Из блокады (СИ) - Волков Константин Борисович - Страница 93

Но Пасюк - вот он, настоящий; его крик разносится в густом вечернем воздухе, в руке у него блестит нож, и с этим надо что-то делать.

- Что, сучонок, боишься? Иди ко мне! Удавлю тебя твоими же кишками - визжит Пасюк, а нож выписывает разные фигуры, да так красиво, залюбуешься! Скачи, клоун, весели народ! А мне бы отдохнуть, устал я. Понимаете, устал!Поспать бы, а то лезет в голову всякое. Сейчас, только закончу это дельце...

Наверное, со стороны смотрится забавно: хорошо одетый, выбритый и причёсанный пожилой дядька скачет вокруг обросшего истрёпанного мальчишки в перемазанном уже начавшей подсыхать кровью, грязью и слизью рванье. Я вижу - Пасюку страшно! Он знает, что я сделал с Зубом, но не знает, что Зуба убил не я, а лес, что сейчас совсем-совсем другой расклад.

Я стою скособочившись, потому что избитое тело ноет, усталость вяжет мысли и движения, только горячая боль в ладони не даёт провалиться в беспамятство, и я плохо представляю, что делать.

Можно помолиться - хуже не будет. И я, как умею, молюсь: "Боже, если бы мог, я бы в тебя поверил, да вокруг столько дряни, что не получается, извини. Так вот, хоть тебя и нет, но ты помоги. Ладно? Не допусти, чтобы Пасюк осталась жить. Пусть сдохнет он, а не я, ведь это можно устроить? Или бестолково просить у того, кого нет? Даже если ты есть, тебе плевать на людей, а это так же, как если бы тебя не было. А раз уж тебя нет, значит, ничего мне от тебя не надо. Сам управлюсь! Не впервой!"

Пасюк осторожно приближается.

- Готов подохнуть?! - вопит он. А дыхание тяжёлое, с присвистом. Нелегко прыгать, с твоим-то весом? Но ты поскачи напоследок, больше не придётся. Я опускаю левую руку в карман, шершавая рукоятка пистолета, который я в суете так и не вернул Клыкову, удобно ложится в ладонь. Я снимаю оружие с предохранителя...

Накатила волна дурноты, надо, пока есть силы, заканчивать! Значит, так - отныне я сам буду сочинять правила игры. Сегодня они такие - придётся тебе, Пасюков, умереть. Это не обсуждается! Давай, подходи ближе. Я не очень хороший стрелок, но с трёх шагов не промажу.

Пасюк почуял. Он замер, взгляд сделался стеклянным, как у лягушки, приготовившейся запрыгнуть в пасть ужа. Стой на месте, и не дёргайся, мне так проще!

Нож теперь мешает, и я швыряю его в застывшее лицо противника, в широко распахнутые от нахлынувшего предчувствия, глаза.

Я не старался специально, не такой уж я умелец. Думал оглушить, пусть ошарашенный барачник хоть на секунду замрёт - большего не надо. Потом я достану пистолет, и... Видно, Богу, несмотря на моё безверие, я не совсем безразличен, или вернулась моя птица удачи, снова клюёт из ладошки. Нож попал в левый глаз, когда-то стрела от самострела так же поразила чужачку. Сюжет опять повторился. Пусть, я не стану из-за этого капризничать...

Пасюк вскинул руки к лицу, мёртвое тело повалилось в лужу, напоследок забрызгав меня грязью. Пистолет не пригодился, и хорошо. Пока над Посёлком висит тишина, пока люди готовы слушать, надо бы сказать что-то запоминающееся, поставить жирную, красивую финальную точку. Но сил хватает лишь на кривую ухмылку, а в голове - пустота.

- Поединок закончен. Всё было честно, - с нажимом на слове "честно", возвестил Степан. - Не толпимся, граждане. Расходимся.

А люди не спешат расходиться; они медленно осознают очередной выверт до недавнего времени монотонной поселковой жизни. Всё будет хорошо, захотелось подбодрить их, но я не сказал - не поверят! Я склонился над мёртвым врагом - никаких эмоций, быть может, если сильно вслушиваться, услышишь лёгкое удовлетворение: дело сделано, проблема решена, можно будет отдохнуть. Значит, и к убийству появилась привычка.

Сначала я хотел расстегнуть ватник на груди Пасюка, но, решив не тратить время и силы, рванул посильнее, так, что пуговицы брызнули в разные стороны.

- Гляди-ка, Степан, что у него, - нарочито громко, чтобы все услышали, сказал я, и достал одну металлическую пластину, потом вторую. Пасюк, и впрямь, хорошо подготовился к схватке.

- А что ты ждал от этой мрази? - так же громко, больше для других, чем для меня, ответил Степан.

