Светлое будущее (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" - Страница 15

— Мирашев… — от обиды поджала губы я. — Ты вообще бываешь серьезным?

— Да, — уверенно, — когда шутки сочиняю.

Нервно цыкнула я, закатив глаза под лоб. Шумный вздох. Отвернулась.

— Да ладно тебе, — смеется. Придвинулся враз ко мне ближе, вплотную, отчего в испуге я резво обернулась. Чувствую его дыхание. Молчу. Дрожь волной прошлась по всему телу. — Я че… сам себе враг? — рассмеялся внезапно. А в очах так и заплясали черти, отрицая любую адекватность.

Нервически сглотнула я слюну. Чувствую, что задыхаюсь. Но не от помеси табака и алкоголя. Нет. Нечто иное сейчас обволакивало, дурманило меня — …разума, чувства самосохранения и гордости лишая.

Едва осознанная попытка моя отстоять жалкие, последние капли чести, трезвости:

— Судя по всему… тот еще смертник.

— Я бессмертный, — ядовито-деспотическое. Взгляд скатился к моим губам. Очередная волна жара обдала меня сполна, взрываясь необычными, приятными ощущениями внизу живота. — Ну ты… хоть не сильно в обиде на меня? — неожиданно продолжил.

— За что? — от удивления вздрогнула я. Не сразу поняла, собрала осколки былых мыслей, нащупала нить разговора, которую уже так ловко-неловко потеряла… уступая обстоятельствам.

— За то, что… было, — тихо. — Я там… немного все же… перегнул палку, — нервический смех, сдержано.

— Немного? — неосознанно визгом вырвалось из меня. Отстранилась от него чуть в сторону, до расстояния приличия, дабы дышать свободнее.

Ухмыльнулся, но без особой радости, Мирашев:

— Ну-у, — врастяжку. Взор оторвал от меня, поплыл им около. — Ты тоже там… подлила масла в огонь. — Немного помолчав, хмыкнул внезапно. Резко уставился мне в очи (отвечаю участием): — Давно меня так… никто не бесил. Вот и сорвался… чуток.

— Чуток? — язвлю, а сама утопаю в шоке: и хоть мечталось и надеялось, но до конца никак не верила, что нечто подобное от него возможно.

Проигнорировал:

— Я всего-то хотел… немного покатать тебя по городу. Максимум — в кафе, на обед сводить.

— Зачем? — искренне еще больше изумилась.

— Ну… — пристыжено рассмеялся. Пожал плечами. — Зачем?.. — задумчиво. Отвел глаза в сторону. — Так… подразнить немного и… расслабить. Зажатая ты какая-то сильно была.

— Так не без повода, — невольно злобно вышло.

— Понимаю, — резво, с некой грубостью в ответ. Глаза в глаза: — Но это не причина… прогибаться и хоронить себя заживо. Таких уродов… — кивнул головой куда-то в сторону, — знаешь сколько еще по жизни будет? Не так, так иначе по хребту надают. Тут главное — не сломаться, а в остальном — похуй. Вся эта слепая предвзятость, слабость, трусость — они ни к чему. Толка ноль — только хуже. Даже если отхуярили так, что уже не встать, — ползи. И ты сама это (где-то внутри себя) знаешь. Видел.

— Мира! — внезапно крикнул из-за стола Валик.

Злобный, недовольный взор на товарища:

— Че, блядь?! — Мирашев.

— Хватит там по ушам ездить. Иди сюда!

— Я занят! — раздраженное. Отвернулся — взгляд вновь вперил в меня: — То, что ты там творила… по морде бы тебе, конечно, за такое съездить, и то — это как минимум. Но… нельзя не отдать должное: от такой безрассудной храбрости даже я охуел. Как для бабы, — короткая пауза, видимо, подбирая слова. Продолжил: — зачетно, молодец. Так за свою честь стоять надо… а не вон, — кивнул в сторону стола — не договорил, смолчал учтиво. Но я и так поняла…

— Да хватит пиздеть, я серьезно! — и снова громкое, назойливое, гневное Мазурова. — Сюда иди! Пацан вон тему хорошую задвигает! Зацени!

Взор на оратора, на меня. Ухмыльнулся Мирон:

— Ну пошли… глянем, а то ж… заебет, паскуда. Хуже меня, когда за воротник зальет.

Глава 8. Фестиваль радуги. Или просто «чупа»

— Да хватит пиздеть, я серьезно! — и снова громкое, назойливое, гневное Мазурова. — Сюда иди! Пацан вон тему хорошую задвигает! Зацени!

