Дело было в Педженте - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор - Страница 44

Абдулла душит Гюльчатай; кувшин падает, вода из него уходит. Петруха, как и современные марксисты, бездумно муссирующие “еврейский вопрос”, настойчиво просит Гюльчатай “открыть личико”.

«Личико» якобы еврейства открывается — а вместе с ним открывается подлинное лицо библейской концепции — бесчеловечная по сути своей доктрина “Второзакония — Исаии”, существо которой почему-то не захотел раскрыть в “Капитале” основоположник якобы коммунизма внук двух раввинов — К.Маркс. Другими словами, русскому марксизму перед собственной информационной гибелью открывается сущность библейской концепции, замаскированной пресловутым “еврейским вопросом”. И только после этого марксизм и “еврейский вопрос” оказываются рядом, но уже мертвыми, недееспособными. Потому-то Сухов и кладёт рядом с Гюльчатай Петруху, что может означать лишь одно: отныне в глазах общественного мнения Русской цивилизации еврейство и марксизм будут восприниматься как нечто единое целое.

Исполнив функцию биоробота, сходит с исторической сцены еврейство; вслед за ним уходит в политическое небытие и марксизм, как отработанная ступень ракеты, без которой не могло состояться преодоление атеистического мировоззрения в России пред её выходом к Богодержавию. Но толпо-“элитарное” мышление (в силу его инерционности) какое-то время ещё остается в плену библейских догм. Как это образно можно было показать в ключах иносказания “Белого солнца пустыни”? Очень просто: сценой седлания Черным Абдуллой коня Петрухи и его бегством к бандитам. Иносказательно этим эпизодом завершается этап концептуального двоевластия в России.

После гибели Гюльчатай и Петрухи короткий, но содержательно очень значимый диалог Сухова и Саида.

Саид: «А теперь уходи, скорее. Одному нельзя оставаться».

Сухов: «Не могу. Абдулла убьёт женщин».

Саид: «Абдулла убьёт тебя. Это его жёны. Прощай».

Сухов: «Я рассчитывал на тебя».

Саид: «Если меня убьют, кто отомстит Джавдету?»

Сухов: «Я рассчитывал на тебя, Саид».

Можно рассматривать эту “беседу”, как разговор двоих персонажей, чьи прежние общие интересы по каким-то причинам разошлись. Но если применить ключи иносказания, то можно выйти на уровень понимания продолжительного исторического диалога большевизма с кораническим исламом, в процессе которого рождалось совершенно новое явление российской действительности, получившее сегодня название русского Богословия. Тогда второй смысловой ряд диалога будет выглядеть так.

Коранический ислам: “А теперь уходи скорее. Одному нельзя оставаться”.

Несмотря на то, что Саид внешне выглядит психологически устойчивым, эта фраза указует на внутренне скрытое замешательство, проистекающее из бессознательного согласия с ошибочной русской пословицей «один в поле не воин», но неоднократно опровергнутой воинской практикой (подвиги экипажей брига “Меркурий”, крейсера “Варяг”, защитников Брестской крепости и многих других памятных и забытых защитников Отечества). Если «один — не воин», то он — не воин и в боевых порядках. Если один — воин, то он воин и один, и в боевых порядках, и в «поле», и в органах власти, и везде, где застигнет его необходимость защиты Отечества и Правды Божией. Именно это качество отличало Сталина — руководителя государства от всех остальных руководителей, сменивших его на этом посту. Что касается коранического ислама, то по существу этими словами он предлагает большевизму оставить поле боя информационной войны, поскольку считает большевизм явлением уникальным, присущим лишь русским, а потому не обладающим необходимыми ресурсами для эффективного противостояния концепции толпо-“элитаризма” на глобальном уровне.

Большевизм: «Не могу. Абдулла убьет женщин»

То есть, большевизм отказывается оставить поле боя не по причине завышенных самооценок, а в соответствии с этическим правилом: “И один в поле воин. Если не я, то кто? Кто защитит народы от гибельного воздействия библейской концепции?”

Коранический ислам: «Абдулла убьёт тебя. Это его жены. Прощай».

Так коранический ислам, связанный обязательством преодоления в исламском обществе последствий исторически сложившегося ислама, невольно оказывается на стороне библейской концепции.

Большевизм: «Я рассчитывал на тебя».

В кратком ответе большевизма — трезвая оценка вероятности исхода одиночного противостояния культуре толпо-“элитаризма” и призыв к кораническому исламу осознанно размежеваться с библейской концепцией управления.

Коранический ислам: «Если меня убьют, кто отомстит Джавдету?»

Не отвечая прямым отказом на приглашение к сотрудничеству, коранический ислам этой репликой высказывает опасение, что в случае его гибели в информационной войне некому будет “отомстить Джавдету”. А это по существу — в неявном виде заявка на монопольное понимание смысла того, что в Коране названо Различением. Молчаливо игнорируя подобные претензии своего потенциального союзника, большевизм возвращает его к исходной позиции диалога (одному нельзя оставаться) и вторично предлагает ему сотрудничество в общем деле борьбы двух несовместимых в едином и целостном мире мировоззрений, считая при этом (по умолчанию) преодоление издержек исторически сложившегося ислама (месть Джавдету) процессом, сопутствующим главному делу — борьбе с библейской концепцией управления.

Большевизм: «Я рассчитывал на тебя, Саид»

С убийством Сталина начался второй этап формирования концепции управления, альтернативной библейской. Внутренняя региональная концептуальная власть на структурном уровне в лице И.В.Сталина в СССР была “убита”. Внутренняя концептуальная власть бесструктурного уровня, сформировавшаяся в процессе неосознанного народного сопротивления агрессии Глобального Предиктора, осталась. По существу это и был сталинизм. Коранический ислам, освобождённый большевизмом от пут догматов исторически сложившегося ислама, получил и свободу выбора двух типов мировоззрений.

Так в 1969 году благодаря “Белому солнцу пустыни” мы все узнали, что Сталин действительно не ушёл в прошлое, а растворился в будущем, хотя и не осознали этого.

Сталин, олицетворяя собой Концепцию Общественной Безопасности, осуществлял полную функцию управления государством структурным (в основном) и бесструктурным способом. При структурном способе управления информация циркулирует по определённым элементам структуры, сложившейся ещё до начала процесса управления. При бесструктурном способе управления таких, заранее сложившихся структур нет. Происходит безадресное циркулярное распространение информации в среде, способной к порождению структур из себя. Структуры складываются и распадаются в среде в процессе бесструктурного управления, а управляемыми и контролируемыми параметрами являются вероятностные и статистические характеристики массовых явлений в управляемой среде. Основой бесструктурного управления являются вероятностные предопределённости, упорядочивающие массовые явления в статистическом смысле.

Растворившийся в коллективном бессознательном народов СССР сталинизм, в условиях новой логики социального поведения стал основой бесструктурного противостояния толпо-“элитарной” концепции управления. Так было положено начало процессу осмысления враждебности народам, до сих пор казавшейся такой привычной и не поддающейся критическому осмыслению, концепции самоуправления — Библии. Это был самый сложный этап преодоления “собственных” стереотипов отношения к явлениям внутреннего и внешнего мира, сформированных в общественном сознании, в котором веками устойчиво доминировал толпо-“элитаризм”. “Тот сделал полдела, кто начал”, — заметил как-то английский философ Александр Поп. Это означает, что следующий этап — этап формирования концепции управления, альтернативной Библии, уже не требовал столь больших затрат энергии со стороны коллективного бессознательного: выделение из общества людей, способных перевести неосознанное знание в определенные лексические формы, соответствующие требованиям новой логики социального поведения, было делом времени. Все эти обстоятельства вероятностно предопределили и формирование концептуального центра и выработку Концепции Общественной Безопасности. Народы СССР весь послесталинский период руководствовались концепцией общественной безопасности на уровне коллективного бессознательного, т.е. продвигались вперед как бы на “автопилоте”, внося при этом в само движение необходимые корректировки, отражающие изменения процесса самоуправления на уровне коллективного сознательного (в том числе и обусловленные агрессией Глобального Предиктора), скорость которых определялась скоростью процесса смены логики социального поведения, а качество — состоянием коллективного бессознательного.