Штурм Берлина
(Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин) - Герасимов Евгений Николаевич - Страница 60

При каждом орудии было по десять снарядов. Их быстро израсходовали. А как доставить новые боеприпасы? Таскать ящики на себе через простреливаемую улицу это верная смерть, да и, кроме того, всё равно так снаряды не доставишь.

Мы придумали такой способ. Через улицу была переброшена длинная верёвка, к ней привязали ящик со снарядами, а сидевшие в укрытии на противоположной стороне улицы перетягивали верёвку к себе. Так мы питали батарею всё время боя.

Сегодня опыт с верёвкой нам пришлось повторить.

Путь к огневым позициям преграждала железнодорожная насыпь, по которой немцы вели ожесточённый огонь. Можно было, правда, попытаться перескочить через полотно на машинах, но насыпь была слишком крутой, чтобы рисковать машинами и пушками.

Тут вот и вспомнили, как накануне мы таскали снаряды через улицу верёвкой. Почему бы не перетащить подобным образом и пушки? Так и сделали. Конец верёвки, к которой была привязана пушка, перебрасывался через насыпь, а стрелки, находившиеся по ту сторону полотна, дружно взявшись за другой конец, перетаскивали орудие на свою сторону.

Старшина Ф. ЖУРАВЛЁВ.

Круглый глаз стереотрубы медленно движется справа налево.

Видно, как багровые языки пламени облизывают остатки серых громад, вырываются из тёмных провалов стен, танцуют на ступеньках обнажённых лестничных клеток. Последовательно вырисовываются обгорелые решётки парков, сваленные деревья, расщеплённые и поваленные снарядами телеграфные столбы с обрывками проводов.

И над всем этим висят тяжёлые чёрно-серые тучи дыма и пыли.

Стереотруба поворачивается слева направо, и в её стеклах появляются на момент скрытые ранее пылью и дымом разрывов серые фигурки. Они перебегают, падают, прячутся за выступы, за камни, ползут и снова скрываются в провалах домов.

Командир части тяжёлых гвардейских миномётов гвардии полковник Толмачёв разговаривает по телефону с командиром дивизии.

Положив трубку и обведя красным карандашом что-то на плане Берлина, он говорит мне:

— Киселёв, срочно уточните обстановку в районе перекрёстка и дайте команду Кабульникову подготовить туда батарейный залп!

С лёгким потрескиванием работает радиостанция.

Не прошло и десяти минут, как с характерным звуком широкие огненные полосы вырываются слева из опалённого сквера. Огненная дуга разрезает тучи дыма и пыли и опускается на перекрёсток, который отметил на своём плане командир.

Когда рассеялось облако разрывов, в линзах прибора опять замелькали серые фигурки. Вот они пробежали дома, осевшие и развалившиеся от залпа, пересекли перекрёсток, стали взбираться на баррикаду, перегораживающую улицу. Вдруг одна фигурка упала, другая, третья, и все остановились, залегли.

Командир батареи берёт телефонную трубку. Через несколько минут сзади, из-за домов, снова вырываются огненные дуги. Снова за пылью и дымом скрываются баррикада и фигурки людей.

Когда рассеялся дым, уже никого не было видно. Все наши бойцы были уже за баррикадой.

Гвардии капитан КИСЕЛЕВ.

29 апреля наш батальон, ведя уличные бои уже на левом берегу Шпрее, продвигался по Коммандантенштрассе. Вечером, когда мы подходили к Якобштрассе, противник встретил нас ураганным огнём из окон пятиэтажного углового дома. Замешкайся мы тут, и батальон понёс бы огромные потери. Занять временную оборону в этом месте невозможно было. Поэтому командир батальона майор Романенко приказал, невзирая на огонь противника, стрелявшего из автоматов, пулемётов, фаустпатронов и бросавшего гранаты со всех этажей, немедленно ворваться в этот дом.

Батальон кинулся вперёд и с криком «ура» ворвался через окна и подъезды в комнаты первого этажа. Каждую комнату пришлось брать с рукопашным боем. Когда первый этаж был очищен от противника, взвод лейтенанта Фролова спустился в подвал и вступил в бой с засевшими здесь немцами. После пятнадцатиминутной ожесточённой схватки все немцы в подвале были уничтожены. Началась борьба с противником, занимавшим верхние этажи. Это было самое трудное.

