Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 226

В который раз ему думалось, что будь на его месте кто-то другой, он обязательно справился бы лучше. Обязательно бы понял, что делать, как действовать… Тот же Леонард — он всё понимал, он справился бы со всем этим, если бы оказался на месте Ала. Но королём стал Альфонс Браун — простой мальчишка с Земли, который даже фэнтези литературой, да и вообще, этим жанром никогда не увлекался. Он никогда не думал, что быть королём — так трудно… Труднее, чем быть кем-то другим.

Но нужно было справляться. Нужно было пересилить себя.

Не было больше рядом Марии, готовой придумать всё, что угодно. Будь рядом она, он бы не чувствовал себя так… Нет… Он отчего-то до безумия не хотел, чтобы Фаррел сейчас оказалась рядом… Пришлось бы делиться, — шептал ему внутренний голос постоянно, — если бы рядом была Мария, обязательно пришлось бы делиться с ней этими властью, богатством… Делиться не хотелось совершенно…

Альфонс никогда не считал себя жадным — отец всегда собственным примером показывал, что нужно уметь уступать, дарить, отдавать, жертвовать. Но сейчас словно воспитание сползало с него, как и все те личностные качества, которые он приобрёл, общаясь с Марией, следя за Розой, пытаясь сладить с Бесси, как и то, что он получил в тех драках, в которых участвовал, в разговорах с учителями, взрослыми — со всеми, кто его всегда окружал на Земле.

Его принципы рушились так же легко, как рушатся карточные домики. Он оставался наедине с тем чудовищем, которым являлся он сам. Раньше Альфонсу казалось, что он ценит человеческую жизнь, а теперь он всё чаще замечал, что готов пожертвовать этой самой жизнью одного человека для достижения того результата, который был нужен, что готов пожертвовать жизнью — да и не одной, — чтобы сохранить то благополучие, которое было и которого было так мало. Власть сдирала с него всё ненужное. Сдирала принципы, чувства, привязанности… Власть коверкала его душу. Меняла его полностью. Заставляла чувствовать себя полностью и всегда уязвимым. Заставляла чувствовать себя ответственным за большую часть того, что происходит в королевстве. Заставляла постоянно находиться в напряжении. Ни на секунду не отвлекаться от мыслей, что в безопасности ты теперь никогда не сможешь быть… Мария когда-то обронила фразу, когда они спорили о королевской власти, что с королей корону обычно снимают вместе с головой… А Альфонс видел, как казнили несчастного Генриха…

Корона обрекала его на одиночество, на невозможность управлять своей собственной судьбой и жизнью. Корона отбирала обычные радости, заменяя их радостью обладания. Забирала почти всё и дарила ничтожную малость, в которой Алу в ближайшее время стоит увидеть все блага вселенной. Иначе его жизнь в королевстве Орандор станет просто невыносимой, тяжкой из-за того бремени, которое на него легло благодаря вмешательству Малуса. Кто его, вообще, просил?! Ах, да… Сам Альфонс… Но парню почему-то казалось, что просил он нечто другое, но, очевидно, с демонами нужно было держать ухо востро и формулировать «заказ» чётче — он ведь хотел только найти Марию и убедиться, что с ней всё хорошо, а для этого, как ему казалось, нужно было пробраться в королевский дворец Орандора. Ему казалось, что это — решение той проблемы, которая возникла. Казалось, что Мария где-то в подземельях дворца. Что чуть-чуть — и он поможет ей. Не помог. Та, как всегда, давно уже справилась без него. С Алесией всё вышло по-другому. Она не спаслась. Она была не такой, как Фаррел… Она не вышла сухой из воды, как постоянно делала Мария. Она была уже мертва.

Герцог Кошендблат обещался приехать в этот день, и он приехал. А это означало только одно — Леонард скоро уедет в эту свою проклятую Академию и оставит Ала наедине с теми мрачными мыслями, которые то и дело лезли в голову. Наедине с зеркалами, в которых он то и дело видел искажённые, ужасные лица, каждое из которых было ему укором. Наедине с интриганами-придворными, которые всё всегда видели и слышали, а потом распускали по всему дворцу самые разные сплетни. Наедине с государственными делами, большую часть которых Ал банально не мог понять. Он не мог понять ни законов против контрабандистов, ни закона против необученных магов. Всё это казалось ему странным, ненужным, но отменить эти законы король пока не осмеливался. На Земле, в конце концов, тоже были законы для борьбы с контрабандой. Наверное, они действительно были нужны, и отменять их довольно глупо.

