Пламя Атлантиды (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 47

— Это и есть дар Роксаны?

Дмитрий только сейчас понял, что за все время нахождения за вратами города не слышал мужского голоса. Высокий мужчина с гладко выбритым черепом в белых одеяниях, напоминающих богато отделанную вышиванку, шагнул навстречу, и Пантеры расступились.

— Привет, — пожал плечами. Роксана настаивала на правилах этикета в зале приема матриарх, но здесь это было лишено смысла.

— Это твое имя? — мужчина протянул руку, чтобы ухватить его за бицепс. Савичев отреагировал моментально, перехватив кисть лысого на излом.

— Полегче, братан.

У Пантер отвисла челюсть. Но довольно скоро их изумление сменилось любопытством и весельем. При всей своей серьезности они оставались обычными женщинами — сбились в стайку, не выпуская Дмитрия и лысого из поля зрения, и зашептались. До слуха Савичева долетела фраза «распорядитель гарема» и «варвар с норовом».

— Мое имя Критий. Я должен проводить тебя в покои, где ты отдохнешь с дороги. — Несмотря на боль и согнутые плечи, голос лысого звучал ровно. Даже привычно. — Прекрати же причинять мне боль, ибо нет угрозы, и проследуй за мной. Гостевые покои — небывалая честь и редкостное предложение…

Похоже, красноречие матриарх было «маст хэв» в этом дворце. Как и агрессия таких вот «подарков», или же просто напросто Савичев находился в более привилегированном положении по отношению к другим обитателям гарема белокурой красавицы.

— Кофе организуй и лист пергамента, — холодно распорядился Савичев, отпуская его кисть.

— Пергамент?

— Эликсир темных зерен, и на чем вы там пишите свои трактаты, — махнул рукой Дмитрий. Ему хотелось записать все увиденное, чтобы не растерять впечатлений. И заодно хотя бы на время прогнать образ Лаэртии, который не желал покидать его мысли…

— Сей божественный нектар добыт из ягод дикой лозы, которая растет на вершине горы Кратия. Ты спросишь, почему никогда доселе не вкушала ничего подобного? Как так сталось, что изумительный вкус сего сока плодов страсти остался неопознан атлантской империей?

Аларикс поднял кубок, словно пытаясь рассмотреть его содержимое сквозь богатую инкрустацию лунного металла.

А Латима не чувствовала вкуса. С таким же успехом он мог налить ей уксус или безвкусную ключевую воду. Да и пила только потому, что безмолвный страж покоев наливал из одной амфоры и ей, и Фланигусу.

— Потому что мы бережем этот дар богов для себя, Латимея. Есть вещи, которыми мы не привыкли делиться. Изумительные вина. Спаркалийские прелестницы. Безграничная власть.

Лучезарная бросила осторожный взгляд на четверо клинков, нацеленных на нее. Пламя свечей играло на их глянцевой поверхности, буквально завораживая и гипнотизируя. Так же точно этот танец огня отражался в непроницаемых темных глазах четырех воинов то ли личной гвардии императора, то ли клана беспощадных убийц, которым тут любили устрашать местных жителей. Им было невдомек, что этот клан — теневая армия правителя.

— На наших пирах, Аларикс, льются реки нектара столь изумительного вкуса, что ты забудешь свое имя от наслаждения. Ваши прелестницы годны лишь на то, чтобы подавать кубки во время пиров. А что касается безграничной власти… — Латима излишне резко стянула на груди отвороты плаща.

Тотчас же наемники со скрытыми лицами крепче сжали мечи, готовые напасть в любой момент. Амазонка презрительно улыбнулась.

— Что касается безграничной власти, я узрела ее проявление. Не далее как несколько мер масла назад. В гостевых покоях у своих ног, где ты с покорностью безумца услаждал мои врата Криспиды своим языком.

Надо отдать должное деспотичному императору. Ни один мускул не дрогнул в его волевом лице. Отсветы пламени играли на бронзовой коже мужчины, создавалось впечатление, что они ласкают его совершенное тело. Почти так же, как это делала сама Латима не столь давно. Аларикс умел держать любые удары. К сожалению, ее слова, нацеленные больше на стражей, ни на кого не произвели должного впечатления.

