Наследие (СИ) - Цыпленкова Юлия - Страница 50

Неожиданно черный лорд вскинул лицо к небу и закричал, выплескивая все, что скопилось внутри. Ярость, сомнения, боль. Ингер сжалась за его спиной. Ее пугало все, что делал Эрхольд. Его взгляд, его слова, его сила и этот крик, которому вторил гром, обрушившийся сверху. И словно гнев Огненных, с неба ударила молния, разрывая воздух ослепительным сиянием.

Черный лорд рванул на груди камзол, обнажая грудь.

— Ну же, Боги, остановите меня! Остановите сейчас, или я заберу у вас этот мир! — прокричал он в хмурое злое небо.

Но Боги молчали, не спеша дать ответ на вызов Эрхольда. Только дождь заливал его остервенелыми каплями, падавшими на землю и в море отвесной стеной. И колдун взметнул руки, отпуская свою Силу. Серый туман, сорвавшийся с ладоней, свернулся в спираль, налился чернотой и помчался к волнам, вздымая водяной столб. Эрхольд закрыл глаза, позволяя смерчу налиться мощью, а потом отпустил его. Открыл глаза и смотрел, как смертоносный вихрь уходит все дальше в море, готовый пожрать тех, кто не успел вернуться на берег.

— Я буду новым богом. Я! — снова выкрикнул Эрхольд и расхохотался.

Смех вышел злым и пугающим. Ингер вскрикнула, отползая подальше от мужчины. Он обернулся, посмотрел на леди Илейни и криво усмехнулся:

— Ты боишься меня?

Власть его взгляда тут же захватила женщину в плен. Страх притаился, уступая место вожделению. Она подалась вперед и простерла к лорду ладони, испачканные к намокшей земле:

— Я хочу быть с тобой, — ответ вышел жалким.

— Позже, — отмахнулся он, и в глазах Ингер вспыхнули голод и надежда. — Возвращаемся в замок. Мне нужно кое в чем убедиться.

Эрхольд зашагал прочь с утеса, не оборачиваясь и не ожидая своей спутницы, он и так знал, что уже спешит следом, боясь отстать и потерять своего господина. Как знал, насколько сильно Ингер ненавидит его, и это чувство, пожалуй, было единственным, которое нравилось черному лорду. Оно было искренним, настоящим, всепоглощающим. Но вожделение, вызванное его сущностью, побеждало даже настоящее.

Мужчина все-таки обернулся, проследил взглядом, как Ингер бредет следом, оскальзываясь на земле, мгновенно ставшей от дождя грязной жижей. Ни мольбы подождать, ни вздоха, ни искры негодования, лишь обреченно поникшие плечи и рабская покорность Виллиану, вышагивающему впереди. Эрхольд тут же потерял интерес к своей игрушке и подошел к замку… к тому, что он успел перенести, пока в Изумрудной долине бушевал Огонь, карая его за самонадеянность.

Бездушные личи встретили хозяина пустыми взглядами. Эрхольд брезгливо передернул плечами и прошел мимо, слушая, как торопливо постукивает каблучками, стараясь не отстать от него.

— Иди к себе, — велел черный лорд, не оборачиваясь.

— Мой господин…

— Приведя себя в порядок, ты вся в грязи, — и вновь брезгливая нотка проскользнула в его тоне.

— Мне от нее не отмыться, — услышал Эрхольд тихий шепот, уже отойдя от женщины.

Колдун на мгновение остановился, полуобернулся, но так ничего и не сказал. Ему была безразлична Ингер и ее чувства. Даже если когда-то эта женщина увлекала его красотой и страстью, нравилась скрытым коварством, то сейчас от былой увлеченности не осталось и пепла. Красота приелась, коварство оказалось глупостью. Только страсть, но и она уже прискучила. А с тех пор, как незримая цепь приковала леди Илейни к черному лорду, ее желание стало угнетать. Несмотря ни на что, Эрхольд любил настоящие чувства, а потребность Ингер в господина стала карой за проступок. Скучно…

Мужчина спускался все ниже по каменной лестнице. По мере его приближения загорались факелы, озаряя унылые стены отблесками огнями. Огонь… Эрхольд зло махнул рукой, и факелы потухли. Ему не нужен был свет, чтобы видеть. Темнота никогда не была преградой для того, в чьих венах текла кровь Виллианов. Факелы — всего лишь дань условностям. В его родовом замке многое осталось в том виде, в каком находилось еще при жизни родителей. Черный лорд был подвержен приступам сентиментальности, когда дело касалось его жизни.

