Я в любовь нашу верю...(СИ) - "Selia Meddocs" - Страница 99

Офицер, поколебавшись, кивнул:

— Да, хотя я покинул Венеру еще несмышленым ребенком. И эту любовь не искоренить, даже несмотря на то, что Луна стала для меня вторым домом. И глядя на вас, Минория, я вспоминаю полузабытые картины из детства. Наш дом, небольшой пруд… Вы — символ прошлого, настоящего и будущего Венеры. И все, кто волей судьбы покинул нашу укрытую облаками планету, верят в вас так же свято, как и я.

— Ваши слова греют мне сердце, — призналась принцесса, грустно улыбнувшись. — Но иные обязанности отвлекают меня от долга перед Венерой…

— Долг перед королевой Селеной, приютившей вас?

— Не совсем так, Адонис, — ответила девушка. — Все гораздо сложнее, чем кажется. Серенити… Она мне как сестра, я люблю ее всем сердцем, оттого и поклялась защищать ее. Поэтому собственные соображения зачастую меркнут перед этим чувством.

Офицер чуть крепче сжал ладонь принцессы:

— Но ведь так не будет вечно!..

Минория удивленно воззрилась на него, а затем потупила взор, ответив:

— Когда Серенити станет женой Эндимиона, она больше не будет нуждаться в нашей защите. Принц Терры даст ей все, что необходимо — любовь, защиту… и даже больше. И тогда мы станем свободными и получим шанс распоряжаться своими жизнями по личному усмотрению.

«Только хочу ли я этого?» — добавила принцесса про себя, решив, что и так рассказала Адонису слишком много. Он же ничего не ответив, все так же продолжая вести Минорию в танце, наслаждаясь ее близостью. Сладким сном наяву, который не хотелось прерывать…

А в это время Берилл сидела в своей комнате, преклонив колени у небольшого алтаря. Перед ней стоял сосуд, наполненный травами, растертыми в порошок и смешанными с серой. Всего две свечи освещали помещение, отбрасывая тени на сосредоточенное бледное лицо молодой женщины. Немигающим взором она смотрела на каменный алтарь, размышляя над тем, стоит ли остановиться, пока еще не поздно, или же завершить ритуал. Внутри нее словно спорили свет и тьма. «Остановись!» — кричала ее светлая сторона. «Действуй…» — соблазняюще нашептывала тьма. И этот шепот был громче криков рассудка.

Перед внутренним взором Берилл встало волевое лицо Эндимиона, и сердце землянки болезненно сжалось. Вспомнив его слова, ранившие ее душу, вспомнив идеальную до оскомины Серенити, которую молодая женщина ненавидела всем своим существом в той же степени, что и любила принца, Берилл приняла окончательное решение.

Взяв с алтаря острый серебряный кинжал, она полоснула себя по ладони и, зашипев от боли, сжала раненную руку в кулак и занесла ее над сосудом с травами и серой. Зажмурившись, молодая женщина срывающимся голосом произнесла темное заклинание, некогда выменянное у темного странствующего мага в обмен на несколько золотых монет. Кровь рубиновыми каплями капала в сосуд, смешиваясь с его содержимым, а Берилл, как одержимая, повторяла темные слова раз за разом, качаясь, словно в трансе. Сначала хриплым шепотом, потом все громче и громче, пока не сорвалась на крик. Ей повезло, что в коридорах не было стражи — все либо стояли вокруг дворца, либо на входе в бальный зал, охраняя покой танцующих людей.

Порыв ветра, ворвавшегося в покои Берилл, распахнул со стуком окно и взметнул волосы молодой женщины. Это привело ее в чувство, и землянка резво вскочила на ноги, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Кровоточащую ладонь она спрятала в складках платья, сжав до боли тонкую ткань.

— Чего ты хочешь от меня, женщина? — раздался слабый, но от этого не менее устрашающий голос. Он исходил из сосуда, который теперь светился, переливаясь темно-синим и черным. И из этого колышущегося мрака на Берилл мрачно смотрели два глаза-уголька.

От страха сердце землянки ушло в пятки. Она полагала, что знает, кто именно явится на зов, но все равно была напугана. Но, тем не менее, взяв себя в руки, молодая женщина ответила:

— Мое имя Берилл, повелитель Металия. И я призвала тебя сюда, так как отчаянно жажду твоей помощи.

— Помощи? — пророкотал темный дух. — Не к тому обращаешься, женщина! Я — зло!