Томас Кошендблат прибыл ровно двадцать минут назад, об этом Альфонсу уже доложил Джим — слуга, которого Теодор Траонт привёз из своего поместья. Почему-то молодому королю от этого хочется засмеяться. В последнее время смех то и дело рвётся из его груди. Алу всё время хочется смеяться. Хохотать. И каждый раз после этого становится так паршиво…

— Герцог и герцогиня Кошендблат просят аудиенции! — гордо объявляет Майкл, тоже, кажется, слуга господина Траонта.

Теодор стоит рядом, недовольным сонным взглядом окидывая всех присутствующих. Кажется, ночное срочное собрание, которое вдруг взбрело в голову провести Альфонсу Брауну, ему не слишком понравилось… Что, впрочем, было весьма объяснимо. Ал уже сам не понимал, зачем ему посреди ночи понадобилось созвать всех министров в тронный зал. Но почему-то ночью он проснулся именно из-за этой мысли, быстро вскочил с кровати, приказал растормошить сонного Теодора Траонта, который, Браун чувствовал это, ближайшую неделю будет чувствовать себя разбитым и потому ненавидеть нового короля.

— Пусть войдут! — говорит Ал, и Майкл открывает двери, впуская герцога и герцогиню в зал.

Герцог идёт чуть быстрее герцогини. Та едва может поспевать за мужем. Родители Леонарда, впрочем, выглядят примерно так, как Альфонс себе их и представлял — высокий и жилистый герцог с каким-то звериным оскалом вместо улыбки, с густой копной рыжих, тронутых чуть заметной проседью, жёстких волос, очень смуглым, почти бронзовым, лицом, которое пересекал тонкий светлый шрам, и серыми тусклыми, но очень цепкими и зоркими глазами и бледная, тоненькая невысокая герцогиня, очевидно, крайне болезненная и потому крайне бледная, с тусклыми русыми волосами и синими яркими глазами, цеплявшаяся за руку своего мужа и с мольбой смотревшая на короля. Одеты они были — и мужчина и женщина — хорошо, хоть и весьма просто. Вероятно, красный и бордовый цвета были цветами рода Кошендблатов, видимо, поэтому в эти цвета постоянно облачались и Леонард с Хельгой, и их родители.

Герцог здоровается с королём, спрашивает его о здоровье, самочувствии… Ещё пару назад Альфонс постоянно дёргался от этого — раньше о таком его спрашивали разве что отец да Мария, как ни крути, самые родные и близкие ему люди, а теперь это было лишь частью дворцового этикета, обязательного для всех людей «высшего общества», к которому Ал невольно оказался причастен.

— Боюсь, моему сыну нужно закончить образование, Ваше Величество, — говорит герцог, после, ставшего уже привычным, обмена любезностями. — Ему стоит немедленно отправляться в Академию.

Теодор Траонт зевает и облокачивается на трон, из-за чего королю хочется толкнуть его локтём. Тема новоиспечённому герцогу — кажется, до воцарения Альфонса, Траонт был всего лишь графом — совершенно не интересна. Он принимал активное участие в управлении королевством, но всё, что было связано хоть в какой-то с воспитанием, образованием и его племянником, не менее активно игнорировал, если можно было так сказать.

Алу постоянно думается о том, что, всё-таки, Мария в большей мере была на него похожа — своим равнодушием ко всему, что её не касалось или было ей даже в малой степени неприятно, своим показным презрением ко всему, что касалось в случае Теодора к Седрику, а в случае Марии — к Розе. Всё-таки, подруга Альфонса была похожа на отца в большей мере, чем этого хотелось им обоим.

— В Академию? — спрашивает король изумлённо. — Что там такое? Я знаю, что племянник моего советника учился там, но, Ваша Светлость, я до сих пор не понимаю, что это за учебное заведение.

Да. Именно так. Стоит хоть что-то узнать об этом. Кроме самого названия, хотя оно, наверняка, тоже было другим — Академией это учебное заведение скорее всего называли в разговорах. Это было сокращение. И Алу хотелось побольше узнать об этом. Невозможно управлять чем-то, не зная, откуда другие черпают знания. Невозможно что-либо делать, не зная толком практически ничего. Об Академии часто упоминали Седрик, Хельга, Леонард, даже тот же Теодор, но первые трое не понимали — или делали вид, что не понимали — вопроса, когда Ал спрашивал их об этом, а последний просто не хотел ничего говорить. Кроме вечного «место, в которое никто не хочет попасть». Это Ал примерно и сам понимал — на Земле он тоже ненавидел школу, хотя бы потому, что это было ужасно муторно и скучно, так что, ничего нового Теодор Траонт ему не открывал. А до Джулии сейчас было слишком далеко. Да и общаться с ней лишний раз Ал, ко своему стыду, несколько побаивался.