Разыскания истины - Мальбранш Николай - Страница 47

99

них, и этого знания ей было бы недостаточно, чтобы решить, способны ли окружающие нас тела нарушить или поддержать экономию нашего тела; но она чувствует, как ее затрагивают ощущения существенно различные, которые, точно указывая, как относятся качества предметов к ее телу, заставляют ее очень ясно чувствовать, могут ли эти предметы повредить ей.

Далее, следует заметить, что если бы душа воспринимала лишь то, что происходит в ее руке во время ожога, если бы она видела в этом только движение и разъединение некоторых фибр, то это нимало не обеспокоило бы ее, и даже иногда из прихоти или каприза она могла бы находить в этом некоторое удовлетворение, как те причудники, которые не останавливаются ни перед чем в своих увлечениях и кутежах.

Или же, подобно тому как узник не только не станет беспокоиться, видя, как рушатся стены, в которых он заключен, но даже будет радоваться этому в надежде на скорое освобождение, — так и если мы при ожоге или каком-нибудь другом повреждении станем замечать только разъединение частиц нашего тела, то вскоре можем убедить себя, что наше счастье состоит не в том, чтобы быть заключенным в теле, мешающем нам наслаждаться тем, что должно сделать нас счастливыми, и, следовательно, мы будем радоваться при виде, как оно уничтожается.

Велика, следовательно, была мудрость Того, Кто, установив связь между нашею душою и телом, повелел нам чувствовать боль, когда в теле происходит изменение, способное повредить ему; например, если иголка входит в тело или огонь отделяет от него некоторые частицы, и повелел испытывать ощущение приятности или приятную теплоту, когда эти движения умеренны, и мы не замечаем того, что в действительности происходит в нашем теле, ни движений этих фибр, о которых идет речь.

Во-первых, чувствуя страдание и удовольствие, между которыми существует гораздо большее различие, чем по степени, мы различаем с большею легкостью предметы, вызывающие их; во-вторых, этим путем мы скорее всего узнаем, должны ли мы сблизиться с телами, окружающими нас, или отдалиться от них, и этот способ познания менее поглощает способность разума, созданного лишь для Бога; и наконец, так как страдание и удовольствие, будучи модификациями нашей души, испытываются ею как относящиеся к ее телу и затрагивают ее гораздо более, чем познание движения каких-нибудь фибр, принадлежащих телу, то это заставляет душу гораздо больше озабочиваться ими и создает более тесное единение между тою и другою половиною человека. Итак, из всего этого очевидно, что чувства нам даны лишь ради поддержания нашего тела, а не для того, чтобы открыть нам истину.

То, что было сказано об ощущении приятности и о страдании относится ко всем вообще ощущениям, как это будет видно еще лучше далее. Мы предпочли начать с этих двух чувств, а не с

100

других, потому что они более сильны и на них нагляднее можно показать то, что мы хотели сказать.

Теперь очень легко показать, что мы впадаем в бесчисленные заблуждения касательно света и вообще касательно всех чувственных свойств, как-то: тепла, холода, запаха, вкуса, звука, боли и ощущения приятности, — и если бы я захотел остановиться над исследованием, в частности, всех заблуждений, в какие мы впадаем относительно всех объектов наших чувств, то целые годы ушли бы на подробное изложение их, потому что они почти бесчисленны. Итак, будет достаточно, если мы скажем о них в общем.

Почти во всех ощущениях есть четыре различных акта, которые смешивают, потому что они совершаются все вместе и как бы в один момент. В этом лежит начало всех других обманов наших чувств.

VI. Первый акт есть воздействие предмета, т. е. ощущение теплоты, например движение и удары мельчайших частиц дерева о фибры руки.

Второй — состояние органа чувства, т. е. колебание фибр руки, причиненное колебанием частиц огня, — колебание, которое передается мозгу, потому что иначе душа ничего не почувствовала бы.

Третий — состояние, ощущение или восприятие души, т. е. то, что чувствует каждый, стоя у огня.