Обняв за плечи, он повёл меня сквозь толпу к броневику, там ждали друзья-товарищи. Я бездумно переставлял ноги, а кум вполголоса, но очень зло, читал нотацию:

- Надо бы морду тебе за такие штучки набить! А если бы промахнулся? Да Пасюк тебя на полоски бы искромсал!

Пальцы Белова стальными крючьями впились в моё плечо.

- Не промахнулся же, - я передёрнулся, в надежде освободиться от цепкой хватки.

- Повезло. Дураков удача любит.

- А пистолет на что? - сказал я. - "Макаров" против металлических пластин. Честно, правда?

- Какой "макаров"? - удивился кум. Его пальцы разжались, и я наконец-то выскользнул из объятий.

- Который мне дал Клыков, - я сунул руку в карман, чтобы достать оружие.

- Не вынимай, - зашипел Степан. - И не вздумай никому рассказывать об этом, понял?

Я, будто обжегшись, выдернул руку из кармана. Степан покачал головой.

- А ты повзрослел, - тихо сказал он. - Очень быстро повзрослел. Оно и хорошо: нет времени учить тебя уму-разуму. Ладно, если так - командуй. Есть мнение, что пока ты и будешь за Хозяина.

"Ещё Терентьева не похоронили, а они уже назначают, кто будет вместо него!" - подумал я без всякого удивления; кажется, я потерял способность удивляться; любое чудо, я воспринял бы сейчас, как должное.

- Нет, - сказал я.

- Почему? - спросил Степан.

- Не хочу. Какой из меня Хозяин? Лучше ты. Вы с ним столько лет...

- Серёга, Серёга... - грустно сказал Степан, - эх, Терентьич... не вовремя он. Я, как узнал... ладно. Мне никак нельзя, потому что я злой. А ещё злопамятный. Дай волю, всем придётся несладко. Терентьев это понимал... то есть, я бы попробовал, только я ему обещал, если что, никогда...

- Значит Клыков, или Захар...

- Они солдаты, им тоже хватит работы, - сказал Степан. - Всем нам нужно время, чтобы навести здесь порядок. Возможно, после этого, кто-то из них... но какое-то, скорее всего, недолгое время - ты. И не ломайся. Мы все варианты перебрали, ничего лучше не придумывается. В общем, так: мы не предлагаем, мы приказываем....

И Клыков, и Захар, и Партизан, и даже Савелий с Ренатом закивали, а Ольга отвернулась. Меж собой они всё обговорили, а я - не такая уж важная птица, чтобы со мной обсуждались вопросы назначения меня Хозяином.

- Пойми, - сказал Клыков, - больше некому. Люди видели, как ты бился с чудой-юдой. У меня по спине мурашки, как вспомню. А когда за тебя заступились волки... это, вообще, запредельно, парень! Такое не забывается. Мои головорезы очень тебя зауважали. А барачники, после того, как ты вскрыл Сашу, а теперь, до кучи, Пасюка, будут обходить тебя стороной. Ты для них авторитет. Привыкай; тебя будут уважать, будут бояться, а любить - это вряд ли. Переживёшь?

- Переживу, - вздохнул я.

- И хорошо, - радостно воскликнул Захар. - Ты, главное, не бойся. Мы тебя в обиду не дадим. Я обещаю! Степан говорит, ты проговорился, что знаешь, как наладить жизнь в Посёлке. Так налаживай, флаг тебе в руки!

- Ладно, - сказал я, - допустим, я соглашусь. А люди? Меня изгнали, чуть не повесили, я натравил на Посёлок зверей. Спрашивается, какой я, к чёрту, Хозяин?

- Вот тупой, - удивился Ренат моему непониманию. - Да ты самый... как это? Летиги?.. Лебиди... мый?

- Легитимный? - подсказал Степан.

- Вот-вот, такой. Короче, больше и некому. Сам посуди, кто-нибудь спросит: "а по какому праву Олег тут раскомандовался? Чем я-то хуже?" А мы ему в ответ: "а где ты, морда, был, когда Пасюк морил стариков? Пережидал, чем дело кончится? А Олег ходил к эшелону, а потом вернулся, и разобрался с Пасюковым. Вот поэтому он, а не ты. Понял, морда?" Скажу я так, и засвечу этой морде в морду, и желание задавать лишние вопросы у этой морды пропадёт.

- На первое время можно и так, - согласился Степан. - А потом придумаем тебе официальную должность. Хоть президентом сделайся, хоть императором. Всё, что пожелаешь... захочешь - народ изберёт тебя на демократических выборах, причём - единогласно. А не захочешь, изберёт кого-то другого, кого ты захочешь, и тоже единогласно. Только это потом. Сейчас есть дела поважнее, чем глупые игры в демократию.