Из блокады (СИ) - Волков Константин Борисович - Страница 49

- Натурально, чингачгуки, - присвистнул Леший. Похоже, худые тела, немытые длинные волосы и почти одинаковые мальчишеские лица немного развеяли сомнения. Сучковатые жерди, которые у чужаков считаются оружием, тоже не вызвали больших опасений.

Сашка расслабился, лицо у него ещё пасмурное, а морщинки на лбу разгладились. От кого ждать неприятностей? От этих доходяг, что ли?

- Слушай, а они все такие? - спросил он.

- Нет, - ответил я, - не все. У некоторых ещё и сиськи есть.

- Да? - удивился Леший, - что-то не пойму, к чему они могут крепиться? Прямо к рёбрам?

Вскоре мы шли за проводниками, те не оглядывались, но и вперёд не убегали.

- Слушай, - спросил я у Архипа, - как же вы здесь оказались?

- По следам, - объяснил тот. - Когда очухались, немного психанули, не без того. Ни тебя, ни вещей, ни оружия, вообще непонятно, что случилось. Кто-то смутно помнил, что нас обокрали чужие люди, но никто не мог объяснить, почему мы не смогли дать им отпор. Покричали мы друг на друга, виноватых поискали, но после успокоились и думать стали. Сообразили, что не сам ты ушёл, потому, как отыскал Партизан следы борьбы. Там даже немного крови обнаружилось. Мы и пошли выяснять, живым, или мёртвым тебя прихватили, и кто это сделал. Рассудили, что ежели тебя не спасём, так, может, оружие сумеем вернуть, потому что без оружия нам конец. Правда, кое-кто рвался к эшелону, а кое-кто другой хотел домой возвратиться, да Партизан растолковал и тому и другому, что нам теперь без разницы, в какую сторону. Потому, что нет ни карты, ни дозиметра, ни оружия и один пистолет на пятерых.

Вскоре потянуло дымком и жареным на углях мясом. Нас ждали. От вида еды, кувшинов, пучков ароматных травок и корешков у меня потекли слюни. А парни, они же с утра голодные.

- Я тут баньку затопить велел, - смущённо сказал встретивший нас у околицы дядя Дима. - Попаримся сначала, погуляем потом? Или наоборот?

- Ух ты! - изумился Леший. - У чингачгуков и баня есть?

Ночью запылали костры, оградив нас тёплым светом от стены подступивших вплотную деревьев. Полешки трещат, искры врассыпную, небо сверкает от звёзд - красота. И, чудо: нет частокола, нет вышки с пулемётом, за кругами света от костров темень кажется густой - хоть ложкой ешь, а не страшно. Давно не страшно, с тех пор, как дядя Дима разбил мучивший меня ледяной комок.

А может, дело в здешнем вине: сначала оно пьянит, но потом делается весело и спокойно, а плохие мысли сами собой чахнут и разлетаются, как туман на ветру. Зря Сашка не пьёт - опасается. А кого бояться? Чужаков, что не выпускают из рук палок-копий? Так это понятно, для них мы - чужаки. Если захотят убить - убьют. Хоть пьяных, хоть трезвых. Для них никакой разницы, а что касается меня - выпивши и умирать не так страшно.

Может быть, моё спокойствие напрямую зависит от количества выпитого вина. Пусть так, но кажется мне, что ничего плохого с нами не случится. Конечно, ребята они странные, и обычаи у них жуткие, но какое мне дело до их обычаев? Нас не трогают, а промеж собой пусть что угодно вытворяют.

У нашего, самого большого, костра и народа собралось больше. Партизан и Архип, те к дяде Диме пристали. Расспрашивают, как, по его мнению, лес устроен, да как жить возможно, если ни забора вокруг, ни, даже, пулемёта завалящего. А мы с Лешим да Савелием нашли занятие поинтереснее - один пузатый кувшин уже опустел. Жаль, собутыльники из местных плохонькие. Выпить с ними можно, а задушевно поговорить не получается - молчуны.

А девушки здесь, в общем-то, ничего. На первый взгляд, конечно, не красавицы, потому что слишком худые, но это дело вкуса. Собрались они у соседнего костерка, глазки в нашу сторону так и постреливают. Есть такие, кто с малышами нянчатся, есть и те, кто только готовится стать мамашей, у них заметны животики. Суют мамочки груди младенцам - идиллия! Что нехорошего здесь может случиться?

Одна девчушка до того осмелела, что перебралась к нашему костру. На вид, как и все - подросток лет шестнадцати, а сколько ей годков на самом деле, сказать трудно.