Четвертый — суждение души, утверждающее, что ощущаемое ею находится в ее владении. Это суждение непроизвольное, или, вернее, оно есть лишь сложное ощущение; но это ощущение или это непроизвольное суждение почти всегда сопровождается другим суждением произвольным, которое душа уже настолько привыкла совершать, что почти не может удержаться от него.

Вот четыре весьма различных, как это можно видеть, акта, которые, однако, обычно не различаются и которые смешивают, вследствие тесной связи между душою и телом, препятствующей нам разграничивать свойства материи от свойств духа.

Легко, однако, видеть, что из этих четырех актов, совершающихся в нас, когда мы ощущаем какой-нибудь предмет, первые два принадлежат телу, а два других могут принадлежать только душе;

легко видеть, если мы, как я это предположил, хоть немного поразмыслим о природе души и тела; но объяснить все эти акты нужно порознь.

101

ГЛАВА XI

I. О заблуждении, в какое мы впадаем относительно воздействия предметов на внешние органы наших чувств. — II. Причина этого заблуждения. — III. Возражение и опровержение его.

В этой главе и в трех следующих мы будем говорить об этих четырех актах, которые, как мы только что упомянули, смешиваются между собой и считаются за одно простое ощущение; мы объясним лишь в общих чертах заблуждения, в какие мы впадаем, потому что если бы мы и пожелали вдаться в подробности, то мы никогда не были бы в состоянии выполнить это. Мы надеемся, однако, что нам удастся дать читателю возможность открыть с наивозможно меньшим трудом все те заблуждения, в какие могут ввести нас чувства; но для этого мы просим читателей серьезно поразмыслить как над следующими главами, так и над той, к чтению которой они сейчас приступят.

I. Первый из тех актов, которые мы обычно не различаем в каждом из наших ощущений, есть воздействие предметов на внешние органы нашего тела. Известно, что почти никогда не делается различия между ощущением души и этим воздействием предметов;

это не нуждается в подтверждении. Почти все люди воображают, что, например, тепло, которое они ощущают, находится в огне, причиняющем его; свет — в воздухе, цвета — в окрашенных предметах. Они не думают о движениях тех неощутимых тел, которые вызывают эти чувства или, вернее, сопровождают их.

II. Правда, люди не утверждают, что боль находится в игле, которою они укололись, хотя они вполне допускают, что жар находится в огне; это происходит потому, что игла и ее действие видимы, а маленьких частиц дерева, вылетающих из огня, и их прикосновения к нашим рукам мы не видим. Не видя ничего, что прикасалось бы к нашим рукам, когда мы греемся у огня, но ощущая в них теплоту, мы, естественно, решаем, что эта теплота находится в огне, так как ничего иного мы не видим.

Стало быть, обыкновенно, мы действительно приписываем свои ощущения предметам, когда причины этих ощущений нам неизвестны; и из того, что боль и щекотание появляются вместе с чувственными телами, как например с иглой и пером, которые мы видим и к которым прикасаемся, мы не решаем еще, что ничего подобного этим ощущениям нет в предметах, вызвавших их в нас.

III. Правда, это не мешает нам все же думать, что ожог находится не в огне, а только в руке, хотя причиною его будут те же частички дерева, как и причиною теплоты, которую мы, однако, приписываем огню; но дело в том, что ожог есть вид боли, и несколько раз убедившись в том, что боль не находится во внешнем теле, причиняющем ее, мы склонны думать то же и относительно ожога.

102

Так думать заставляет нас еще и то, что боль или ожог отвлекают все внимание нашей души к частям нашего тела, а это мешает нам думать о чем-нибудь ином. Само собой понятно, разум связывает ощущение ожога с предметом, на который более всего устремлено его внимание; и так как, немного спустя после ожога, мы замечаем, что ожог оставил видимые следы в той части тела, в которой мы ощущали боль, то это еще более укрепляет нас в мысли, что ожог находится в руке.