Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 201

— Это я виновата… — вдруг бормочет девушка неожиданно для Альфонса. — Не стоило наказывать охранников, мой король… Это я была виновата… Простите меня…

Брауну кажется, что будь в его руках что-то сейчас, он обязательно выронил бы это. Кая призналась в том, что побег Паула был ей фактически организован… Во всяком случае, тот, на момент совершения которого она ещё была в сознании и не лежала в постели больная… Она смотрела на него, и в её глазах почти не видно было того чувства вины… Ал чувствовал, как что-то словно рухнуло в его груди. Он вдруг подумал, что ни разу в жизни не казался себе настолько жалким… Парень чувствовал себя преданным. Почему все те, кого он так любил, к кому так хорошо относился, делали что-то, с чем он никогда не мог смириться, чего до жути боялся и не хотел?

Кая не выглядела виноватой. Она держалась и говорила так, что будто бы Альфонс был виноват… Будто бы это он помог преступнику сбежать, будто бы это он убил Генриха и Кассандру… Да — о, боги — ему в самых страшных кошмарах будет сниться казнь короля Генриха, то с каким спокойным лицом он взошёл на плаху, как достойно принял смерть… Но что-то в этой смерти было такое, что пугало его до жути… Может, дело было в том, что теперь он сам стал королём, что та ситуация — или как можно назвать казнь — могла произойти с ним когда-нибудь? А теперь всё выглядело так, будто бы Ал был виноват во всём, что произошло после коронации! Бывшие друзья смотрели на него кто с подобострастием, кто холодно, а кто, вообще, почти зло. Как сейчас Кая. И молодой монарх никак не мог понять, что именно происходит в его окружении.

Даже в её извинениях он не чувствует ни капли раскаяния. Она считает, что сделала правильно, предав своего короля… Она считает, что сделала правильно, совершив тот крайне опрометчивый поступок… Она считает, что он — недостоин трона. Что же… Король сам так иногда считает, но… Он так надеялся, что хоть кто-то будет на его стороне. Так — чего доброго — он начнёт совсем сомневаться в людях, полностью перестанет тем доверять, как доверял раньше…

Он станет ещё более ужасным человеком, чем тот, которым он являлся сейчас.

Это не могло не злить, не расстраивать и не пугать одновременно. Королю иногда хотелось кричать от отчаяния и разочарования. Все люди, окружавшие его, будто намеренно пытались выкачать из него всё добро, что в нём ещё осталось… Ему так не хочется меняться, так не хочется становиться злым королём из тех сказок, что рассказывал Алу отец в детстве… Впрочем, если он потеряет в себе всё хорошее, что ещё оставалось, он станет не злым королём из сказок. Он станет злым королём в реальности, что намного, намного хуже… Ему так не хочется осознавать, что его никто не хочет принимать…

— Почему? — спрашивает Альфонс.

Ему страшно хочется услышать какую-нибудь слезливую историю о безнадёжно больном родственнике, которому так нужна была помощь чёрного мага. Он почти надеется на оправдания, на уверения, на слёзы… В таком случае, он поймёт и то, что Кая не чувствует себя виноватой — на её месте он бы и сам не чувствовал себя виноватым, если бы от его решения зависела, скажем, жизнь его отца… Он бы и сам сделал, что угодно ради жизни близкого человека. Пусть у него, Альфонса Брауна, и натянутые отношения с отцом, они всё равно друг друга любят. И молодого короля уже почти не заботит всё то, что было между ними раньше. Сейчас он был бы рад любому человеку, который готов был бы бескорыстно поддерживать его не смотря ни на что, который был бы готов в любой момент помочь ему, который сказал бы хоть одно доброе слово, глядя на старания Ала как-то справиться с королевством.

Кая некоторое время молчит. Только смотрит на короля своими огромными глазищами… Смотрит настолько холодно, будто с вызовом, что Алу хочется сделать что угодно, лишь бы избежать этого взгляда. В то же время, он прекрасно понимает, что ничего делать в данном случае не будет — гордость просто не позволит ему сбежать сейчас. Он не для того столько старался, чтобы пасть под взглядом противной девчонки-служанки… Теперь в её глазах вовсе нет того страха, который он заметил в её глазах ранее.

