Удача мертвеца (СИ) - Борчанинов Геннадий - Страница 25

Руль, сломанный мной на Ки-Уэсте, пришлось полностью менять — испанцы починили его наспех и не очень качественно. Переборку в капитанской каюте передвинули на несколько футов, освобождая для меня жизненное пространство. На пушечной палубе пришлось заменить почти половину всех досок, заменили несколько палубных бимсов, поставили новые мачты и сменили весь такелаж.

Через пару недель работы «Мститель» преобразился. Новые доски выделялись светлыми пятнами, но это не портило впечатления. Корабль наконец-то приобрёл вид, достойный морского волка.

Теперь, когда все сухопутные дела завершены, океан манил меня со страшной силой. Чем дольше я находился на берегу, тем сильнее мне хотелось выйти в море. Ощутить солёные брызги, свежий бриз в парусах и манящее чувство свободы, которой так не хватает на твёрдой земле.

Но как бы сильно я ни мечтал о морских просторах, я не мог просто так взять и отправиться в плавание. Люди устали, и я их прекрасно понимал. В бытность простым моряком я уставал так, что силы оставались только на то, чтобы дойти до постели и упасть.

Поэтому последний день перед отправкой в моря я решил потратить на отдых. Люди заслужили его сполна. Я приказал выкатить целую бочку рома и объявил, что это награда за хорошую работу. Как я и ожидал, больше в тот вечер моряков ничего не интересовало.

Солнце падало за горизонт, окрашивая облака в благородный пурпур, и пьяные моряки зажгли костры в последний раз. Весёлые анекдоты сменились байками из жизни, а затем настало время мистических историй. Индейцы, как могли, рассказывали нам о сотворении мира, негры вспоминали Папу Легбу и других божков Берега Слоновой Кости, англичане полушёпотом вещали о Кракене и Левиафане, что поджидают несчастных в морской пучине, а я слушал всё это сквозь дрёму.

— Есть только Господь, а всё остальное — полная чушь, — раздался голос Филиппа. Набожный француз опять за своё.

— Оставь свои проповеди, парень, — произнёс я. Лицо моё было скрыто шляпой, и голос прозвучал глухо, как из бочки.

— Спасение души ближнего — мой долг, — ответил он. — Я не могу оставить их в неведении.

— Они стали пиратами, и их уже не спасти, — равнодушно сказал я.

— Раскаявшийся грешник угоднее Ему, нежели праведник! — возразил Филипп.

— Господи, да заткнись ты уже наконец! — почти выкрикнул я, и француз затих.

— Колдун… — я услышал шепотки за спиной, и рассмеялся. Заткнуть проповедника без помощи колдовства или хорошего удара и в самом деле нелегко.

— Джон! — позвал я. Индеец тут же навис надо мной, как гора.

— Капитан? — спросил он, пока я обдумывал, что же я всё-таки хотел спросить.

Я был пьян, и мысль ускользала, как угорь.

— Джон, что ты имел в виду, когда назвал меня мертвецом?

Утро оказалось мучительным. Большую часть выпитого я выблевал на песок, вчерашняя попойка виделась как в тумане, а при попытках вспомнить хоть что-то — голова раскалывалась как перезревший арбуз. Многие находились в таком же состоянии, и душу грело то, что я не один сейчас валяюсь на песке в остатках собственного ужина.

Мы кое-как переползли на борт, чтобы продолжить погибать ещё и от качки. Трезвыми оставались только Филипп и ещё несколько моряков, и я, разумеется, дал ему все полномочия.

Француз, загоревший до черноты, выкрикнул несколько приказаний, и матросы сноровисто обрасопили грот. Парус оглушительно хлопнул, но через мгновение наполнился ветром. Я посмотрел на юного офицера. За несколько месяцев он превратился из рыбака в настоящего флибустьера, и я видел, как блестят его глаза, когда он смотрит вдаль. Он напомнил мне себя самого в прошлом, и я в очередной раз блеванул за борт.

Ямайка оставалась за кормой, и впереди нас ждала манящая неизвестность. Впрочем, уходить далеко от острова я не хотел, я всё ещё планировал захватить каравеллу, которая скоро пойдёт в Европу. Поэтому я приказал курсировать неподалёку от берега, тренировать команду и смотреть в оба. Здешние воды по сравнению со всем остальным архипелагом были как улица Пикадилли по сравнению с ливийской пустыней.

