Сталинградцы
(Рассказы жителей о героической обороне) - Герасимов Евгений Николаевич - Страница 34

За всю свою долгую работу в Сталинграде мне до войны ни разу не пришлось побывать на примыкающих друг к другу островах — Голодном и Сарпинском.

Эти острова я видела только издали. Там, на культбазах и водных станциях, проводили свои выходные дни многие сталинградцы, отводили свою душу охотники и рыболовы.

Бывало, летом в воскресенье спросишь сына:

— Ты куда сегодня?

А он чаще всего в ответ:

— На острова.

За войну мне пришлось эти острова исходить вдоль и поперёк. Впервые я сошла на берег Сарпинского острова в октябре 1942 года, когда по решению горкома партии группа секретарей райкомов партии и председателей райисполкомов Сталинграда была направлена на острова эвакуировать население.

Первым делом мы разыскали председателя сельсовета товарища Растегина. Это был живой и бодрый, очень приветливый старичок. Он проверил у каждого из нас документы и только потом стал рассказывать о том, что делается в его сельсовете.

На островах к нашему приезду оставалось много местного населения. Всю свою жизнь прожили они в небольших хуторах и сёлах, раскинутых в нескольких километрах друг от друга. Кругом была земля, богатая для огородничества, и привольное пастбище для скота.

Теперь здесь нашли себе приют сотни сталинградских жителей и те, кто были эвакуированы в Сталинград из Ленинграда, Украины и Дона.

Многие из них добрались сюда вплавь; другие перевезли свои пожитки на лодках и баркасах. По сёлам бродили бездомные ребятишки, инвалиды; на островах было много и тех, кто во время бомбёжек получили ранение и не могли отправиться дальше, в глубь страны. Всех этих людей надо было накормить, ободрить советом, а главное — вывезти из-под обстрела.

Я со своей бригадой расположилась в селе Песчанка № 2. Мы должны были эвакуировать жителей из сёл Зайчики, Песчанка № 1 и 2.

Идёшь из одного селения к другому и думаешь: как, действительно, здесь хорошо было, особенно летом — кругом леса, небольшие озёра, песчаные пляжи.

Мы находили жителей островов в самых неожиданных местах: и в шалашах, и в наспех сделанных убежищах; а кто жил просто под деревом. Трудно было уговорить многих жителей эвакуироваться отсюда. Стариков и старух пугала дорога; другие не хотели расставаться со своими обжитыми домиками, третьи же свой отъезд откладывали со дня на день.

Идёшь по острову и неожиданно становишься свидетелем тяжёлых картин: лежит женщина, которую только что сразило осколком мины, а рядом стоит поражённый, оглушённый малыш и смотрит на тебя недоуменными глазами.

Вместе с военными политработниками мы начали проводить собрания и беседы, убеждая людей эвакуироваться на левый берег Волги. С каждым пришлось поговорить в отдельности; кому достать денег, кого снабдить одеждой. Помню я одно собрание. Люди жадно слушали. Докладчик рассказывал о ходе войны, о зверствах немцев. Собравшиеся здесь могли многое добавить от себя. Помню, как поднялись две седые старухи и, прервав докладчика, стали проклинать Гитлера. И тогда многие не выдержали, заплакали. И каждый стал говорить о своём.

Для отъезжающих граждан воинские части предоставляли подводы и автомашины. Солдаты и офицеры провожали жителей, помогали укладывать домашние вещи, подносили тяжести и дарили на прощанье детям всевозможные безделушки и карточки.

Вскоре опустели села на островах. Из жителей остались только самые необходимые люди, занятые работой для фронта; те, что шили полушубки бойцам, готовили к зиме санки для переброски боеприпасов, ловили для воинских частей рыбу.

В пустых домах размещались бойцы, госпитали, фронтовые мастерские.

Председатель сельсовета товарищ Растегин заботливо охранял все уцелевшие домишки и имущество, оставленное на хранение.

Кругом снаряды выворачивали долголетние деревья, осколки срезали верхушки. А советские люди, жившие среди огня, как и до войны, заботливо охраняли лесонасаждения. Разрешалось рубить только деревья, искалеченные обстрелами.