Какой же он был идиот! Джулия пыталась намекнуть молодому королю, что именно Кая была виновата в побеге Паула, что не в чернокнижнике было дело! Да какое там «намекнуть» — прямым текстом говорила ему об этом! Разве виновата герцогиня Траонт в том, что Альфонс Браун был таким болваном?! Ну почему Ал не захотел услышать её тогда? Быть может, сейчас не было так больно от мысли, что его предали. И предал человек, которого он считал если не другом, то по крайней мере союзником! Пожалуй, и правда, власть вовсе не такая простая штука, как он считал когда-то! Следовало послушать тех умных и опытных людей, которые говорили, что во дворце не стоит кому-либо доверять… А Ал не слушал! Надеялся на лучшее, пытался найти причину в себе, а не в других… Стоило заканчивать с этим. Всё-таки, теперь он не тот человек, который отвечает только за себя. Теперь он отвечает за целое государство… А он, он не соизволил обратить внимания на сущие мелочи, которые, как говорил один известный сыщик из любимых им книг, может быть, даже более важны, чем всё остальное.

— Вы были неправы, — словно удивившись, произносит Кая тоном, не терпящим возражений, — а я сделала то, что должен был сделать любой человек, столкнувшийся с несправедливостью!

Ал чувствует, как краска сходит с его лица, как холодеет в груди. Парень не смеет поверить себе, своему слуху… Он переводит взгляд на служанку. Видимо, всё, что он чувствует в этот момент, отразилось в его взгляде, поскольку та отшатывается от него, а в её глазах снова появляется страх — правда, уже не тот, что был до этого — и снова исчезает через долю секунды. Король пытается снова вернуть себе былое спокойствие. Впрочем… Что уж тут говорить — он не был спокоен и раньше, а после такого признания… и подавно.

Почему-то в голове всплывает мысль, что Мария обязательно сразу сказала ему то, что он не прав. Возможно — отвесила бы так же подзатыльник, наорала бы… Сделала бы это сразу же — в первый день. Она не терпела недосказанности. Не терпела намёков. Считала это уделом слабых и подлых людей. И Ал почти был с ней согласен… Он начинает смотреть в пол. Да… Пожалуй, так намного проще — всматриваться в узоры на каменном полу и думать над тем, что ему теперь делать.

Кая считает молчание хорошим знаком и подходит поближе, пытается взять его за руку, но на этот раз отстраняется он. Король чувствует, что не хочет видеть служанку больше, что всё беспокойство о ней, которое он испытывал за неё до недавнего времени из-за её болезни, выветрилось в мгновение ока. Альфонс всё пытается вглядываться в узоры на каменном полу и как можно меньше думать о том, что сейчас произошло между ними. Впрочем, нет. Ни в коем случае нельзя думать об этом меньше — эта проблема весьма важна. Важна, может быть, даже больше, чем какая-либо другая. Почему Кая решила, что может сделать это, может предать его и не получить никакого наказания за это?

— Уходи! — говорит Ал, стараясь чувствовать себя хоть немного увереннее.

Кая смотрит на него с сочувствием. И это заставляет его чувствовать себя всё более разозлённым. Ему не нужно её сочувствие. Он прекрасно справлялся и без него. Раздражение нарастает, словно снежный ком. Альфонс уже почти не может с ним справляться.

Боги! Ему не хочется потерять самообладание сейчас и сказать всё, что он думает! Ему не хочется закричать, ему не хочется показать то, что сейчас творится у него в душе! Ни в коем случае нельзя допускать этого! Он ведь не выходил из себя даже общаясь с таким непростым человеком, какой была Мария Фаррел! Он ведь умудрялся сдерживать себя даже тогда, когда его кузина Бэсси была рядом и выкидывала чёрт знает что! И от этого выйти из себя сейчас будет ещё более обидно…

— Вы были неправы, — неловко улыбнувшись начинает говорить Кая. — Долг любого друга исправить ту несправедливость…

Кажется, девушка пытается гладить его по руке, и король чувствует, как что-то словно ломается в нём, чувствует, как эмоции всё же начинают брать верх над разумом, который и без этого жеста не мог удержать своё превосходство. Ему давно хочется кричать, почти плакать от бессилья, но он ещё хоть как-то пытался сдерживаться…