Брачный сезон в Уинчестере (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 34

Ничто не предвещало Шелдону добра, он и не ждал ничего хорошего. Однако чего Раймонд Шелдон никак не мог предполагать, так это того, что при обнародовании пренеприятнейших для него обстоятельств, он может получить удовольствие. Тем не менее, случилось именно так.

Вивьен Тэлбот по-прежнему ненавидел Шелдона. Обвинение во лжи и клевете он бы спокойно перенёс, но унижение в глазах той, что нравилась, было непереносимо. Теперь Тэлбот возликовал. Траур, в который погрузился дом Шелдонов, не давал ему возможность отомстить так, как он хотел, но он терпеливо ждал. Мисс Иствуд должна сама услышать всё и убедиться, что тот, кто столь высокомерно унизил его и кто слывёт образчиком добродетели, сам вынужден скрывать позорящие обстоятельства, которые никому чести не сделают. И когда виконт Шелдон вновь стал выезжать, Тэлбот хладнокровно и расчетливо дождался званого обеда в доме миссис Кемптон, матери Патрика, Арчибальда и Альберта, куда, как он знал, были приглашены отец и сын Шелдоны, а также брат и сестра Иствуд. Тэлботу было, в общем-то, наплевать на то, сколь широко разнесется эта новость, но Шелдон должен был быть унижен при Коре.

Кора Иствуд прибыла вместе с Энн Гилмор. Были здесь и мисс Хилдербрандт вместе с леди Холдейн, но на старух Тэлбот особого внимания не обратил. Вивьен ликовал. Ему удалось устроить так, что в гостиной собрались все те, кто должен был узнать правду. Теперь уж высокомерный аристократ не сможет закутаться в тогу молчания или горделиво заявить, что он, Тэлбот, лжёт. Его час настал.

— Ваш траур истёк, мистер Шелдон?

Раймонд Шелдон мрачно исподлобья взглянул на Вивьена. По чёрной злобе на дне его глаз мгновенно понял всё. Глубоко вздохнул, и кивнул.

— Мой приятель из Рединга просил выразить вам соболезнование в связи самоубийством вашего брата. — Монтэгю, тоже бывший гостем миссис Кемптон, резко повернул голову к Тэлботу, Кора медленно встала. До этого всем в городе было объявлено о гибели полковника Родерика Шелдона на дуэли. Вивьен был в центре внимания. Он до краев наполнил бокал вином. — Что же послужило причиной столь нехристианского деяния?

Шелдон тусклыми глазами посмотрел на мерзавца. Он понимал, что Тэлбот разыграет пьесу как по нотам и ключевое слово произнесёт в конце. И в бессильном раздражении, просто, чтобы испортить негодяю спектакль, спокойно сказал о самом убийственном.

— В предсмертном письме приятелю он написал, что сучка из притона негодяя Торнби наградила его мерзейшей заразой… Я, правда, не знаю, где это…

Шелдон умолк, потому что случилось нечто непредсказуемое и непредвиденное. Раймонд мельком заметил, как передернулось лицо Джулиана Монтэгю, костяшки пальцев которого побелели, вцепившись в отворот сюртука, но это было пустяком по сравнению с тем, как побледнел вдруг сам мистер Тэлбот. Бокал выпал из его рук, со звоном разлетелся вдребезги, а вино расплылось на белоснежной скатерти кровавым пятном.

Мистер Лоренс Иствуд понял из этой пантомимы достаточно, чтобы тут же увести, точнее, буквально вытащить сестру из гостиной. Джулиан Монтэгю весело и беспутно рассмеялся. Шелдон тоже понял достаточно, чтобы улыбнуться, любезно осведомившись у мистера Тэлбота, ему показалось, или упомянутый в письме брата притон ему хорошо известен? Может быть, он знает даже, какая особа имеется в виду? Тэлбот, похоже, даже не услышал. Было заметно, что он перепуган, причём настолько, что не может скрыть испуг под маской безразличия.

Монтэгю человеколюбивым жестом наполнил вином новый бокал.

— Возьмите, Вивьен, не пугайтесь, это, может быть, ещё и не Грета. Или вы, чёрт вас возьми, всех там перепробовали? Давно вы там были-то? Говорил же я вам, изобретение доктора Кондома нельзя игнорировать, это неумно. Осторожность, я слышал, не только дочь опыта, она ещё и мать разума…

Раймонд Шелдон, закусив губу, чтобы не рассмеяться, молчал, блестящими глазами следя за Монтэгю и Тэлботом. Вивьен был настолько убит, что не только принял бокал из рук ненавистного Монтэгю, но и осушил его. Но облегчения он не принёс. Тэлбота трясло, Вивьен почувствовал спазмы в желудке и сильнейшее головокружение и наконец, закрыв рот платком, на ватных ногах выбежал из гостиной. Джулиан снова наполнил бокалы, предложив выпить и Шелдону. Тот не отказался. Они осушили по бокалу и, встретившись глазами, расхохотались.

