Перемените обстановку - Чейз Джеймс Хедли - Страница 18

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая

От нервного напряжения мое сердце билось так неистово, что я дышал с трудом. Несколько минут я стоял неподвижно, наблюдая за ним. Шоссе было пустынно. Если действовать, то сейчас.

Я услышал собственное бормотание: «Рехнулся? Ведь ты можешь угодить в тюрьму!» Но я двинулся вперед, до боли сжимая рукоятку игрушечного пистолета.

Ночной дежурный поднял голову, когда я толчком распахнул стеклянную дверь. При виде меня он насторожился, а потом, заметив пистолет, окаменел.

— Это ограбление! — прорычал я, но довольно неубедительно. Я был испуган не меньше его.

Мы уставились друг на друга. Он был лет пятидесяти, толстый, седеющий, с виду типичный семьянин со спокойными карими глазами и решительным ртом человека, привычного к ответственности за близких.

Он оправился от испуга. Его пристальный взгляд остановился на пистолете в моей руке и вдруг утратил напряженность.

— Тут нет никаких денег, сынок, — сказал он спокойно. — Не повезло тебе.

— Давай деньги или эта штука выстрелит. — Мне сделалось тошно от дрожи в моем голосе. Я знал, что выгляжу не грознее мыши.

— У нас тут система, сынок, — сказал он, разговаривая как с ребенком. Ночной сейф. Все, что я получаю, до последнего бакса идет вон в тот стальной ящик и только босс может открыть его.

Я уставился на него. По моему лицу струился пот.

— Я подарил сыну такой же пистолет на Рождество, — продолжал он. — Он прямо-таки помешался на Джеймсе Бонде. — Толстяк перевел взгляд на освещенный экран телевизора. — Шел бы ты себе, а? Может я отсталый, но вот нравится мне Поб Хоуп. — Он благодушно рассмеялся, потому что Хоуп как раз произнес: «У меня даже пузо с брюшком».

Совершенно уничтоженный, я вышел на темное шоссе и вернулся к своей машине. Сев в нее, я поехал в город.

Оказавшись у себя в номере, я повалился на кровать, охваченный отчаянием.

Дешевка!

Насмешка Страшилы звучала у меня в ушах.

— Да… Дешевка!

Болела голова. Я дрожал от разочарования и стыда. Я трус!

Что-то не так в моем механизме! Видимо, лишь выведенный из себя, я способен к решительным действиям, но в спокойном состоянии я не грознее мыши!

Я отчетливо понимал, что моя жалкая попытка состязаться с Реей, оказалась мертворожденной. Я знал, что не решусь на вторую попытку, убежденный, что она неминуемо приведет к моему аресту. Я безнадежный, никчемный, малодушный дилетант! Мне повезло с толстяком-дежурным на станции. Едва взглянув на пистолет, он узнал в нем игрушку и отмахнулся от меня с пренебрежением, которого я заслуживал.

Мои мысли переключились на Рею. Мое тело мучительно желало ее и я больше не убеждал себя, что сошел с ума, что ее порочность и злоба способна погубить меня. Песня сирены неумолимо звучала у меня в ушах и я не в силах был ей противиться.

Я помнил ее слова:

«Когда ты получишь меня, это обойдется тебе подороже обеда». Помнил, как она выглядела, говоря это: зеленые глаза, полные обещания, тело слегка вытянутое в мою сторону, чувственная улыбка.

И теперь мне было наплевать, какой будет цена! Куда девалась высокомерная уверенность, что я получу ее задаром! Я должен обладать ею, пусть даже на ее собственных условиях. Чего она потребует? Дженни написала в досье Реи, что та была проституткой. А если предложить ей двести долларов? Это чертовски высокая цена для шлюхи. Она не сможет отказаться от двухсот долларов! Может быть овладев ею, я избавлюсь от этого наваждения.

Я начал успокаиваться, хотя у меня по-прежнему болела голова. В нетерпении я слез с кровати, проглотил восемь таблеток аспирина и запил водой. Я снова лег и стал ждать, когда подействуют таблетки. «На деньги купишь все, — говорил я себе, — хватило бы денег. Я куплю ее!» «Она одержима мыслью разбогатеть», — сказала Дженни. «Рея, — убеждал я себя, — с радостью ухватится за двести долларов.» Для меня уже не имело значения, то, что я покупаю ее за деньги. Непреодолимая похоть мучила меня, требуя увидеть ее в постели обнаженной. Стоит мне овладеть ею, удовлетворить эту похоть и я вернусь в Парадайз-Сити и забуду о ней.

С такими мыслями я, наконец, заснул.

На следующее утро, чувствуя себя гораздо увереннее, я зашел в банк и обменял на деньги пять стодолларовых дорожных чеков. «Просто на всякий случай, — говорил я себе. — Предложу ей две сотни и, если понадобится, подниму до пяти, но я не сомневался, что она обрадуется и двумстам».

Я вернулся к своему «бьюику», завел мотор и тут, включая сцепление, вспомнил о ее брате. Не застану ли я там и его? Что если он торчит в их убогой лачуге?

Мои пальцы с силой стиснули руль. Если он дома, я не смогу сделать свое предложение.

При мысли об этом затруднении во мне прокатилась волна мучительной досады и разочарования. Я выключил зажигание, вылез из машины и зашагал по улице.

Было еще слишком рано. Часы на здании муниципалитета били десять. Я с трудом сдерживал нетерпение. Придется подождать, по крайней мере, до полудня, но и тогда я не мог иметь уверенности, что он уйдет на работу.

Я шел бесцельно, никого не видя. Мысль о Рее жгла мое воображение.

Так я и бродил, пока часы муниципалитета не пробили одиннадцать. К тому времени я готов был лезть на стену. Зайдя в бар, заказал двойной скотч со льдом.

Виски немного успокоило меня. Я закурил и собрался заказать еще порцию, когда увидел на другой стороне улицы Фела Моргана, вылезавшего из потрепанного «бьюика», выпуска 1960 года.

Я поспешно расплатился и пошел к выходу из бара. Фел уже удалялся по улице, засунув руки в карманы джинсов. Грязная белая майка в обтяжку обрисовывала его мощную мускулатуру.

Я проследил за ним до склада металлолома. Остановившись, я наблюдал, как он вошел и помахал толстяку в комбинезоне, возившемуся с громадным куском ржавого металла.

С сильно бьющимся сердцем и прерывисто дыша, я повернулся и устремился к тому месту, где оставил машину. Сев за руль «бьюика», я рванул по шоссе номер три.

Через двадцать минут я трясся по грунтовой дороге, ведущей к дому Морганов. Я непрерывно бормотал про себя: «Пожалуйста, Господи, пусть она будет дома».

Тормозя перед домом, я увидел, что входная дверь распахнута. Я выключил мотор и остался сидеть за рулем, стискивая его обеими руками, слыша глухой стук своего сердца и неотрывно глядя на открытую дверь.

Я сидел так минуты две или около этого, потом вышел из машины, и снедаемый сексуальной горячкой, медленно пошел к дому по заросшему сорной травой и усыпанному мусором двору.

Когда я приблизился к открытой двери, на пороге гостиной появилась Рея.

Мы остановились, глядя друг на друга.

Она принарядилась со времени нашей последней встречи. На ней было обтягивающее хлопчатобумажное платье, едва доходившее ей до колен. Она была без чулок и босой. Ее шею обвивали дешевые синие бусы. Лицо хранило обычное холодное и бесстрастное выражение, а зеленые глаза смотрели так же цинично.

— Привет, — произнесла она своим хрипловатым голосом, от которого по моему телу пробежал трепет. — Чего надо?

Стараясь придать своему голосу твердость, я сказал:

— Ты отлично знаешь, чего мне надо.

Она бросила на меня изучающий взгляд, а потом отступила назад.

— Зайди-ка лучше и поговорим об этом.

Я прошел вслед за ней в убогую маленькую комнатку. На столе стоял отколотый кофейник и две грязные чашки. Жестяная пепельница, наполненная окурками, заменяла настольное украшение.

Под моим неотступным взглядом она подошла к поломанному креслу и опустилась в него. Ее платье задралось до самых бедер и, когда она закинула ногу на ногу, мелькнули голубые трусики.

— Ты вроде собрался ждать, пока я приду к тебе. — Она потянулась за пачкой сигарет, лежавшей на столе.

— Сколько? — хрипло спросил я. — Брось сигарету! Говори сколько и давай начинать!

Она чиркнула спичкой, закурила и издевательски улыбнулась.

— Ишь ты! Как тебя скрутило, — сказала она.

• Предыдущая
• 18/42
• Следующая