Тайны волхвов. В поисках предания веков - Джилберт Эдриан - Страница 20

В Италии того времени платонизм, или, вернее, неоплатонизм, был в моде, и хотя этот ярлык позже будет навешан на «Герметики», не это обусловило интерес Козимо. Как и другие, он верил в затерянный золотой век — время, когда человечество было более просвещенным, чем ныне. Из Библии видно, что Адам и более поздние патриархи часто имели возможность говорить с Богом. В отличие от сегодняшнего дня, когда последнее по времени мнение по какому-либо вопросу считается наилучшим из доступных ответов, во времена Козимо Медичи античность имела дополнительную ценность. Подобно хорошему вину, философия и философы становятся лучше по прошествии времени. Чем древнее был философ, как предполагалось, тем ближе он был во времени к золотому веку и, следовательно, к источнику истинного знания В соответствии с таким анализом труды Моисея имеют большую ценность, нежели сочинения Платона, который, в свою очередь, был старше Аристотеля, Сенеки, Марка Аврелия, св. Августина и т. д. Однако Гермес Тризмегист, предполагаемый автор «Герметик», относился к совершенно иной категории. Он был египетским пророком и богом, известным под именем Тот (Техути), которому приписывали изобретение таинственных иероглифов и обучение древних египтян таким наукам, как строительство пирамид. И, помимо всего прочего, его считали равным иудейскому пророку Еноху, который, хоть и упоминается в Библии мельком как отец Мафусаила и «шедший с Богом», был также известен отцам церкви из Апокрифов. В самом деле, как мы теперь знаем после изучения Свитков Мертвого моря, так называемая «Книга Еноха» высоко чтилась ессеями во времена Иисуса. Вера Козимо Медичи — верная ли, ошибочная ли, — в то, что в его руках оказались утерянные труды столь почитаемого мудреца, ко всему прочему отдаленного от Адама всего семью поколениями, оказалась, должно быть, почти невыносимой. Ведь в привычной иерархии идей этот труд Сермеса, также известного как Тот, который сравним с Енохом, превзошел не только Платона, но и Моисея и даже Аврама. Не следует поэтому удивляться, что Козимо велел Фичино заняться переводом этого замечательного труда с наибольшим поспешанием.

Хотя сегодня мало кто поддерживает представление о том, что примечательные «Герметики»^[27] действительно очень древние, они все же остаются удивительным документом. Их огромное влияние на идеи Ренессанса не вызывает сомнений, и они до сих пор отличаются резонансом и глубиной чувств, которые не вызывает ни одно другое произведение античной философии. Со всей определенностью можно утверждать, что волшебные, магические сочинения, в том числе и труды Асклепия, которые наверняка уже находились в руках Козимо Медичи в виде перевода на латынь, и «Коре Козму» — часть другого сборника «Герметик», известная под названием «Стобей», были конспектами лекций в эзотерической школе того типа, которую Гурджиев разыскивал в конце девятнадцатого столетия.

Престарелый Козимо успел прочитать первые наброски перевода Фичино на латынь греческого текста «Корпус Герметикум» до своей кончины в 1464 году. Восторг старого Медичи был лишь началом возрождения «Герметик», призванного оказать глубокое влияние на ориентацию Ренессанса, охватившего к тому времени не только Флоренцию, но уже и всю Италию. Изданный в 1471 году новый перевод получил восторженный прием среди молодых платоников Флорентийской академии, в частности Пико делла Мирандола, соединившего учение Гермеса с идеями «христианской каббалы»^[28] для выработки новой оккультной философии, или «магии». Это скрытое подводное течение оккультизма, глубоко изученное уважаемым историком Дэймом Фрэнсисом Йэйтсом, ощущается в большей части искусства и науки XVI, XVII и XVIII веков.

Астрология, которая, как и сегодня, переживала одно из своих периодических возрождений, служила языком оккультной философии. Развилась целая наука о соответствиях: «естественная магия», объединяющая растения, травы, камни, символы и темпераменты, вплоть до планет Поскольку эти идеи открыто публиковались в книгах таких мудрецов, как Корнелий Агриппа и доктор Джон Ди. они также стали основой утонченного языка художественной аллюзии. Например, три грации, танцующие на полотнах вроде «Весны» Боттичелли, намекают на благодатное влияние Солнца и планет Юпитер и Венера. Самым пожалуй, известным и влиятельным из документов Гермеса был короткий, интригующий текст под названием «Изумрудная таблица Гермеса Тризмегиста», стенографически представляющий гермесову философию в ее применении к алхимии. Он начинается так:

«Правда без обмана, верно и наиболее истинно.

Что приводится ниже — подобно тому, что приводится выше, а что дается выше — подобно тому, что дается ниже, ради сотворения чудес из одной вещи».

По воспоминаниям Успенского, Гурджиев часто упоминал этот документ в своих группах в Санкт-Петербурге и Москве. Ему нравилось цитировать следующий стих, касающийся философской алхимии: «Следует отделять землю от огня, утонченное от грубого», в качестве основания учения, которое проповедовал он сам. Таким образом, он поистине был «человеком Возрождения», учителем в стиле Фичино и Пико делла Мирандола.

Излишне говорить, что заново открытая гермесова философия вместе со связанными с ней науками — астрологией, гаданием по числам и прорицанием — не всем пришлась по вкусу. К ней терпимо относилась церковь при папах Льве X и Клименте VII, ибо оба они были внуками Козимо Медичи и воспитанниками Флорентийской академии, но были у нее и противники. Бывший доминиканский монах и странствующий миссионер гермесового движения Джордано Бруно поступал слишком рискованно и в политическом, и в теологическом плане. Если бы он остался в Германии или Англии, где у него было множество друзей и где Реформация покончила с инквизицией, то избежал бы преследования. Однако в 1591 году он совершил фатальную ошибку, вернувшись в Италию. Через год он был брошен в тюрьму в Венеции и передан инквизиции бывшим своим сторонником, заподозрившим его в предательских контактах с Генрихом Наваррским, ставшим королем Франции, а в то время протестантом.

Католическая церковь все еще переживала унижение, вызванное Реформацией, и оказалась не в состоянии вернуть в стадо заблудшую овцу из Северной Европы. Разгром англичанами испанской Армады в 1588 году и возвышение наваррской династии во Франции означали серьезную опасность для власти папы даже в Италии. Если веком ранее Бруно посчитали бы безвредным чудаком, то теперь нравы ужесточились, и церковь перешла в оборону против всего, что могло бы еще больше подорвать ее власть. Среди инкриминировавшихся Бруно преступлений называлась и его вера в то, что христианский символ креста уходит своими корнями не к распятию Иисуса, а к гораздо более древнему символу — крукс ансата (крест с ручкой-колечком), или анху египтян. Фрэнсис Йэйтс пишет об этом, цитируя документы, связанные с венецианской инквизицией:

«Представляется весьма важным тот факт, что среди новых документов судилища имеются указания на то, что Бруно считал крест священным египетским знаком. Один его сокамерник сообщает, что он утверждал, будто крест, на котором распяли Христа, отличался от тех, что изображены на алтарях христианских храмов, поскольку эта форма действительно воспроизводило знак, изваянный на груди богини Исиды, и была «заимствована» христианами у египтян. Отвечая на вопрос инквизиторов по этому поводу, Бруно признал, что говорил о том, что крест, на котором был распят Христос, отличался по форме от того, каким его обычно «рисуют», и добавил следующее важное замечание:

«Я читал, — думаю, у Марсилио Фичино, — что достоинство и святость этого характера (караттере, под которым он подразумевал крест) гораздо древнее Воплощения Нашего Господа, что он был известен в эпоху расцвета религии египтян, примерно во времена Моисея, и что он был прикреплен к груди Серапис».

Такие идеи могли быть вознаграждены рукоплесканиями при дворе королевы Елизаветы I, когда в 1583 году Бруно посетил Англию, но не повлияли на инквизиторов. Его продержали в темнице еще девять лет, после чего 17 февраля 1600 года его сожгли в римском Кампо де Фиори на костре как еретика. Он был одним из последних гермесовых философов, открыто щеголявших своими идеями. С тех пор это движение ушло в подполье.