Лестница привела Эрхольда в огромный каменный зал. Он остановился на некоторое время, скользя рассеянным взглядом по витым колоннам, у подножия которых сидели мистические существа, вытесанные из камня — вактерды, стражи мертвых. Они охраняли покой предков Эрхольда, отводя дурные намерения воров. Они чем-то напоминали Виллианов, но имели козлиные головы и копыта. Трехглазые, четырехрукие, с зачатками крыльев на сутулых спинах. Когда-то маленький Эрхольд боялся их, всегда прячась за спину суровой матери, приводившей его поклониться предкам. Сейчас же смотрел с насмешкой на маленьких уродцев, чья сила заключалась лишь в том, если верить древним легендам, что они могли распознать вора и обратить его в камень.

Втянув носом затхлый запах склепа, колдун заставил себя идти дальше. Он хотел и не хотел подходить к последнему саркофагу, самому свежему, где дерево гроба еще не обратилось в прах. И все же нужно было убедиться, нужно было посмотреть, чтобы понять, кто противостоит ему, кто не хочет отдавать законную добычу. И если тела нет, если… Он задохнулся, прижимая руку к груди. Сумасшедшая надежда на чудо. Но кому, как не ему знать, что все чудеса подвластны чье-то воле? И если он не смог вернуть, значит, не сможет этого сделать никто. Только Боги, но им нет дела до того, что творится у них под носом. Это Эрхольд тоже знал, верил это, неоднократно убедившись в равнодушии Огненных.

Саркофаг, оплетенный каменными ветвями амератта, на крышке которого находилась высеченная из белого мрамора женская фигура, точная копия той, что должна сейчас лежать внутри каменного ложа, погруженная в вечный сон. Пальцы Эрхольда скользнули по холодному мраморному лицу, задержались на губах изваяния, и мужская рука повисла безвольной плетью. Черный лорд никак не мог решится заглянуть в гроб. Видеть ее мертвой было… убийственно.

— Проклятье, — выдохнул мужчина.

Он мотнул головой, заставляя себя собраться, после задрал голову кверху и зажмурился до мушек перед глазами. Струйки мрака уже сочились с кончиков пальцев, оплетая крышку саркофага, снимая ее и осторожно укладывая на пол. Затем подняли крышку деревянного гроба и истаяли. Эрхольд поджал губы, опустил голову, но еще некоторое время не спешил открывать глаз.

— Надо, — прошептал он сам себе и медленно поднял веки…

Она лежала там. Все такая же прекрасная, все такая же мертвая. Обоняния черного лорда коснулся сладковатый запах разложения, и он нахмурился. Она не должна пахнуть смертью, у нее всегда исходил иной аромат, нежный, будоражащий, аромат самой жизни. Жаль, что его уже не вернуть, но убрать зловоние гниения Эрхольд мог, как и убрать первые следы разложения с ее тела.

— Моя вина, — негромко сказал он, присаживаясь на край саркофага. — Совсем перестал о тебе заботиться.

Судорожно вздохнув, мужчина протянул руку и едва удержался от желания отдернуть ее, когда почувствовал ледяной холод мертвого тела. Нежно провел тыльной стороной ладони по щеке, скользнул кончиками пальцев по мертвым губам… Затем погладил черные волосы, аккуратно уложенные прямыми прядями на округлые плечи, пропустил их между пальцами и вновь закрыл глаза.

Он мог многое, очень многое, но не мог вернуть полноценной жизни. Та, кто покоилась в каменном саркофаге, нужна была ему такой, какой была до мгновения, когда взбешенный Эрхольд уничтожил самую ценную для него жизнь. Ему не нужен был бездушный лич, не нужна была кукла, подвластная его воле. Черный лорд хотел эту женщину в ее первозданном виде, но… Все, что ему осталось, сейчас лежало перед ним. Только тело, холодное, неподвижное, как мраморное изваяние на крышке саркофага. Даже кожа ее теперь казалась такой же белой.

— Прости меня, — прошептал колдун, склоняясь над телом. — Прости. Я не хотел, я не думал…

«Ты никогда не думаешь, да, Эрх? Разум заменяет Сила, не так ли?»

Так сказала она, когда Эрхольд, снедаемый раскаянием и горем, призвал душу черноволосой женщины.