— Но у меня есть, что предложить тебе! — в отчаянии вскричала она, понимая, что Металия может ускользнуть. — Я отдаю всю себя — душу, тело, энергию — тебе, о повелитель!

— Себя? — пророкотал дух зла, и его глаза-угольки засветились еще ярче. — Щедрый дар, но все же недостаточно.

— Все, что пожелаешь! Я дам все! Даю клятву! — умоляюще произнесла Берилл, вновь падая на колени перед сосудом.

— Что же ты хочешь, женщина, раз идешь на такие жертвы?

— Я хочу, чтобы принц Эндимион полюбил меня! — выпалила землянка, судорожно прижав ладони к груди.

— Любовь… — недовольно протянул Металия. — Человеческая слабость, из-за которой гибнут империи и цивилизации. Как же предсказуемо!

— Прошу… — одними губами прошептала Берилл, вперив полный мольбы взор в сосуд с Металией.

— Да будет так, я помогу тебе! Но ты заплатишь слишком дорогую цену, женщина! — произнес дух зла. — Я слаб после войны, и ты знаешь об этом. Тебе предстоит вернуть мне былую мощь и собрать новую армию. Тогда — и только тогда — Эндимион будет в твоих руках. Готова ли ты к этому?

Берилл кивнула. Теперь в ее сердце не было ни капли сомнения.

— Да будет так!

Металия взвился над сосудом темным облачком и толчком проник в грудь землянки. Та, слабо вскрикнув, повалилась на пол, дергаясь в конвульсиях. Боль ослепила ее, лишив рассудка, нутро горело, словно охваченное пламенем. Это миазмы зла прорастали в ней, укореняя Металию в теле Берилл. Он впитывал в себя ее энергию, пожирал ее душу, отравляя все то добро, что оставалось в молодой женщине.

Вместе с тем неуловимо менялась ее внешность. Глаза, некогда карие, приобрели бордовый оттенок, уши заострились, как и клыки. Кожа стала мертвенно бледной, и в обрамлении темно-красных волос она казалась прозрачной, словно вылепленной из воска.

Но вот Берилл успокоилась, и ее тело обмякло. Впрочем, она тут же поднялась и медленным шагом прошествовала к зеркалу, глядя остекленевшим взглядом. На молодую женщину смотрело ее новое лицо, а когда она открыла рот, раздался голос Металии:

— Теперь ты мое земное воплощение, королева Берилл. Помни же, что обещала! Хоть ты отныне и королева, но все равно моя раба.

— Я выполню все, — ответила землянка чужим, холодным голосом.

— Не подведи, — последовал ответ.

От Берилл отделилось темное облако, значительно увеличившееся в размерах, и вылетело через окно, растворившись в ночи, оставив новоиспеченную темную королеву в одиночестве. Та долго глядела на свое отражение, а затем положила ладонь на гладкую поверхность. Посеребренное стекло тут же пошло трещинами, а затем и вовсе со звоном осыпалось к ногам женщины, многократно отразив в осколках бледное лицо женщины.

— Ты все равно будешь моим, Эндимион. Это вопрос времени, — произнесла в пустоту Берилл и рассмеялась — холодно, зло. И ночь поглотила ее, приняв в свои объятия. У темной королевы было немало планов на нее.

Минория не сразу поняла, что произошло. В одно мгновение она танцевала с Адонисом, а в другой момент услышала оглушающий звон, почувствовала пронизывающий холод. Венерианец повалил принцессу на пол, прикрыв ее своим телом, и она лежала, не имея возможности пошевелиться. Вокруг нее была суета, паника, люди кричали, раздавался топот ног. Кто-то пробежал совсем близко, наступив на ее волосы. Свистел ветер, вспыхивали какие-то огни, похожие на вспышки молний.

— Адонис? — проговорила она, уперевшись свободной рукой в плечо офицера, пытаясь хоть немного освободиться. Тот, открыв глаза, простонал:

— Вы целы, принцесса?

— Да, но… Что это было?

— Не знаю… Моя спина… — венерианец сморщился от боли и побледнел.

Дочь Астарты открыла было рот, чтобы засыпать Адониса вопросами, как услышала над собой бархатный баритон Кунсайта:

— Минория? Хвала небу, ты цела! — неприкрытое волнение сквозило в его голосе, и от этого генерал даже позволил себе перейти с принцессой на «ты».