Взор на оратора, на меня. Ухмыльнулся Мирон:

— Ну пошли… глянем, а то ж… за*бет, паскуда. Хуже меня, когда за воротник зальет.

Встает Мирашев — поддаюсь и я. Шаги к столу…

— А ну быстро подвинулись! — гаркнул на парней, мужчин, что теснились рядом с Валиком (Ритку трогать не рискнул).

— Широкий стал? — загоготали те, но подчинились.

Кивнул Мира на меня:

— Присаживайся.

Заливаясь смущением, поддаюсь, следую указу. Залез, расселся подле меня и Мирон. Язвительный, насмешливый, хотя не без интереса, взгляд обрушил на Валентина:

— Ну че там? Удиви.

— Вот, — в момент протянул тот ему салфетку, на которой синей пастой была начерчена какая-то схема, по десять раз перерисованная, исправленная; наведенные в сотый раз по-новому стрелочки: что кто куда… так сходу и не поймешь. Да и нет желания разбираться, вникать. Отворачиваюсь.

— Короче, тут такой замут… — слышу сквозь гул доносящийся голос Мазура…

Взором кружу по столу:

— Та-ак… А где там моя тарелка, можете передать?

— А чаво б и не? — съязвил один из гостей. — Лови! — дерзкий замах, отчего невольно взвизгнула я, но тотчас захохотала, давясь смущением из-за своей невольной наивности и нелепого страха.

— Та че я… дурак, что ли? — гогочет тот.

— Да я… то так, — махнула рукой, уже окончательно краснея. — Спасибо…

Еще один прицел — и выбрала себе интересный вариант, салат, который еще не успела попробовать.

— Слушай, — внезапно кто-то вскрикнул рядом. Смелое движение, напором — и едва ли не сверху навалился на меня, опершись на плечо. Метнул на него недовольный взгляд Мирашев, но тут же отвернулся — не желая терять мысли относительно того, что ему все еще втесывал Валентин. Продолжил мой собеседник: — А попробуй вот этот бутер! Я сам готовил! Лично!

Скривилась я от удивления… и недоверия. Округлила очи:

— А он че, один? А где остальные? — забегала я взглядом (уж больно странная серо-зеленая жижа сверху намазана). — Сил не хватило долепить?

Ухмыльнулся:

— Да вон те хорошо приложились, и я не побрезговал. Ну так че? — молитвой мне в очи. Морально так и нависает, давит на меня.

— А почему именно я? — все еще не могу втолковать. Может, и предвзято отношусь, но чует моя «опа»: не спроста это всё, что-то неладное в этом есть. Хотя… а вдруг, реально человека накрыло? Похвастаться хочет. А откажусь — обижу сильно…

— Да эти… — выпалил, махнув рукой в сторону, поспешно отвечая, — обожрались уже — не лезет, а те, — кивнул головой в дальний угол стола, — кроме водяры… ниче другого не признают. Ну? — и снова тычет мне в рот.

— А че там? — все еще торможу, сражаюсь отчаянно, цепляюсь из последних сил, выискивая возможность отказаться. — Майонез?

— Да его там бадыль! Приправа в основном, разная; рыба… но она о**енная, без косточек! Филе! Ешь! Понравится, не пожалеешь!

Скривилась горестно:

— Чет запах какой-то странный…

— То кориандр!

Поморщилась невольно. Черт… знать бы еще на вкус этот его «кориандр», если так же воняет — то ну его сразу!

— Да ладно, — отчаянно отодвигаю его руку, но тот непреклонен — вот-вот свалиться мне уже все это на кофту. Морщусь от раздражения, злости. — Я так… уже тоже многое не съем, а тут батон.

— Черт! — гневно. — Ну хочешь… слижи! Не ешь батон! Главное — начинка, верхний слой! Уваж! Я же старался! — щенячий взор, нытика причитание.

Шумный вздох — сдаюсь.

Но только хочу взять, как тотчас отдергивается этот упрямый, назойливый типок — не дает:

— Не, из моих рук! — игривое; счастливое.

Едва делаю укус — как едва ли не силой по самую глотку запихивает. Откусываю невольно, жую, периодически прокашливаясь.

Кривлюсь, не могу понять — чет… совсем не того…

Еще немного — и глотнуть. И снова морщусь.

— Во! Спасибо! Умница! Ну как?! — радушно, и аж глаза заблестели.

Лживо, криво улыбаюсь:

— Ну… так себе, — не охота и обидеть, но жуть жуткая… Не дай бог еще раз доведется.

И вновь злобный взор Мирашева на моего незваного «ухажера»: