Разрушитель божественных замыслов (СИ) - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой" - Страница 71

Луминьян стал кашлять, видно вино попало не в то горло. А толстяк дрожащими губами спросил: — что, что происходит?

Ответить никто не успел, так как в повозке что-то зашебуршало, снова раздался визг орчанки и грохот падающих предметов. Как будто кто-то кидался или отбивался всем, что попало под руку. Потом раздался душераздирающий вопль:

— Помогиите!

Первым подхватился Луминьян и, не разговаривая, бросился на помощь. Я видел, как он резко отдернул занавесь и сунул голову во внутрь. Больше он ничего сделать не успел, потому что, вдруг раскинув руки в стороны, с воплем улетел в сумрак вечера. Следом пулей вылетела вопящая Ганга. На ее руках что-то висело. Что-либо, еще точнее разглядеть не представлялось возможным, так как она стала махать руками, пытаясь скинуть это что-то, прицепившееся к ее рукам и подпрыгивала, пытаясь убежать от фургона. Но цепь, которая за ней тянулась, не давала ей этого сделать, поэтому все ее движения превратились в прыжки в верх. На это представление, что устроила Ганга мы смотрели с разными чувствами.

— Это что? — спросил снабженец, глядя на замысловатый танец с подвыванием.

— Точно, как же я забыл? — Ударил себя по лбу Фома. — Я же сегодня у мешков с припасами поставил капкан и мышеловки.

Гради-ил, посмотрел на меня и только произнес:

— Это какое-то сумасшествие.

Я сплюнул от досады, ушел в ускоренный режим, и увидел, что на пальцах рук Ганги были надеты мышеловки, а за полу ее куртки вцепился лисий капкан на длинной цепи. Я отцепил капкан, снял мышеловки с пальцев рук и в рот, открытый в немом крике, влил ей эликсир. А потом ушел подальше на всякий случай. Когда я оказался в нормальном времени, то только и успел заметить, как Ганга, продолжая махать пустыми руками, пронзительно вопя, вприпрыжку, высоко поднимая колени словно цирковой конь, унеслась в степь, в темноту.

Первым из темноты выплыл Луминьян, шатаясь как пьяный, без своей шапки, весь в перепачканный, держась руками за глаз и матерясь, как десять портовых грузчиков, которым на ногу упал тяжелый груз. Он вращал налитым кровью открытым глазом и, пылая гневом, вопрошал:

— Где эта степная ведьма? Где она? Она мне глаз выбила.

Ганга не заставила себя ждать, она ворвалось в свет костра и бросилась ко мне на грудь, обхватила руками и ногами и так повисла, подвывая. Зная по опыту, чем это заканчивается, я обнял ее руками и покрепче уперся ногами в землю. Придерживая ревущую кандидатку в невесты, я не знал, что и думать и вынужден был согласиться с разведчиком. Действительно, это какое-то сумасшествие.

Вечер как-то рывком средь воцарившейся суматохи неожиданно перешел в ночь. Вокруг костра стояли все оставшиеся путешественники. Это я, Ганга, укрывшаяся одеялом, Фома, сокрушенно качающий головой, хмурый Гради-ил и Луминьян с заплывшим глазом. К счастью, его глаз оказался целым. Снабженец, что-то бормоча, поспешил скрыться. Немного потоптавшись, все стали рассаживаться вокруг весело потрескивающего костра, молча, переваривая события прошедшего вечера, и никто не спешил прервать затянувшееся молчание.

Наконец, Гради-ил повернулся к магу, посмотрел на его синяк и сурово спросил:

— Уважаемы магистр, зачем вы хотели убить невесту нашего лорда?

Я в немом удивлении уставился на эльфара. Думаю, все остальные тоже, уж очень неожиданное заявление сделал разведчик. Луминьян сначала не понял вопроса, и только спросил растеряно:

— Как? Как вы сказали? Я хотел убить Орчанку? — Он перевел взгляд на девушку, поморгал пытаясь вникнуть в суть заданного вопроса и снова посмотрел на эльфара.

— Гради-ил, Вы о чем?

— Не прикидывайтесь! — не меняя сурового тона отвечал разведчик. — Вон, у вас синяк под глазом.

— И что? — Еще больше удивился магистр.

А то, что его вам поставила Ганга, когда вы лезли повозку. Ведь так?

— Так, — согласился Луминьян, не понимая, к чему клонит эльфар. А тот, продолжая обличать магистра, закончил свою мысль следующими словами.

