогожин — разум возобладал над его страхом и паникой. Не ради себя, а ради меня, оставшейся без присмотра, пошел на сделку, где сам обязался возвратить все затраченные средства на защиту, едва разморозят его капитал. Наивный… будто когда-нибудь нам будут по карману такие «золотые» услуги. Да и магазины его… давно уже истощены радетельной заботой некогда верного и добродушного партнера по бизнесу — Мазура. Странно, почему столь очевидный факт предательства Валентином Феди Мирон игнорировал, в том числе и нежелание помогать своему некогда товарищу в беде… Ведь ответ был на поверхности — кто во всем… этом виноват. Но, так или иначе, Мирашев верил в каких-то левых, непричастных к их кругу, врагов, конкурентов, которые «вдруг» захотели убрать соперников и на которых, вроде как, намекал в свое время, сердобольный, но ныне перепуганный (где-то пропавший) «братуха Мажа». И именно их он изничтожит, отомстив за нас с Рожей, за меня… едва появятся зацепки, выйдет на их след — и «поймает за я**а».

На меня же — хоть и обижался, что не признаюсь (поражаясь… что даже ради брата не соглашаюсь на вскрытие «непонятно с чего организовавшихся» тайн), но терпел… и добродушно принимал этот мой «за*б» вместе с остальными «б***скими тараканами» (и вновь цитата).

Конец июля, 2009 г.

Уже и перевалило за середину лета. В голове такой кавардак, что и не заметила… как резво добрались до этой точки. А там и Мирашев признался, что скоро, в начале августа, у него день рождения, а потому к печальным заботам прибавились еще и волнительные переживания о том, что бы ему такое подарить и как пережить тот массовый, сумасбродный сабантуй.

Ну а пока, если верить убеждениям Мирона, у меня появилась «благодатная» возможность отрепетировать столь «ужасное событие» (цитата его иронии надо мной относительно «беспочвенной паники», ибо «планы очень даже просты: насинячиться до реников и довести до оргазма свою Мальвину»). Тот еще… креативный, романтичный Буратино мне достался.

Так что… юбилей. Альберт Константинович Вольский, виновник торжества, которому стукнул… полтинник.

* * *

Едва мы вышли с Мироном из авто, как тут же, прямо на парковке, и встретил нас (весь при параде: дорогой темно-синий костюм, белая рубашка, расстегнутая на две пуговицы; золотая цепь изящного плетения, толщиною в палец, в довершение образа солидного дядьки) крупный мужчина средних лет. И пусть позади нас шли еще гости, он не особо спешил их приветствовать. А вот, едва увидал Мирашева, как тотчас кинулся навстречу, распахивая радушные, братские, теплые объятия.

Ответить взаимностью, выразить благодарность за приглашение и выступить с воодушевленной, от всего сердца, речью и вручить конверт с сертификатом, подтверждающем право собственности на, теперь уже его личные, «метр на два» с прилегающим участком в элитном месте на (закрытом с недавних пор для захоронений) не менее престижном, нежели сам «награждаемый», городском кладбище…

Загоготал Альберт Константинович, вчитавшись в строки:

— Мирашев, блядь! — весело вскрикнул, заметав лихорадочно взор то на Миру, то обратно на документ. — Ты, как всегда, храбрый и веселый!

Гыгыкнул Мирон:

— А че ж грустить?! Все ж там будем…

— Так ты ж бессмертный, — внезапно послышалось где-то из-за спины юбиляра. Шаги ближе — не обозналась я: Майоров… да не один, с ее величеством Алисой…

Молчаливое кивание головой (ее, мое) — в знак приветствия. Мужчины же — радостно пожали друг другу руки и обнялись, похлопав по плечу.

— О! Косой, и ты здесь?! — ликующе, искренне удивившись, крикнул, отозвался неожиданно Вольский, роняя кому-то позади нас.

— Ну так? — ехидное. Будто кто шандарахнул меня тысячью вольт, передернуло на месте. Обмерла, оцепенела от знакомых нот.

— А Валю где потерял? Опять, что ль, тот в запой ушел без нас? Или на Канары урвал с какой-нибудь новой прошмандевкой?

Заржал его собеседник — не решаюсь обернуться. Сердце нещадно заколотилось, предчувствуя недоброе.

— Да я че ему… нянька? Где-то шляется. На мороз упал. Может, куш сорвал — пока не профестивалит все, не успокоится.

Загоготал тотчас народ… в том числе и мой Мирон.

Молнией прошибло, пронзая, цепляя каждую мою клетку; перехватило дыхание. Сжалась я от жути. Разворот — взор в лицо Изуверу.

— Ник, ты че? — в удивлении уставился на меня Мирашев, вперился в ужасом распятое лицо, в очи — где бликом билось эхо смерти.

Серой пеленой вмиг заслонило мои глаза, по щекам потекли слезы.

Обомлел и «гость».

— Ника, блядь! — отдернул меня вдруг Мирон за локоть. Побелел, не менее моего.

Резвый разворот — взгляд на ублюдка, и снова мне в очи:

— Это он, да?! — деспотичное, громыханием.

Вдруг шум, шорох.

Кинулся бежать этот сукин сын. Будто кто кислотой обдал Мирашева. Вырывал свою руку из моей — и следом рванул за ним. По инерции мои шаги вдогонку, но мгновение — и обмерла я, как и Мирон, на стоянке, застыли ни с чем: умчал этот ублюдок от него, от нас — живо прыгнул за руль своей тачки — и по газам, долой. Торопливо стерла я слезы (невольно размазывая тушь) — и пошагала в своему защитнику, желая прикипеть, спрятаться за ним, осознавая внезапно… как близко к своим неистовым врагам оказалась… Дико взревел, завопил Мирашев, сдирая эмоции ладонями с лица:

— Сука! ВСЕ РАВНО ЧЕТВЕРТУЮ!

Бешенный, полный ярости взгляд около. Лицо его переменилось до неузнаваемости.

Кровожадность разразилась бесовским плясом в глазах.

— МАЙОР!

Тотчас шаги позади меня — обернулась. Еще немного — и поравнялся рядом. Молчит, ждет указ Виктор.

— Ее… — кивнул головой на меня Мирон, не роняя взор, — под твою ответственность. Пусть только хоть одна Сука к ней приблизится — стреляй не глядя. МАЗУР!