Разыскания истины - Мальбранш Николай - Страница 68

Все же, если принять во внимание, что растения, получающие питательные соки от своей матери, гораздо больше походят на нее, чем те, которые выходят из зерна; например тюльпаны, выходящие из луковиц, будут того же цвета, как мать их, а те, которые выходят из зерен, почти всегда весьма отличаются от нее, — то нельзя

165

сомневаться, что, если общение матери с плодом не безусловно необходимо для того, чтобы он принадлежал к тому же виду, оно всегда необходимо для того, чтобы плод был совершенно похожим на нее.

Стало быть, хотя Бог и предвидел также, что это общение мозга матери с мозгом ребенка ее и может иногда причинить смерть зародыша или произвести уродов вследствие расстройства воображения матери, однако это общение настолько удивительно и столь необходимо в силу оснований, высказанных мною, и в силу многих других, которые я мог бы еще привести, что предвидение этих неудобств не могло помешать Богу осуществить свое намерение. Можно сказать, в известном смысле, что Бог не имел намерения произвести уродов; ибо мне кажется очевидным, что, если бы Бог создал только одно животное. Он никогда не создал бы его уродливым. Но, имея намерение произвести достойное удивления творение путями самыми простыми и связать всех своих тварей одних с другими, Он предвидел известные явления, которые необходимо воспоследуют из порядка и природы вещей, и это не отвратило Его от Его намерения. Ибо хотя урод сам по себе есть творение несовершенное, но, если его рассматривать в связи с остальными тварями, он не делает мира несовершенным или недостойным мудрости Творца.

Однако мы уже в достаточной степени выяснили, какое влияние может оказывать воображение матери на тело ее ребенка. Теперь нам предстоит исследовать влияние материнского воображения на разум ребенка и таким образом проследить в самом их возникновении первоначальные, искажения разума и воли людской, что и составляет главную нашу цель.

IV. Нам уже известно, что отпечатки в мозгу сопровождаются чувствами и идеями души, а эмоции жизненных духов в теле не могут произойти без соответствующих им движений в душе; словом, все страсти и все телесные чувства сопровождаются действительными душевными чувствами и страстями. Так как теперь, согласно нашему первому предположению, отпечатки в мозгу матерей и движения их жизненных духов сообщаются их детям, то в душе последних возникают те же чувства и те же страсти, которые волнуют их матерей, и, следовательно, их сердце и разум извращаются всевозможными способами.

Если встречается много детей, имеющих на лице родимые пятна или следы идеи, поразившей их мать, несмотря на то что фибры кожи оказывают гораздо больше сопротивления движению духов, чем мягкие части мозга, и несмотря на то что жизненные духи гораздо медленнее движутся около кожи, чем в мозгу, то тем более иы не имеем основания сомневаться в том, что жизненные духи матери производят в мозгу их детей многочисленные отпечатки их извращенных эмоций. Поэтому если глубокие отпечатки в мозгу и соответствующие им эмоции духов удерживаются надолго и иногда

166

даже на всю жизнь, то, очевидно, так как нет ни одной женщины, которая не имела бы какой-нибудь слабости и которую во время ее беременности не волновала какая-нибудь страсть, найдется очень немного таких детей, у которых разум не был бы в каком-нибудь отношении извращен и которые не имели бы какой-нибудь преобладающей страсти.

Мы имеем слишком много примеров, подтверждающих сказанное, и всем известно, что есть целые семьи, члены которых страдают сильными недостатками воображения, унаследованными ими от своих родителей; но здесь нет необходимости специально приводить примеры. Напротив, более уместно в утешение некоторым лицам указать, что если недостатки родителей не являются естественными или свойственными природе человека, то следы и отпечатки в мозгу детей, происшедшие благодаря им, могут сгладиться со временем.