— Не то, чтобы я пел дифирамбы вашему целомудрию, дорогой Шелдон, но должен признать, иногда оно бывает весьма прагматично и даже… умно. А что, простите, ваш брат не разделял ваши принципы?

Мистер Шелдон не обиделся.

— Нет, он, судя по всему, разделял ваши, но был, как я полагаю, лишен вашей мудрой осмотрительности, дорогой Джулиан.

Неожиданно оба обернулись, заслышав шуршание шелков. Мисс Гилмор, о которой все забыли, точнее, которую просто не заметили, ибо она сидела в вишневом платье на фоне бордовой портьеры, бледная как мел, встала, шатаясь, ухватилась, чтобы не упасть, за спинку стула. Мужчины кинулись к ней, но она, отстранив их, вышла из комнаты. Монтэгю и Шелдон переглянулись.

— Бедняжка…Что с ней?

Монтэгю пожал плечами. Раймонд понял лишь, что мисс Гилмор весьма несчастна, и это как-то связно с мистером Тэлботом, но этикет и слишком поверхностное знакомство не давали возможности расспросить её. Не влюблена ли несчастная в Вивьена?

Тут Шелдон вдруг вздрогнул. Мисс Летиция Хилдербрандт и леди Фанни Холдейн смотрели на них из затемнённого угла гостиной так спокойно, словно происшедшее было не менее заурядно, чем их вечернее чаепитие. Мистер Монтэгю на цыпочках вышел, кусая губы и ругая себя последними словами, виконт Шелдон же, приблизившись к дамам, выразил радость по поводу того, что погода стоит на удивление приятная. С ним охотно согласились.

Погода действительно радовала.

Хотя сцена с Вивьеном посмешила его, Шелдон находил, что во всём прочем он имеет весьма незначительный повод для веселья. Радоваться было нечему. Отец был сломлен и болен, Раймонд не однажды слышал в спальне по ночам его сдавленные рыдания. Однажды вечером он робко постучал в дверь отцовской спальни и, получив разрешение войти, почувствовал, как болезненно сжалось сердце: отец сгорбился в кресле у камина, увидя его, с трудом поднялся ему навстречу и обнял его. «Мальчик мой, единственное моё дитя…» Чувствуя, как трепещущие пальцы отца застыли на его плечах, Шелдон тоже замер: стеснилось дыхание, защемило в груди. Отец снова сел и, не вытирая слёз, склонился над Писанием.

— Вы помните, Раймонд? «Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им. Кто наставляет своего сына, тот среди знакомых будет хвалиться им. Поблажающий сыну будет перевязывать раны его, и при всяком крике его будет тревожиться сердце его. Лелей дитя, и оно устрашит тебя; играй с ним, и оно опечалит тебя. Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его. Нагибай выю его в юности и сокрушай ребра его, доколе оно молодо, дабы, сделавшись упорным, оно не вышло из повиновения тебе…» Разве я не следовал мудрости? Разве я потворствовал вам? Одни учителя учили вас, и моя рука опускала одни и те же розги на ваши спи́ны… Почему получилось так, что я потерял сына, ставшего безумным в дерзости своей? Что я сделал не так, Раймонд? — слёзы душили его, милорд уже не мог говорить.

Сын искренне хотел бы успокоить душу отца, но не знал, что сказать. Насколько Раймонд помнил Родерика, в те минуты, когда ничто не стесняло личных побуждений братца, и Родди проявлял себя в своей сущности, он всегда делал или говорил нечто, коробящее Раймонда. Раймонд не считал нужным доносить об этом отцу, полагая, что от таких жалоб окончательно потеряет доверие брата, да и отец едва ли поверит ему: при нём Родерик всегда играл роль кроткого сына, был тих и послушен. Шелдон видел лицемерие и нравственное ничтожество брата, но не знал, что могло бы вразумить его.

— Отец, вы не должны винить себя. Молитесь. Вспомните, «взгляните на древние роды и посмотрите: кто верил Господу — и был постыжен? Кто пребывал в страхе Его — и был оставлен? Кто взывал к Нему — и Он презрел его? Ибо Господь сострадателен и милостив и прощает грехи, и спасает во время скорби…»