Оборотная сторона медали (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 64

День он провел в турецких банях Ковент-гардена, где его хилое тело истекало потом в самом жарком зале до тех пор, пока оставалось чем потеть.

"Интересно, а Дюамель пунктуален? — мучился Стивен, сидя в вестибюле "Блейкс" так, чтобы видеть вход и стойку швейцара, — много ли внимания он уделяет времени?"

Ответ последовал еще до того, как часы до конца отбили шесть — Дюамель появился на ступенях со свертком в руках. Стивен встретил его раньше, чем агент успел спросить доктора Мэтьюрина, и отвел наверх, в длинную комнату с видом на Сент-Джеймс-стрит. Дюамель будто бы поседел еще сильнее, но лицо сохраняло бесстрастное выражение, и внешне он полностью владел собой

— Я договорился, что "Эвридика" доставит вас в Галифакс. Вам нужно подняться на борт до понедельника. Путешествовать будете как гость капитана. Он близкий друг капитана Обри. Я дал понять, что вы до определенной степени связаны с Хартвеллом, но предельно искренне советую оставаться в каюте под предлогом морской болезни и как можно меньше говорить. Вот записка, по которой вас пустят на борт. Как видите, я сохранил имя Дюамель.

— В общем, я его и предпочитаю — одной сложностью меньше, — ответил Дюамель, принимая записку. — Я очень благодарен вам, Мэтьюрин. Думаю, вы не пожалеете.

Агент осмотрелся. В дальнем углу комнаты пожилой член клуба задумался над "Парламентскими дебатами" с лупой для чтения.

— Можете говорить вполне свободно, — заверил Стивен. — Этот джентльмен — англиканский епископ, да еще и глухой.

— Хм, англиканский епископ. Несомненно. Как я рад, что мы расположились именно в этой комнате, — добавил он, бросив взгляд в окно. Он собрался с мыслями и продолжил: — Как бы мне начать свой рассказ? Имена, имена — вот одна из проблем. Я не уверен в именах трех людей, о которых планирую сообщить. Мой корреспондент в Лондоне пользовался фамилией Палмер, но это не его подлинное имя. Хотя он во многих отношениях был способным сотрудником, это его выдавало: не всегда сразу или естественно отзывался на собственный nom de guerre ^[52]. Второе имя вам знакомо — Эндрю Рэй. Довольно долго я его знал как мистера Грея. Но он плохой агент, и как-то раз, напившись, выдал себя. Он паршивый шпион, и по правде, Мэтьюрин, я удивляюсь, почему вы не разоблачили его на Мальте.

Стивен склонил голову — его осенило прозрение, ослепляющее и унизительно очевидное. Он пробормотал:

— Никак не мог ожидать, что вы завербуете такого порывистого, ненадежного типа.

— Есть у него и ценные качества, но он и вправду эмоциональный и пугливый. Неглубокий человек, такие раскалываются на первом же жестком допросе, но Рэй способен выдать себя и без всяких допросов. Ничего бы с ним не вышло, если бы не его друг, тот самый третий человек. Его я знаю лишь как мистера Смита. Очень высокопоставленный человек, на рю Виллар на его доклады просто молились.

— Выше Рэя по должности?

— О да. И гораздо умнее. Вдвоем они как учитель и ученик. Жесткий человек, кстати. — Дюамель посмотрел на часы. — Я должен быть краток. Хотя Смит очень талантлив, а у Рэя хватает способностей, дабы заработать определенную репутацию, оба они бедны, ведут дорогостоящую жизнь и склонны к игре с очень высокими ставками. Формально они оба добровольцы, и я думаю, это у них искреннее, но они постоянно просят денег. После реорганизации на рю Виллар фонды резко сократились. Они посылают просьбу за просьбой, одна настойчивее другой. Им ответили, что последняя порция информации недостаточно большая и качественная, и это правда. Они заверили, что через несколько недель окончательно избавятся от сэра Джозефа Блейна, получат полный доступ к Комитету и начнут поставлять бесценные сведения.

Дюамель снова посмотрел на часы и приложил их к уху.