Все же не мешает привести здесь в пример короля английского Иакова, о котором говорит кавалер Д'Игби (D'lgby) в изданной им книге «Poudre de Sympathie». Он уверяет в этой книге, что во время беременности Марии Стюарт королем Иаковом, когда некоторые шотландские вельможи вошли в ее комнату и убили в ее присутствии ее секретаря, итальянца, несмотря на то что она бросилась между ними с целью помешать им, — при этом сама принцесса получила легкие ранения — ужас, охвативший ее, произвел такое сильное впечатление на ее воображение, что сообщился ребенку, которого носила она в себе; вследствие этого сын ее, король Иаков, всю свою жизнь не мог видеть обнаженной шпаги. Д'Игби говорит далее, что испытал это на самом себе, при своем производстве в кавалеры:

государь должен был прикоснуться шпагой к его плечу, но он протянул руку со шпагой прямо к лицу и поранил бы его, если бы кто-то не направил шпаги, куда следовало. Примеров подобного рода, впрочем, так много, что совершенно бесполезно разыскивать их у писателей. Мы не думаем, чтобы кто-либо стал оспаривать это; ведь, наконец, единственная причина того, что множество людей не выносят вида крысы, мыши, кошки, лягушки, а особенно пресмыкающихся животных, как например змей и ужей, — тот ужас, который испытали их матери при виде этих животных во время своей беременности.

V. Я особенно желал бы обратить внимание читателя на то, что, по всей вероятности, люди сохраняют еще и поныне в своем мозгу отпечатки и впечатления своих прародителей. Ибо подобно тому как животные производят себе подобных, имеющих в мозгу своем те же самые отпечатки, в силу чего животные одного вида имеют одни и те же симпатии и антипатии и совершают одни и те же действия в одних и тех же случаях, так точно наши прародители после их грехопадения получили столь сильные отпечатки и столь глубокие впечатления от воздействия чувственных предметов, что легко могли передать их детям. Таким образом, сильная привязанность к чувственным вещам, какую мы имеем уже во чреве матери,

167

и великое удаление наше от Бога, в этом состоянии могут быть отчасти объяснены только что сказанным.

Ибо если, согласно установленному порядку природы, все душевные состояния неизбежно должны соответствовать отпечаткам в мозгу, то, можно сказать, уже со времени зачатия мы во грехе и заражены испорченностью наших родителей, потому что уже с этого времени мы сильно привязаны к чувственным удовольствиям. Нося в своем мозгу отпечатки, подобные отпечаткам в мозгу у лиц, давших нам жизнь, мы необходимо должны обладать теми же самыми страстями и наклонностями, имеющими отношение к чувственным предметам.

Итак, мы необходимо рождаемся в вожделении и первородном грехе.' Мы должны родиться в вожделении, раз вожделение есть не что иное, как естественное действие, какое отпечатки в мозгу должны произвести на разум, чтобы приохотить его к чувственным вещам; мы должны родиться в первородном грехе, раз первородный грех есть не что иное, как победа и власть вожделения над разумом и сердцем ребенка.2 По всей вероятности, власть вожделения или победа его над разумом и есть то, что в детях называется первородным грехом, а в людях взрослых — грехом действительным.

VI. Однако, как кажется, из положений, установленных мною, можно было бы вывести противоречащее опыту заключение, что мать всегда должна сообщать своему ребенку привычки и наклонности, подобные тем, какие она имеет, сравнительную легкость к представлению и изучению того, что она знает: ибо все это, как было сказано, зависит лишь от отпечатков и впечатлений в мозгу. Несомненно ведь, что отпечатки и впечатления в мозгу матери передаются детям. Этот факт был доказан приведенными выше примерами из жизни людей, а еще более подтверждается он примерами, заимствованными из царства животных, мозг детенышей которых имеет те же отпечатки, что и мозг животных, родителей их; ведь поэтому-то все животные одного вида имеют одинаковый голос, одним и тем же образом двигают своими членами и, наконец, прибегают к одним и тем же уловкам при ловле добычи или при защите от врагов. Отсюда же должно следовать, что раз все отпечатки в мозгу матерей запечатлеваются также в мозгу детей, то дети должны рождаться с теми же привычками и качествами, какие имеют их матери, и даже сохранять их, обыкновенно, в течение всей жизни, потому что привычки, приобретенные с самой ранней юности, сохраняются дольше всех других; это, однако, противоречит опыту.