Выбери любимый жанр

Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 348


Изменить размер шрифта:

348

День среди бумаг — на сегодня не было назначено никаких приёмов — проходит слишком быстро. Делюжан даже не замечает того, как на улице снова стало темно. Обычно всегда замечал. И ему думается — сегодня он слишком невнимателен. Стоит пересилить себя, заставить сосредоточиться, но накатывает такая усталость, такая тоска, что делать и вовсе ничего не хочется.

Худший кошмар его детства — снова и снова оказываться в полном одиночестве в одной из комнат, в которой кто-либо умер. В этом кабинете умер от сердечного приступа один из предыдущих первых министров — Фредерик Верджон. И он совершенно никак не обеспокоен этим фактом. Тот глупый детский страх уже давно прошёл. Мало ли мертвецов на своём веку он видел! Хотя бы того взять, которого видел принц Денеб на полу в одном из залов Вирджилисской цитадели.

Он с трудом заставляет себя подняться с кресла и уйти из этого места. Домой возвращаться совершенно не хочется. Разве есть хоть один человек, который ждал бы его там? Возвращаться же в пустоту… Это было слишком даже для него, пусть Денеб уже давно приучил себя к мысли, что одиночество будет всегда преследовать его. Даже тогда, когда Милана была жива — он не ценил этого. Тогда Денеб едва ли мог думать хоть о чём-нибудь помимо того перстня. Правду говорила Джулия — в перстне хранятся души человеческие.

Наверное, именно он так привлекал к себе, манил…

Жизнь Делюжана бессмысленна. Он твердит это себе каждый день. Каждый день, когда его взгляд только падает на ту фотографию… Его мать, сестра, жена и дети мертвы, а той женщине, которую он любил всю свою жизнь, вряд ли есть до него дело. Разве стоит его жизнь хоть чего-нибудь? Совершенно не стоит. И порой это казалось Делюжану почти забавным — у него и у его врагов была почти что одна и та же цель. Дать ему умереть как можно быстрее. Пожалуй, от немедленного выстрела себе в голову бывшего принца останавливает лишь то, что Милана слишком плохо относилась к самоубийцам. Делюжан же их понимал. Хоть и всегда считал жалкими.

Выходя из здания, он торопливо прощается с Джеком — молодым парнем, что постоянно носит бумаги из одного кабинета в другой. На подпись и печать. Джек удивлённо смотрит на министра, как-то сбивчиво с ним прощается и продолжает кутаться в своё серое тонкое пальтишко и шарф. Делюжану думается, что эта одежда вряд ли спасёт Джека от холода в этот вечер.

— До свидания, господин Делюжан, — говорит молодой человек.

Министр отвечает сухим кивком и выходит из здания. До Джека ли ему, когда есть столько дел? Должно быть, стоит пересмотреть то дело о снятии запрета на въезд в королевство Анэз для графа Ричвелла. Делюжан не может понять, чем конкретно руководствовался король, когда разрешал этому проходимцу находиться в королевстве. Впрочем, граф Ричвелл был весьма опасным противником, если дело касалось дискуссий. Едва ли возможно было найти лучшего спорщика, нежели он. Стоило отдать ему должное.

Министр несколько равнодушно усмехается и идёт дальше. В конце концов, не стоит слишком много внимания уделять людям, что подобны Джеку. Пусть Джулии, скорее всего, и стало бы невыносимо жалко его. Делюжан не считал нужным позволять себе жалеть кого-либо. Разве жалость приводит к чему-то хорошему? И пусть женщины могут позволить себе это — они называют подобную свою прихоть «сочувствием». Но… На то они и женщины, чтобы давать время от времени волю некоторым из своих капризов. И то, что годится для них…

Когда он проходит под аркой, кто-то трогает его за руку. Делюжан вздрагивает от неожиданности и оборачивается. Человека, что держит его за руку, мужчина разглядеть не может. В такой темноте сложно разглядеть даже силуэт. Но Делюжан точно знает, что это не может быть никто из тех людей, с кем он был так или иначе близок — он знает, как жмёт ему ладонь каждый из тех людей. И сейчас… Пальцы у неизвестного довольно цепкие, но совсем не огрубевшие, как у Моники, и тёплые.

Почему-то он совершенно не боится смерти в этот момент. Впрочем, если быть честным, пожалуй, он уже давно перестал её бояться. И стал с нетерпением ждать. Хотя, возможно, для его возраста это малый промежуток времени. Будь он хотя бы на пятнадцать лет моложе… Впрочем, тогда ещё вся жизнь была впереди. Тогда он ещё грезил тем, что его карьера ещё больше пойдёт в гору, что его сын добьётся невиданных успехов в политике, как и он сам, что Лирту удастся выдать удачно замуж — за человека, который бы заслуживал быть мужем его дочери…

Ни одному из этих планов не суждено было сбыться.