— Вот, раз у Вас синяк на лице, и его Вам поставила орчанка, значит, вы хотели ее убить.

— Да с чего ты это взял? — возмущенно и громко стал кричать магистр. Но эльфар был непреклонен и смотрел все также сурово.

Луминьян за поддержкой повернулся к нам, а я встретил его прищуренным подозрительным взглядом, но все же не выдержал и рассмеялся, чем еще больше ввел магистра в смятение.

— Да что здесь происходит? — завертелся он, как посаженный на сковородку.

— Дело в том, учитель, что на основании наших синяков Вы сделали вывод, что мы хотели убить девушку. Вот Гради-ил и вернул вам ваши логические выводы. У вас синяк, значит вы хотели убить Гангу. Все просто.

Магистр посопел. Зло окинул нас взглядом, а потом его губы растянулись в несмелой улыбке, и он, в конце концов, расхохотался. Напряжение, царившее за костром, прошло, смеялись все, и Ганга громче всех. Отсмеявшись магистр обратился к орчанке:

— А ты чего кричала, дочка? Мы уж не знамо, что подумали.

Та заморгала, не зная, что сказать, потупилась, прочертила палочкой по песку несколько линий и наконец призналась, — я испугалась.

— Чего там можно было испугаться? — изумился Фома и мы, тоже не понимая причин ее страха, посмотрели с ожиданием на нее. Сделав еще несколько параллельных линий, она выкинула веточку и ответила почти плача.

— Там была мышь, и она на меня прыгнула. Потом что-то укусило руку за пальцы и повисло, потом за другую, это было неожиданно и больно. Я подумала, что мыши напали на меня, — в ее голосе слышались слезы, она вздохнула и замолчала, но это продолжалось недолго. Ганга подняла глаза и обрушилась на Фому:

— Ты, шарныга мелкая, зачем накидал мышеловок по повозке?

— Так они сухари жрут, спасу нет, вот я поставил мышеловки и еще капкан, если норники (сумчатые грызуны) залезут. Я в углу поставил, где припасы. Ты зачем туда полезла? — перешел он в атаку.

— Я хотела отгородить себе место. Мне спать негде.

— А спросить, где можно лечь спать, тебе было трудно? — это уже я вступил в разговор в воспитательных целях. — А если бы там был мой домовой, которого ты увидела в прошлый раз?

— Какой домовой? — она посмотрела на меня со страхом.

— Страж повозки. А ты Фома, почему не сказал, что у нас появились мыши. Эту проблему я мог решить без капканов и мышеловок, — я посмотрел строго на орка.

— Значит так, я вижу, что безделье на вас плохо влияет. Поэтому ввожу дежурные смены и новые обязанности. Ганга, ты готовишь и моешь посуду. Фома, на тебе дальняя разведка пути. Гради-ил, на тебе охрана каравана из двух повозок. Сегодня первая смена дежурства твоя, Ганга, ночная Фомы, а утренняя Гради-ила.

— А ты, что будешь делать? — возмутилась норовистая дочь степи.

— На мне самое трудное — общее руководство, — вздохнул я, показывая им какую тяжелую ношу пришлось взять на себя.

— У меня есть место у магистра в повозке, свою повозку отдаю тебе, Ганга.

— Нет! — испугано вскрикнула она. Лучше я к магистру. — И жалостливо посмотрела на Луминьяна, — можно?

Тот погладил ее по голове, поцеловал в лоб и умильно скорчив побитое лицо, проговорил с нежностью: — конечно дочка.

Лежа в повозке и уже засыпая, услышал ворчание Шизы.

— Жулик, — сказала она в мой адрес, — и лентяй, даже девушку заставил службу нести.

— Ты еще жуликов не видела, детка. Чего стоит один прапорщик Нечипуренко, вспомнил я деятельного техника оружейника из вертолетного полка. Вот это комбинатор, умудрился машину колпачков с нурсов продать. Я тихо засмеялся, вспомнив его рассказ.

— Что за история? — Шиза была любопытна и поймать ее на крючок очередного рассказа о земле, было раз плюнуть.

— Был у меня знакомый прапор, хохол из Чернигова, — начал я воспоминания, — мы часто друг другу помогали я ему… — я задумался. — В общем, не важно.

Короче, в дукане он однажды увидел защитный пластмассовый колпачок от ракеты и просто спросил: «еще такие есть»? Дуканщик встал в стойку и спрашивает, а сколько надо шурави?