Салимов удел - Кинг Стивен - Страница 48

• Предыдущая
• 48/153
• Следующая

Он убрел прочь, натыкаясь на людей и громко окликая их по именам.

Те, нетерпеливо или добродушно приветствуя Проныру, пропускали его, и наблюдать за его продвижением к мужскому туалету было все равно что наблюдать за пинболльным шариком, который, подпрыгивая, мчится вниз, к подкидывающим его шпенькам.

— Вот вам крушение отличного человека, — сказал Мэтт и поднял палец. Почти немедленно появилась официантка. Она обратилась к нему «мистер Бэрк». Девушка казалась слегка скандализованной тем, что ее давнишний преподаватель классического английского сидит тут и поддает с субъектами вроде Проныры. Когда она повернула прочь, чтобы принести еще один кувшин, Бен подумал, что вид у Мэтта несколько смущенный.

— Мне Проныра нравится, — сказал Бен. — У меня возникло такое чувство, что когда-то в нем много чего было. Что с ним случилось?

— О, тут рассказывать нечего, — ответил Мэтт. — Бутылка одолела. Одолевала-одолевала, с каждым годом — чуть сильнее, а теперь прибрала целиком. Во время Второй мировой он за Анизо получил Серебряную звезду. Циник бы счел, что, погибни Проныра, его жизнь имела бы больший смысл.

— Я не циник, — сказал Бен. — Мне он все равно нравится. Но, думаю, будет лучше, если сегодня вечером я подвезу его домой.

— Было бы прекрасно, если бы вы это сделали. Я теперь хожу сюда послушать музыку. Люблю громкую музыку, а с тех пор, как слух начал сдавать — больше, чем когда-либо. Вас, как я понимаю, интересует дом Марстена. Ваша книга о нем?

Бен подскочил.

— Кто сказал?

Мэтт улыбнулся.

— Как это в старой песенке у Мартина Гэя? «Мне нашептало виноградное вино». Ароматная яркая идиома, хотя, если подумать, образ немного нечеткий. Возникает такая картина: склонив ухо к «Конкорду» или «Токаю», стоит человек и внимает. Я говорю бессвязно? Нынче я частенько говорю бессвязно, перескакиваю с одного на другое, но редко пытаюсь справиться с этим. Откуда я узнал? Джентльмены из прессы называют это «информированными источниками»… собственно говоря, от Лоретты Старчер. Она — библиотекарь в местном оплоте литературы. Вы несколько раз заходили просмотреть в камберлендском «Леджере» статьи, касающиеся старинного скандала, а еще брали у нее два публицистических сборника на криминальные темы, где были очерки о нем. Кстати, Лаберт написал неплохо — он в сорок шестом приезжал в Удел и сам проводил расследование. Но вот опус Сноу — просто словесный мусор.

— Знаю, — машинально отозвался Бен.

Официантка поставила на столик новый кувшин с пивом, и перед Беном внезапно возникла картина, от которой стало неуютно: вот, мелькая то здесь, то там среди бурых водорослей и планктона привольно и незаметно (по его мнению) плавает рыбка. А отодвинься подальше и взгляни — фокус вот в чем: плавает она в аквариуме с золотыми рыбками.

Мэтт расплатился с официанткой и сказал:

— Там, наверху, случилась омерзительная вещь. И вдобавок застряла в сознании города. Конечно же, байки о мерзостях и убийствах всегда с рабским наслаждением передаются из поколения в поколение… а ученики при всем при том стонут и жалуются, оказавшись перед изучением трудов Джорджа Вашингтона Карвера или Джонаса Солка. Но, думаю, дело не только в этом. Может быть, дело в географической аномалии.

— Да, — сказал Бен, заводясь против собственной воли. Учитель только что высказал идею, которая таилась под поверхностью сознания Бена с того самого дня, как он вернулся в город… возможно, и до того. — Он стоит на холме, глядя на поселок сверху вниз как… ну, как мрачный идол, что ли. — Бен издал смешок, чтобы замечание прозвучало банально: ему казалось, что, неосмотрительно высказав такое глубинное ощущение, он, должно быть, открывает этому незнакомцу окошко в свою душу. Внезапное и пристальное рассмотрение Мэттом его персоны тоже не улучшало самочувствия.

— Вот он, талант, — сказал учитель.

— Простите?

— Вы очень точно выразились. Почти пятьдесят лет дом Марстена взирает на нас сверху — на наши мелкие грешки, провинности, обманы. Как идол.

— Может быть, он видел и хорошее, — предположил Бен.

— В маленьких городках, где все ведут сидячий образ жизни, хорошего мало. Главным образом, равнодушие, приправляемое время от времени нечаянным, бессмысленным или, хуже того, сознательным злом. По-моему, Томас Вульф написал об этом примерно фунтов семь сочинений.

— Я думал, цинизм — не ваша стихия.

— Это ваши слова, а не мои. — Мэтт улыбнулся и отхлебнул пива. Музыканты, великолепные в своих красных рубахах, блестящих жилетках и шейных платках, уходили от стойки. Солист взял гитару и начал перебирать струны. — Все равно, на мой вопрос вы так и не ответили. Ваша новая книга

— о доме Марстена?

— В некотором смысле, полагаю, да.

— Я выспрашиваю. Извините.

— Ничего, — ответил Бен, думая про Сьюзан и чувствуя себя неуютно. — Интересно, куда запропастился Проныра? Он ушел черт знает как давно.

— Можно мне, полагаясь на наше краткое знакомство, попросить о довольно большом одолжении? Если вы откажетесь, это будет более чем понятно.

— Конечно, просите.

— У меня есть литературный кружок, — объяснил Мэтт. — Дети умные, в основном одиннадцатый и двенадцатый класс. И я хотел бы показать им человека, который зарабатывает на жизнь словами. Кого-то, кто… как бы выразиться?.. взял слово и облек его в плоть.

— Буду более чем счастлив, — ответил Бен, чувствуя себя нелепо польщенным. — Длинные у вас уроки?

— Пятьдесят минут.

— Ну, мне кажется, за такое время я не сумею слишком наскучить им.

— Да? А мне, по-моему, это отлично удается, — заметил Мэтт. — Хотя я уверен, что им вовсе не будет скучно. Тогда на будущей неделе?

— Конечно. Назовите день и время.

— Вторник? Четвертый урок? Это с одиннадцати до без десяти двенадцать. Освистать вас не освищут, но, подозреваю, урчания в животах наслушаетесь вдоволь.

— Принесу ваты заткнуть уши.

Мэтт рассмеялся.

— Весьма польщен. Если вас устроит, встретимся в учительской.

— Отлично. Вы…

— Мистер Бэрк? — это была Джеки, женщина с могучими бицепсами. — Проныра отрубился в мужском туалете. Как по-вашему…

• Предыдущая
• 48/153
• Следующая