На территории Сарпинского и Голодного островов был укреплённый район, подчинявшийся непосредственно фронту. Здесь же располагались и части, сформированные из моряков.

На опушке леса, по берегу реки Волги были вырыты траншеи. За ними стояли артиллерийские батареи. Это была сильная линия обороны. День и ночь наши воины зорко следили за правым берегом, за Ерманским и Ворошиловским районами города, где противник, вклинившись в Сталинград, вышел к Волге.

«Языки» сообщили, что на правом берегу у Ельшанской балки уже подготовлены переправочные средства. Мысль о том, что именно в этом месте легче всего перерезать Волгу, не давала покоя немецкому командованию. Немцы не раз пытались захватить острова. Но им удавалось перебрасывать через Волгу только отдельных парашютистов, которых на островах быстро вылавливали.

Сухопутные и морские части не только обороняли острова, они не давали немцам покоя на том берегу. Напротив островов немцы днём боялись выходить к Волге. За водой они обычно под страхом смерти посылали оставшихся в городе женщин и детей.

Несколько раз мне пришлось побывать на наблюдательных пунктах, тщательно замаскированных в кустарниках на своем берегу Волги. Отсюда без всякого бинокля в очертаниях родного города можно было узнать знакомые места. Вот напротив, в пепле и развалинах, лежит огромный лесозавод имени Куйбышева — гордость лесопромышленности Сталинграда. Тянутся разрушенные постройки кожзавода, мебельно-ящичного комбината, обгоревшие постройки сталинградского порта… На берегу не видно ни души.

Как-то встретила я у наблюдательного пункта секретаря Ворошиловского райкома партии товарища Одинокова. Он долго не мог оторвать глаз от правого берега. А потом, в блиндаже, собрал около себя несколько солдат, которые никогда раньше не бывали в Сталинграде, и с увлечением начал рассказывать им о городе.

По ночам правый берег всё время освещался зелёными ракетами. Доносилась непрерывная трескотня пулемётов и автоматов. Немцы боялись, как бы наши разведчики с островов не переплыли на правый берег. А разведчики-смельчаки всё-таки переплывали и возвращались назад с «языками».

На островах создавались склады продуктов питания и боеприпасов. Здесь же, под самым носом у немцев, накапливались для наступления и войска, и самое разнообразное вооружение.

Когда на одном из заседаний бюро Сталинградского горкома ВКП(б) было решено созвать очередной пленум, некоторые предлагали провести заседание где-нибудь на левом берегу, чтобы не подвергать людей излишней опасности. Но большинство решило собраться в самом Сталинграде, — в Кировском районе, где в нескольких километрах от передовой продолжали свою работу для фронта предприятия города.

Мне было поручено выступить на пленуме с докладом по основному вопросу повестки дня: «Текущий момент и задачи городской парторганизации».

Для того чтобы подготовиться к докладу, я на несколько дней покинул оперативную группу городского комитета партии, работавшую на правом берегу, и выехал в район Гнилого озера, где в то время находилось много городских партийных и советских организаций, а также штаб МПВО.

Я поселился в землянке у Гнилого озера, раздобыл школьную тетрадку и стал набрасывать тезисы будущего доклада. Мне тогда не пришлось просматривать много бумаг. Материалом для доклада была сама жизнь. Я должен был говорить о той борьбе, которая разгоралась с каждым днём, которая происходила на моих глазах. Стоило только мне выйти из землянки, и я видел перед собой — днём дымовую пелену над родным городом, а по ночам — расцвеченное боевыми огнями, тревожное небо.

Я тогда не занимался цифровыми подсчётами того, что мы сделали для фронта; надо было выразить самое главное. А ведь главное было тогда в том, что в битве за Сталинград армия и народ слились в одно целое, что жители Сталинграда оказались свидетелями небывалого героизма воинов, а военные увидели мужество граждан, увидели, как самые обыкновенные люди — служащие, домохозяйки и даже дети — становились солдатами.