На нок реи уселась жирная чайка, и пронзительно крикнула, разрезая голосом мой больной мозг, который разлетелся на тысячи осколков и собрался обратно в произвольном порядке. Я выхватил пистолет и нажал на спуск, но курок только щёлкнул по полке. Я хотел было запустить в неё сапогом, но тут чайка крикнула снова и по палубным доскам растеклось белое пятно.

Я подозвал матроса, одного из новобранцев, и пистолетом указал на чайку и её дерьмо. Парень вздохнул, понимая, что тут не отвертеться, и пошёл за тряпкой. Чайка, сделав своё грязное дело, крикнула ещё раз и улетела прочь, испортив мне настроение на весь день.

— Проклятые птицы… — пробормотал я и поморщился от головной боли.

Чайка снова пролетела над кораблём и снова крикнула, словно издеваясь надо мной.

— Парус с правого борта! — крикнул матрос из вороньего гнезда. — Похоже на почтовый люггер!

Я закрыл глаза и потёр виски. Сейчас было только одно желание — упасть на койку и не вставать.

— Испанец! Похоже, что от берега идёт!

Я выругался. Половина команды подыхает от похмелья, вторая половина годится только как пушечное мясо, но мы вынуждены погнаться за люггером, и ввязаться в сражение. Потому что война. Потому что там могут быть документы, за которые губернатор заплатит хорошие деньги. Потому что донов надо разубедить в том, что они хозяева архипелага.

— Всех наверх, раздери вас дьявол!

Я вскочил и окунул голову в бочку с водой, чтоб протрезветь.

— Ставьте Георгия! Пусть дрожат от ужаса! — зарычал я, распаляя себя. — Нам сегодня повезло! В первый же день будет добыча!

Белый флаг с красным крестом взметнулся в небеса и заполоскал на ветру. Я взглянул на английское знамя и оскалился.

— Добавляйте парусов! Фор-марсель ставь! Брасопь к на-ветру! — я целиком отдался делу, лично встал за штурвал и направил корабль вслед за люггером.

Испанец заметил нас и повернул к югу, в бейдевинд. Разумно, я сделал бы так же. Но уже поздно, «Мститель» после ремонта стал гораздо быстроходнее и манёвреннее. Люггеры, конечно, сами по себе достаточно быстры, но сегодня удрать не получится.

Я чувствовал себя хищником, волком, что гонится за мелким кроликом. В крови играл охотничий азарт, и я нервно притопывал ногой по палубе, глядя, как приближается корма люггера. Я достал из кармана подзорную трубу, которую я за гроши купил у Ричарда, старую и побитую жизнью. На что-то большее не было денег, пришлось брать что есть.

Сквозь мутные линзы я разглядел мельтешащих на палубе матросов и название корабля — «Сан-Фелипе». Да, испанцы фантазией не отличались, каждый новый корабль называя в честь своих святых. Святых было мало, кораблей — много, и на каждого святого приходилось не меньше десятка кораблей. За свою карьеру одних только Фелипе я повидал семь штук, и сейчас гнался за восьмым.

Громыхнула пушка, и в десятке ярдов впереди плеснуло. Пираты засвистели и засмеялись над неудачей испанцев. От страха доны не смогли подпустить нас поближе, и теперь вряд ли уже попадут.

— Чёрный флаг! — приказал я, и над грот-мачтой поднялось чёрное знамя. Теперь у испанцев есть последний шанс сдаться, иначе в живых не оставят никого.

Но люггер упорно не желал сдаваться на милость победителя. Слишком велика у пиратов ненависть к испанцам, которые никого в живых обычно не оставляли.

— Дайте им пороху, парни, — сказал я. — Пора.

Приказ передали канонирам, и через несколько минут наши пушки с оглушительным грохотом выплюнули ядра. Кажется, пушкари немного переборщили с зарядом.

Испанец приближался медленнее, чем тает воск в руке, но я чувствовал, как паникует капитан люггера. В воздухе так и висело ощущение отчаяния и страха.

И уже через минуту мы орали от радости, глядя, как люггер спускает флаг и ложится в дрейф. Теперь мы — хозяева моря. Но, словно в насмешку, ветер переменился и паруса повисли бесполезными тряпками.