- Валя, - назвалась она, и мы тоже представились. Девушка внимательно рассмотрела каждого, её взгляд будто погладил меня по щекам, я ощутил растёкшийся по ним жар. Ладно, в темноте не заметно, зато в сполохах костра прекрасно видны блестящие Валины глаза! Глазищи! Тёмные, бездонные, во влажной глубине трепещет отражённое пламя. Как говорится, потонул я в этих глазах. Валя коснулась моей куртки, и спросила:

- Зачем много одежды? Разве холодно? - голос чуть хрипловат, и прикосновение едва ощутимо, но я вздрогнул, и немного отпрянул. Теперь запылали не только щёки, тепло разлилось по всему телу. Днём смотрел на этих дохляков, и содрогался: ходячая анатомия, рёбра можно пересчитать, через живот до позвоночника дотронуться. Сейчас всё по-новому увиделось. Грудки маленькие, плечики остренькие, а животик плоский да мускулистый, и что? Даже интересно!

Пока я об этом думал, пока прикидывал, как бы половчее разговор завязать, опоздал - Валю заинтересовал Савка. И хорошо! А то уж я... осторожнее надо с этим вином. Точно, непростое оно. Вон, сколько детворы вокруг бегает!

- Ты сильный и добрый, - Валя провела пальчиками по колючей Савкиной щеке, и пропал непривычный к женскому вниманию мужик; глаза распахнулись, да челюсть отвисла. Дядя Дима ухмыльнулся.

- Валюша покажи Савелию деревню.

Механик беспомощно посмотрел на Лешего.

- Давай-давай, - подбодрил тот. - Не посрами Посёлок.

Увела девчонка нашего товарища, мне осталось лишь проводить их грустным взглядом. Сашка дёрнулся, хотел пойти следом. Леший язвительно бросил:

- Ты, случаем, не свечку держать собрался?

- Куда надо, туда и собрался, - огрызнулся Сашка, но идти за парочкой передумал.

- Валюше бугай понравился, - сказал дядя Дима. - Значит, пусть. Он сильный, сильные дети, это хорошо...

Из темноты вышла ещё одна девица. Эта высокая, гораздо выше меня, почти не костлявая и крепкотелая, будто и не женщина вовсе. Только сразу видно, что баба, потому что одежды на ней вообще нет. Даже короткие штанишки, какие носят все прочие чужаки, она не надела. Походка у неё деревянная, а движения резкие, неуверенные. И пахнет от чужачки странно - будто искупалась в отваре из пряных трав.

- Настёна! Что-то ты долго. Заждались мы, - дядя Дима снял душегрейку и расстелил подле себя. - Садись, раз вернулась.

Девушка, поджав ноги, села.

- Кто это? - спросила она, имея в виду нас, чужаков.

- Что, не узнала? Знакомься, - дядя Дима ткнул в меня пальцем, - вот этот и проломил тебе голову, ты прости его, ладно? Хороший он. Он, это, твоих друзей спас. И твоего мальчишку спас...

- Не помню, - прервала дядю Диму Настя. - Не помню, нет...

Я вытаращил глаза. Точно! Сначала в неверном свете костра не признал, и не ожидал, как-то. А теперь вижу - она! От той, что видел утром, отличается чистым, не запачканным кровью, лицом, да свежим, почти незаметным шрамиком, перечеркнувшим скулу. И, конечно, та Настёна выглядела почти мёртвой. А эта, наоборот, слишком живая. А как же кровопивец? Покойники не должны воскресать! Или я где-то чего-то сильно не понял? Ох, налейте мне, вина! И побольше.

Я присосался к кувшину. А Настя грустно сказала:

- Что-то нехорошо мне.

- Это сначала нехорошо, зато потом станет хорошо, - успокоил её дядя Дима. - После исцеления всегда так, я-то знаю. Поешь, отдохнёшь и не вспомнишь.

- У вас что, кровопи... ну, этот, который на той полянке растёт, людей лечит? - обалдело спросил я.

- А у вас разве нет?

- Нет. У нас нет, - ответил Архип.

- Тяжело вам, - ехидно сказал дядя Дима, - Да что с вас, с дикарей, взять?

- Пошли вы все, - выпалил я, хватаясь за кувшин. - Лучше спать пойду.

- Ничего себе, поворот, да, Олег? - хмыкнул Партизан, а Леший громко заржал.

- Не уходи, - попросила Настя. Слова звучали невнятно, потому что девушка энергично пережёвывала большой ломоть мяса. Жирный сок блестел на губах и подбородке. Настя забрала у меня кувшин, сделала несколько жадных глотков. - Не уходи. Я же ничего не помню. Ты мне расскажешь. Ладно?