— А как часто ради достижения цели мы готовы стать теми, кем не являемся и никогда не будем, Латимея? Ваши женские войны намного коварнее и изощреннее. Но имеет ли значение, какими тропами мы шли к желаемому?

Атлантская воительница остерегалась утратить бдительность. События развивались совсем не так, как она предполагала. Меньше всего гордая атлантка ожидала такого величественного спокойствия Аларикса, который с легкостью признался в том, что именно он пытался ее убить. Чужими пуками под покровом ночи, разыграв блестящий спектакль с фальшивым покушением на свою жизнь.

Латима потеряла дар речи на миг, с горечью осознавая всю глубину подлости и малодушия того, с кем не столь давно делила ложе, кого одаривала горячими ласками и даже не попыталась укрыться от стрел Криспиды.

Скорее всего, Фланигус запретил к ней прикасаться. Но это не помешало темным стражам окружить кольцом гостью дворца, направив острия кинжалов ей в горло.

Лучезарная сбилась со счета, сколько же раз ей приходилось проходить в шаге от врат Лакедона. Смотреть в глаза самой смерти, которая ступала по ее следу, но опасливо держалась в тени. Помнить, что каждая капля масла может стать последней, а оттого быть готовой ко всему.

Как она могла так ошибиться? Как ее богиня-покровительница превратила свою любимицу в глупую, восторженную девчонку? Латима считала, что сможет быть наготове даже во сне. Выстоит в любой схватке. Увы, стрелы любви оказались щедро смочены ядом, который превратил рассудок в абсолютную пустоту.

Но Латима не собиралась сдаваться. Даже сейчас. Смерила воинов, прячущих лица под черными отрезами ткани, надменным взглядом, вытянула ладонь, не боясь пораниться об эти отточенные клинки, и сделала шаг вперед.

Она не опасалась в тот момент за свою жизнь. Если бы ее действительно хотели убить, то не выпустили бы из покоев. Вряд ли Фланигус так ее недооценивал, что решил, будто двух убийц будет достаточно. А поражаться такому жестокому цинизму других людей девушка давно отвыкла. Особенно если это касалось тех, кто был столь похож на нее крутым нравом и бескомпромиссной отвагой.

Воины растерялись, но все же убрали кинжалы от ее шеи. Ровно настолько, чтобы позволить двигаться. И как не старалась Латима держать себя в руках, в ее голосе все же прозвучал упрек, который Аларикс не мог не расслышать.

— Стоит ли вести эти речи, Латимея? Ты дала отпор владыке смерти. И если ты сейчас стоишь передо мной, стоит ли говорить о прошлом? Даже столь недавнем?

Аларикс не стал отрицать, что смерть могла стать для нее одним из исходов. И, как бы жестоко это не было, он проявил благородство. Латима только сейчас начала понимать весь смысл произошедшего.

Атлантки не становятся рабынями мужчин иных держав. Письмена Антала запрещают лишать себя жизни самостоятельно. Либо смерть в бою, либо последующая смерть того, кто осмелился заполучить тебя в рабыни.

Все благородство этого мужчины рушил один незначительный, казалось бы, факт: он не поставил ее в известность относительно своих неблагочестивых намерений.

"Даже смерть бежит от тебя, Латимея. Стало быть, пора попрощаться со свободой".

Всего лишь предложение, предложение, озвученное спокойным тоном, от которого ее сердце должно было перестать биться от негодования и возмущения. Но, похоже, сама Криспида испугалась проклятья своей дочери, еще не озвученного, но уже вполне созревшего. Богиня подарила ей, помимо бесстрашия, уверенность в том, что даже из этой ситуации можно найти выход. Главное не поддаваться панике, а взвесить слабые стороны своего противника. Не может быть, что он неуязвим. Нужно просто найти этот ключик.

«Увы, — подумала Латима, опустившись на высокую скамью, которую имели право занимать лишь особые гости, — слабость Аларикса — я сама. Замкнутый круг.»

Император перебывал в прекрасном расположении духа. Не будь молодая воительница так сильно ошеломлена тщательно разработанной стратегией предательства (никакими другими словами нельзя было назвать произошедшее), возможно, испытала бы нечто сродни восхищению. Восхищению его спокойствием, умом или умением любой ценой добиваться желаемого, она и сама не могла понять.