Системы мира и миры систем - Самсонов Александр - Страница 16

Сегодня перед лицом энергетического кризиса находится физика – это кризис темной энергии и темной материи; выход из кризиса ведущие теоретики видят в новом великом объединении – соединении понятий общей относительности и квантовой теории. Накал противоречий этих теорий необыкновенно велик: сам Эйнштейн, создавший первую квантовую теорию – теорию фотоэффекта, так и не принял вероятностного образа мира. С тех пор, как его не стало, прошло полвека, но некоторые из ранее отвергнутых его идей – такие как космологическая, или антигравитационная постоянная, – возродились. Возможно, и история вероятностного образа мира еще далека от завершения![30] Показателен сам образ драмы идей в науке: это не только проявление подлинного драматизма человеческих судеб там, где, казалось бы, нет места человеческой субъективности; но в первую очередь это проявление вечного поиска, вечного приближения к недостижимой истине, и этот поиск подчинен тем же законам, что и другие поиски – смысла жизни, счастья и справедливости.

Поиск такого рода представляется вечным, и столь же вечными – неудачи на этом пути. Особенно ярко драма всего пути человечества предстает в вечном поиске надежных способов выйти победителем из противостояния с природой и в вечном кризисе этого подхода. Н.Н. Моисеев видит выход из положения во введении новых «опорных» точек не только в путь технического развития, но в область нравственной эволюции: «В какой уж раз в истории антропогенеза развитие технических возможностей оказывается несогласованным с возможностями Природы. И всякий раз человечество оказывается неготовым встретить во всеоружии очередной кризис. И даже предугадать его неизбежность и подготовиться к ней. Вот и сейчас становится все более очевидной необходимость новых запретов, новых табу, т. е. формирования новой нравственности, способной восстановить утраченный режим коэволюции».

Не менее драматичен вопрос о поиске бескризисного пути развития – режима коэволюции. Замечательность этого режима в том, что это подлинно системное решение, в котором развитие есть результат взаимодействия частей и целого. Различные общества, живущие на Земле, находят разные пути – именно поэтому единственной модели и единственно верных заповедей такого развития быть не может: «В национальных программах «устойчивого развития», которые так распространены сегодня, не должны фиксироваться ценности западного мира как некоторые абсолютные ценности, годные для всей планеты. Но самым тщательным образом следует изучать универсалии устойчивого развития и разрабатывать систему специальных мер, необходимых для их утверждения в сознании различных цивилизаций» – пишет Моисеев.

Поиск универсалий, системы запретов или системы аксиом очень характерен для современной науки – это стадия Л в схеме Эйнштейна (см. ниже рисунок из письма Эйнштейна Соловину от 7 мая 1952 г.[31]). Эйнштейн утверждает, что все научные теории строятся именно таким образом.

Однако стоит заметить, именно на этой стадии в науку проникает субъективность – теории несут на себе отпечаток личности создателя и тем самым содержат в себе неустранимое в рамках теории искажение. Модели системного подхода более объемлющи, так как при совместном рассмотрении системы и погруженных в нее элементов число необходимых аксиом уменьшается. Коэволюционный подход в идеале предполагает отсутствие абсолютной жесткости любых установок – все они подвижны, отвечая требованию совместности изменений.[32]

Переход от теорий современной науки к стратегии коэволюционного подхода можно сравнить с превращением теории в человеческий язык, где любое понятие начинает определяться через все остальные. В ходе эволюции языка значение отдельных понятий постепенно меняется, хотя смысловые инварианты сохраняются; в той же мере меняется и содержание запретов-ограничений, сохраняя инварианты морали.

Споры, которые кипят вокруг Киотского протокола и проблемы глобального потепления, по сути обнажают слабость любых теорий развития и силу субъективных факторов в принятии решений, касающихся судеб человеческого общества. Но решение проблем, связанных с выживанием человечества, не может и не должно быть только выигрышем во всемирном политическом «казино», тем более что в казино можно и проиграться в пух и прах. Поэтому следует искать некие решения на основе системного подхода, максимально свободные от склонения к тем или иным априорным установкам – к приоритетам Запада или Востока, Севера или Юга, глобализма или национализма. Именно в отказе от абсолютных догматов ньютоновского мировоззрения происходило становление теории относительности, поэтому анализ отношений этих теорий послужит в дальнейшем изложении иллюстрацией системного подхода.

В «Автобиографических заметках» (1945) Эйнштейн восклицает: «Прости меня, Ньютон!», имея в виду провозглашенный в ОТО (общей теории относительности) отказ от знаменитых законов динамики, постулированных Ньютоном, и введение взамен схемы нелинейного поля, содержащего в себе самом уравнения динамики как характеристики кривизны поля.

Сегодня принцип «мирного сосуществования» теории Ньютона и ОТО действует де-факто прежде всего в астрономии, где к ОТО прибегают лишь в исключительных случаях – практические вычисления проще проводить «по Ньютону». В качестве «абсолютной системы отсчета» выступает реликтовый микроволновой фон – его распределение настолько однородно, что движение по отношению к нему стало измеримым по эффекту Доплера. Само разлетание Вселенной, известное как закон Хаббла, может быть сведено к рассмотрению системы покоящихся фундаментальных частиц – галактик, т. е. к ньютоновой Вселенной; для этого достаточно ввести особое время t, которое логарифмически соотносится с нашим собственным временем т (1гй = т; эту замену предложил астроном Эдвард Милн в 1932 г.[33]). Поэтому вполне закономерен вопрос: а не являются ли теории Ньютона и Эйнштейна дополнительными и «де-юре» – по образцу квантовых и волновых представлений или же подобно различным состояниям движения динамических систем?[34]

В пользу этого предположения говорит прежде всего то, что сравниваются задачи в принципиально разной постановке: вместо классической задачи двух тел Эйнштейн ставит системную задачу взаимодействия элемента (тела) и системы (поля). В постановке Эйнштейна задача тяготения оказывается самосогласованной; ее можно описать следующей словесной «формулой»: пространство – время искривляется, указывая телам, как им двигаться, а тела указывают пространству и времени, как изогнуться. По своей сути такая постановка задачи характерна для теории систем, где взаимодействие элементов и объемлющей их системы полностью укладывается в рамки формулы самосогласованного взаимодействия, приведенной выше. Для сравнения приведем аналогичную формулировку в биологическом варианте системного подхода: организм (система) обеспечивает связность частей (органов или элементов), в свою очередь своей работой отдельные органы обеспечивают гомеостазис организма, поддерживая тем самым связанность воедино всех его частей. Сегодня уже достаточно понятно, что теория относительности являлась системной теорией изначально, так как проводила совместное рассмотрение системы (отсчета) и вида законов (природы), которые в этой системе действуют. В то же время теория систем и теория относительности не «слились в экстазе». Работы Эйнштейна в Швейцарии и Богданова в России появились практически одновременно, однако теория систем оформилась почти на 50 лет позже, в работах Берталанфи. При этом ни в «Тектологии» Богданова, ни в теории систем Рапопорта и Берталанфи не содержится математического аппарата, который бы позволил перекинуть мостик взаимопонимания между этими теориями.