— Вам что-то нужно? — спрашивает Делюжан безразлично. — Если хотите меня убить — можете сделать это. Я безоружен.

У него при себе нет ничего, чем он мог бы отбиваться в тёмной подворотне. И пусть место, где они сейчас находятся, не слишком похоже на те места, где некогда мог прогуливаться принц Денеб, Делюжан не видит никакой опасности в той угрозе, которая, как ему кажется, повисла в воздухе. Ему уже давно ничего не нужно. Какой смысл носить с собой оружие, если ты хочешь умереть? Принц Денеб когда-то обязательно носил с собой пару кинжалов, чтобы было, чем отбиться. Но теперь… Теперь всё это стало таким ненужным. В одночасье. Просто сначала он ещё носил — по своей старой привычке.

— Я не хочу вас убивать! — слышится звонкий мальчишеский голос. — Просто она попросила меня вас привести!

Голос такой чистый, такой сильный, что Делюжан невольно завидует этому ребёнку. И жалеет — откуда ему знать, что может выпасть на долю этого мальчика, что почти смеялся ему сейчас в лицо. Принц Денеб когда-то тоже говорил чисто и звонко, не боясь, что его неправильно поймут. Это уже потом, после всех тех бед, что выпали на его долю, после изгнания, он стал разговаривать не иначе, как шёпотом. Возможно, этому ребёнку когда-нибудь тоже придётся выучиться такому. Возможно, куда скорее, чем кажется на первый взгляд.

Делюжану хочется самому рассмеяться. Над собственной глупостью. Как он мог принять этого ребёнка за убийцу? Ему почему-то думается, что, должно быть, в свои семнадцать-восемнадцать лет уже не был ребёнком. И никогда — очаровательным или милым. Скорее — хмурым и замкнутым. Тем ребёнком, каких никто не любит.

О! Будь он хоть вполовину очаровательным, как большинство других детей — многих несчастий с ним не случилось бы. Будь он хотя бы скромным или безответным — вполне возможно, его «некрасивость» и «скованность» сошла бы ему с рук. Но он был ещё и до ужаса упрям. Делюжан до сих пор не знал ничего, с чем он точно соглашался с первого раза. Чаще всего, он начинал спорить всякий раз, когда дело касалось вещи хоть немного серьёзной. Да и не слишком серьёзной — тоже. Он слишком привык спорить и возражать, чтобы отказываться от этого странного удовольствия. Пожалуй, можно было сказать, что раньше это было единственное удовольствие, которое он мог получить.

— Кто — она? — спрашивает министр почти удивлённо.

Он, пожалуй, не знал на свете ни одной женщины, что могла бы им командовать. Даже Милана не командовала им. Направляла, упрашивала — пожалуй. И он соглашался с ней. Но чтобы приказывать… Она никогда ему не перечила, никогда не спорила… Милана делала всё тихо и незаметно, а Делюжан потом соглашался с ней. Возможно, именно так ей и следовало делать. Милана всегда была умной. Очень умной, какой бы простушкой её не пытались выставить. Если она чувствовала, что слёзы помогут лучше — она плакала, если понимала, что любое слово выведет её вспыльчивого супруга из себя — молчала, если знала, что стоит просто подождать — ждала. Она никогда не настаивала. Слишком хорошо понимала, на что может наткнуться. Лирте же просто не было нужды командовать — она была очаровательной маленькой девочкой, которая никогда ни с кем не спорила. Её было легко убедить в чём угодно. А другие… Стал бы он их слушать, даже если бы пытались спорить с ним? Что Моника, что Алесия…

Разве что…

Ему снова вспоминается эта самонадеянная усмешка, что была первым, что он увидел в той женщине. Усмешка, которая не могла считаться подобающей для истинной леди, которой себя в то время мнила эта девушка. Он сам тогда не сдержался и фыркнул от смеха. И сердитый взгляд зелёных глаз послужил ему упрёком. И всё же — она была настоящей леди. Пусть и не в том смысле, который понимали многие. В ней была какая-то странная сила, заставляющая её собеседника покоряться ей. Даже тогда, когда её капризы заходили слишком далеко. Даже тогда, когда они были бессмысленными, глупыми, безрассудными — она какой-то неведомой для всех силой заставляла всех подчиняться её словам и желаниям.

348
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело