Дело было в Педженте - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор - Страница 36

— Ты это оставь, — несколько растерянно сказал Сухов и попытался отодвинуть её от себя. — А может, и впрямь тебя замуж отдать?! — осенила его вдруг спасительная мысль. — Женим на тебе Петруху законным браком. Парень он холостой, повезет тебя к матери своей.

— Петруха? — спросила Гюльчатай, продолжая сидеть у на коленях у Сухова. — Я твоя жена. Разве не правда?

— Моя жена дома, — нахмурился Сухов.

— Разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена? Разве она обидится?

— Обидится?! — Сухов вздохнул. — Сколько раз тебе объяснять: нам полагается только одна жена. Понятно? Одна.

Гюльчатай удивилась.

— Как же так — одна жена любит, одна жена пищу готовит, одна одежду шьет, одна детей кормит — и всё одна?

— Ничего не поделаешь.

— Тяжело, — сказала Гюльчатай.

— Конечно, тяжело, — вздохнув, согласился Сухов».

Так зритель иносказательно информируется о пятом признаке нации — наличии у нации всего спектра профессий. У Сухова это сказано открыто; у Сталина в его определении нации это же можно прочесть — по умолчанию. Естественно, с точки зрения такого определения, еврейство не воспринималось другими народами в качестве нации. И Гюльчатай права: всё это “тяжело” воспринимается конкретными представителями еврейства.

Сталин был сторонником многонационального социализма, в котором сохранение национальных традиций гарантируется исключением из жизни общества государственно и мафиозно организованной эксплуатации человека человеком, включая и паразитизм на жизни целых народов. Шло формирование интегрирующей все народы культуры на базе русской культуры, что требовало обязательного изучения русского языка, как гаранта образования в дальнейшем единой устойчивой общности людей на базе единой территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в единодушном отрицании толпо-“элитарной” культуры прошлого. То есть, Сталин закладывал основы формирования единой внутренне не антагонистичной цивилизации многих народов, которая в иерархическом отношении стоит выше нации-государства. Такая общность, внешне возможно воспринимаемая в качестве новой нации, но в действительности объемлющая многие народы и сословия, часто встает перед глазами Сухова в виде некого далекого идеала будущего.

«И опять, в который уже раз за время его странствий по пустыне, предстала перед его глазами Екатерина Матвеевна, законная супруга. — Ладно, ладно. Спокойной ночи. Завтра поговорим. — Сухов спихнул со своих колен Гюльчатай…

А когда под утро задремал ненадолго, приснилось ему, что сидит он на зеленой лужайке в окружении своих многочисленных жен общим числом в десять человек — гарем плюс незабвенная Екатерина Матвеевна.

Жены, как полагается, одеты в нарядные платья, на головах у них цветастые платочки, и все заняты делом: кто шьет, кто прядет… А посреди всех их, окруженный вниманием и лаской, сам он, Федор Сухов, восседает. В красной чалме и в обнимку с любимой Екатериной свет Матвеевной… Чай пьет из пиалы…»

Это и есть идеал новой, Русской цивилизации, в которой все работают и деятельность каждого народа, преодолевшего толпо-“элитарные” амбиции, находит достойное место в общественном объединении труда.

Сцена фильма с воображаемым Суховым “гаремом” на лужайке (серп и молот у самовара) иносказательно дает представление о новой концепции управления русского общежития, с единой экономикой многих народов его населяющих, в соответствии с их природными и культурными особенностями в рамках самодостаточной региональной цивилизации.

“Ночь” в Педженте была долгой. Сон Сухова — это и сон “сталинизма” в СССР времён застоя. Последователи стратегии «сеятеля» не раз впадали в состояние тоски, поскольку все завоевания эпохи сталинизма (культурного и экономического уровня) утрачивались казалось безвозвратно. И это состояние души отражено в письме-размышлении Сухова:

«А ещё хочу приписать для вас, Екатерина Матвеевна, что иной раз такая тоска к сердцу подступит: клешнями за горло берёт. Думаешь: как-то вы там сейчас, какие у вас заботы? С покосом управились, или как? Должно быть травы в этом году богатые. Ну да недолго разлуке нашей длиться. Ещё маленько пособлю группе товарищей, кое-какие делишки улажу и к вам подамся, бесценная Екатерина Матвеевна. Простите великодушно: небольшая заминка, закончу в следующий раз».

О какой «группе товарищей», которым необходимо «маленько пособить» говорится в письме?

Всё, чем гордились граждане СССР, это — ставшие реальностью уже в прошлом — грани образа неизбежного будущего, на воплощение которого деятельно работали Сталин и его сподвижники. Всё, что в СССР времён Сталина и позднее было неприемлемо, — выражение несоответствия порочной нравственности, этики и психики общества (включая и самих лидеров партии и государства) сути этого жизненно неизбежного будущего, и государственности, ему свойственной.

В те времена Сталин, пребывая в обществе, привыкшем бездумно возлагать всю полноту ответственности и заботы обо всём персонально на государя, был занят практическим управлением, что в общем-то соответствовало более «пастырской» миссии, чем миссии «сеятеля». Среди всего прочего это, неизбежное в тех условиях «пастырство», имело две взаимно дополняющие друг друга стороны:

· устранение тех, кто понимал марксизм в его истинном духе, как средство имитации социализма и коммунистического строительства и

· государственная поддержка тех, кто был привержен или пассивно лоялен идеалам справедливости и жизни без мироедства, даже не будучи искушенным начетчиком в марксистской словесности или иной теоретически развитой социологической доктрине.

Вот вторым-то сталинизм, “растворившийся в будущем” и помогал всеми возможными средствами, выращивая в соответствии со стратегией “сеятеля” новую кадровую базу общества будущего. В этих условиях общность всем одной и той же марксистской фразеологии не позволяла сторонникам жизни по справедливости без мироедства размежеваться с мироедами, имитирующими свою приверженность социализму и коммунистическому строительству. И эта общность слов при взаимно исключающем понимании их смысла большевизмом и троцкизмом — главная мировоззренческая особенность той эпохи.

И прямым доказательством этого служат письма-размышления Сухова, второй смысловой ряд которых мы здесь открываем. Написаны они хорошо известным ныне режиссёром Марком Захаровым, вполне реальной личностью, несущей в себе всю полноту марксистско-троцкистской раздвоенности психики времен застоя.

Что касается реальной личности Сталина, то он будучи на протяжении тридцати лет безвылазно занят практическим управлением, которое не мог передать никому другому без вреда для осуществления миссии «сеятеля»; будучи сам взращен культурой той эпохи, если и мог дать сам новую НЕмарксистскую фразеологию большевизму, то его бездумно верующие в марксистские слова сподвижники (и троцкисты прежде всего), мгновенно пресекли бы подобную деятельность. А остальное общество, если бы Сталин даже остался жив, бездумно бы согласилось с мнением, предложенным ему командой злых «пастырей» от марксизма-троцкизма, о том, что от напряженной работы Сталин повредился в уме, в связи с чем его пришлось изолировать в лечебнице. Возможно, что известный многим, а ныне популяризируемый эпизод с “диагнозом”, якобы поставленным В.М.Бехтеревым (1857 — 1927), был попыткой раскрутить такого рода сценарий еще в 1927 г., что завершилось гибелью Бехтерева, уничтоженного с целью сокрытия закулисной правды, так и оставшейся “неизвестной”.

Но даже и без такого прямого отказа от марксизма многое из того, что было сделано И.В.Сталиным и его сподвижниками, воспринимается большой долей из числа его современников и потомков, как проявление психической ненормальности.

Вполне вероятно по этой же причине раскрытие иносказания фильма “Белое солнце пустыни” будет оцениваться “абдулловцами” как плод больного воображения закоренелых сталинистов. Но общество, где господствует мироедская — явно ненормальная для человека — психика, подавляющая жизнь всех людей и жизнь планеты, просто не в праве настаивать на психической ненормальности тех, кто непреклонно стремился и стремится к тому, чтобы очистить Землю от мироедства.