— Тем временем они организовали мошенничество на Бирже.

Под пристальным взглядом Дюамеля Стивен не мог полностью скрыть свои эмоции. Сердце билось так, что он почувствовал пульс в глотке. Мэтьюрина снова ошеломила собственная тупость — все же так очевидно.

— Вы, кажется, озабочены временем.

— Да, — ответил Дюамель, передвигая кресло к окну. — Конечно, мне жаль, что вашего друга подвергли таким страданиям. Но беспристрастный наблюдатель должен признать, что все дело провернули крайне аккуратно. Можете возразить, что при наличии информации о перемещениях капитана Обри и связях его отца, вместе с контролем над столь способным агентом как Палмер, операция оказалась простой, но это поверхностные рассуждения. Мэтьюрин, вы не обидитесь, если я, возможно, выбегу на несколько минут и потом вернусь?

— Разумеется.

— Некоторое время я думал, что они полностью преуспели. Конечно, они не могли заполучить много денег, не выдав себя. Но от самых насущных долгов избавились.

"Вот как Рэй расплатился со мной", — размышлял Стивен, пока его снова сжигал стыд.

— Но этого оказалось недостаточно, — продолжил Дюамель. — Они предложили два новых хода. Первый — обналичить несколько неожиданно крупных векселей на северных рынках, второй — сдать вас в Лорьяне. План насчет векселей то ли отклонили, то ли отменили — не уверен. И вас не сдали. Лукан крайне разозлился — он лично отправился в Бретань и отменил даже ежемесячную дотацию. Дела у них совсем плохи, и они подготовили что-то, что называют необычайно ценным донесением.

Француз снова взглянул на часы и продолжил:

— Палмер рассказал мне о деле с Биржей во всех подробностях, когда мы рыбачили недалеко от Хартвелла. Вам бы он понравился, Мэтьюрин — к нему зимородки на руку садились. Разносторонний был человек. Но тогда я его видел в последний раз. За его голову предложили огромную награду, розыск стал слишком активным, и его убили на случай, если его разоблачат или выдадут. Не вывезли из страны — убили или приказали убить. Такое я простить не могу. Это преступление!

— Дюамель, — тихо спросил Стивен, подвинув кресло так, что оно почти уперлось в оконное стекло, — можете ли вы мне дать материальные, конкретные улики?

— Нет, не сейчас. Но надеюсь, что смогу в течение пяти минут. — Агент продолжил рассказывать о Палмере, которого он, очевидно, высоко ценил, но как-то рассеянно. Остановившись на середине фразы, Дюамель схватил сверток и извинился: — Простите, Мэтьюрин, и внимательно смотрите в окно.

И поспешил из комнаты.

Стивен разглядел, как он вышел на мостовую, повернул налево, пошел быстрым шагом в сторону Пикадилли, с огромным риском перебежал дорогу между экипажей и побрел по другой стороне улицы в сторону Сент-Джеймс-парка. Почти напротив окна Стивена, рядом с "Баттонс", он замер и снова взглянул на часы, будто бы ждал кого-то.

Стивен пробежал взглядом по улице и среди выходящих из парка и Уайтхолла пешеходов заметил Рэя и его старшего, более высокого друга Ледварда, идущих рука под руку. Они расцепились, чтобы снять шляпы и поприветствовать Дюамеля. Некоторое время все трое о чем-то говорили, потом Ледвард отдал французу конверт в обмен на сверток. Англичане отправились в "Баттонс", а Дюамель, не бросив даже взгляда в сторону окна Стивена, поспешил обратно на Пикадилли.

Стивен помчался вниз, схватил карандаш и бумагу на стойке швейцара, быстро что-то написал и воскликнул:

— Чарльз, Чарльз, умоляю — отправь посыльного к сэру Джозефу Блейну на Шеферд-маркет, сверхсрочно. Нельзя терять ни мгновения.

— Зачем же, сэр? — улыбнулся швейцар. — Не беспокойтесь насчет срочности — вон и сам сэр Джозеф, поднимается по ступенькам, опираясь на руку полковника Уоррена.