Гитлеровцы забрасывали нас со второго этажа гранатами через заранее проделанные в полах и потолках сквозные отверстия. Но вскоре под воздействием сильного огня с нашей стороны немцы начали прыгать из окон второго этажа во двор. Там их поджидали пулемётчики Штырков и Галкин, а также снайпер Санин. Своим метким огнём они уложили под окнами дома около полусотни гитлеровцев.

Уцелевшие на втором этаже немцы поднялись на третий и четвёртый этажи. Мы ворвались на второй этаж, и опять пошла перестрелка, опять через продырявленный потолок на нас падали гранаты. Но вот появились наши гвардейские миномётчики. Они поднялись на второй этаж, неся на руках десять тяжёлых мин.

По предложению артиллеристов батальон был незаметно для противника выведен из дома.

Залп десяти мин поднял в воздух все три верхних этажа с находящимися там немцами.

Больше сюда мы не возвращались, стали продвигаться дальше. Метрах в тридцати от этого здания немцами был подготовлен к обороне другой большой дом. Разведка, посланная в этот дом, не обнаружила противника, и, когда мы приблизились к нему, никто из окон не стрелял. Бойцы беспрепятственно вбежали в подъезд, связисты протянули провод, но только мы вошли в комнаты и в одной из них поставили аппарат, как со всех сторон, неизвестно откуда, посыпался град пуль.

Штурмовая группа ворвалась в дом.

Оказалось, что во всех внутренних стенах этого дома были сделаны незаметные бойницы, через которые немцы стреляли из соседних комнат. Командир полка подполковник Чайка, узнав об этом от нас по телефону, отдал приказ: «Вывести бойцов из здания и разбить его артиллерией». Но выйти из здания было уже невозможно. Немцы успели окружить все три комнаты, в которых собралось человек пятьдесят наших солдат и офицеров. Был свободен только один проход — узенький коридорчик, выводящий на двор, но он простреливался через бойницы в потолке немецкими пулемётчиками и снайперами со второго этажа. Несколько бойцов, один за другим, пытались выскочить через этот коридорчик, но все они были убиты на пути.

Положение наше было такое: одни лежали на полу и не имели возможности подняться, так как над головой свистели пули, другие стояли, прижавшись спиной к стене в стороне от бойницы, из которой бил немецкий пулемёт, и не сводили глаз с бойниц противоположной стены, из которой тоже сверкал огонь. Мы чувствовали себя как скованные, ничего не могли предпринять. Но у нас имелась связь, и это придавало уверенность. Все наши надежды были на провод, соединявший нас с командиром полка. И вдруг через открытую в подъезд дверь мы видим, как наш провод поднимается к потолку. Немцы подцепили его крючком и тянут к себе, чтобы порвать. Старшина сержант Емашев, как кошка, кинулся к поднятому проводу. Емашев был убит, но в последнее мгновение он успел снять провод с крючка. Потом немцы ещё раз пытались поднять провод, но это им больше не удавалось.

Командир роты старший лейтенант Микаэлян сказал бойцам, которые были с ним в одной комнате, что выйти нельзя, но артиллерия все-таки должна открыть огонь. Он хотел вызвать огонь на себя. Солдаты единодушно ответили: пусть артиллерия даёт огонь. Мнение Микаэляна и его подразделения было передано командиру полка, но решение последовало такое: пока артиллерийский огонь не открывать.

Мы уже шестой час сидели окружённые в трёх комнатах. Немцы, видя, что перестрелять нас из пулемётов трудно, стали вытаскивать пулемётные стволы из проломов в стенах и бросать в наши комнаты гранаты, от осколков которых нам негде было укрыться. Почти одновременно упали тяжело раненные командир стрелковой роты лейтенант Крылов, командир миномётной роты лейтенант Смертин, командир взвода лейтенант Фролов. Из всех щелей и дыр раздавался крик на ломаном русском языке: «Русс, сдавайся, капут!» Наши бойцы отвечали: «Вам капут, Берлин капут!»