Салимов удел - Кинг Стивен - Страница 46

• Предыдущая
• 46/153
• Следующая

Сьюзан положила ладонь ему на руку.

— Ты же не думаешь, что Ральфи Глика…

— Проглотил мстительный дух Хьюберта Марстена, который раз в три года, в полнолуние, возвращается к жизни?

— Что-то в этом роде.

— Если хочешь, чтобы тебя разуверили, то вопрос не по адресу. Не забывай, я — тот пацан, который отворил дверь в спальню на втором этаже и увидел, как Хьюби свисает с балки.

— Это не ответ.

— Нет. Прежде, чем я скажу тебе, что действительно думаю, позволь добавить еще вот что. Это я услышал от Минеллы Кори. Она сказала: на свете есть дурные люди — истинно дурные. Иногда мы слышим про них, но чаще они делают свое дело в полном мраке. По словам Минеллы, проклятием ее жизни было узнать двух таких людей. Одним был Адольф Гитлер. Вторым — ее шурин, Хьюберт Марстен. — Бен помолчал. — Она сказала, что в тот день, когда Хьюби застрелил ее сестру, сама она находилась за триста миль отсюда, в Кейп-Код. Тем летом она нанялась экономкой в богатую семью. Минелла нарезала салат в большую деревянную миску. Часы показывали четверть третьего. Внезапно Минеллу охватила боль. Говорит, «как молнией ударило». Боль пронзила голову, и Минелла услышала ружейный выстрел. Она утверждает, что повалилась на пол, а поднялась (она была в доме одна) через двадцать минут. Посмотрев в деревянную салатницу, Минелла громко закричала — ей показалось, что миска полна крови.

— Господи, — пробормотала Сьюзан.

— Через секунду все пришло в норму. Никакой головной боли, а в салатнице — только салат. Но Минелла говорит, что поняла — она поняла: сестра погибла, убита выстрелом из ружья.

— Эту ее историю ничем нельзя доказать?

— Нет, нельзя. Но Минелла — не какая-нибудь изворотливая лгунья. Это старуха, у которой ума не осталось даже на то, чтобы врать. Собственно, этот аспект меня не беспокоит. Во всяком случае, не сильно. Сейчас достаточно много данных, над которыми здравомыслящий человек смеется — за счет самого себя. В то, что Берди с помощью некоего психического телеграфа передала факт своей смерти на триста миль, мне и вполовину не так трудно поверить, как в лик зла — действительно чудовищный лик, который, как мне иногда думается, проглядывает сквозь очертания этого дома. Ты спросила, что я думаю. Отвечу. Я думаю, что людям относительно легко смириться с такими вещами, как телепатия или предчувствия, поскольку их готовность поверить ничего им не стоит. Она не лишает их сна. Но мысль о том, что сотворенное человеком зло живет и после его смерти, тревожит гораздо сильнее.

Бен взглянул на дом Марстена и медленно продолжил:

— Думаю, этот дом может оказаться памятником, который Хьюберт Марстен воздвиг злу, чем-то вроде психического резонатора. Если хочешь, сверхъестественным маяком. Стоит тут все эти годы и, может быть, хранит в своих разрушающихся костях концентрированное зло Хьюби.

— А теперь его опять заняли.

— И снова исчезновение. — Бен повернулся к Сьюзан и взял запрокинутое лицо девушки в ладони. — Видишь ли, возвращаясь сюда, я никак не рассчитывал на такое. Я думал, что дом, может быть, снесли, но мне и в самых дичайших снах не снилось, что его кто-то купил. Я видел, как снимаю его и… ох, не знаю. Может быть, смотрю в лицо собственным ужасу и злу. Или играю в изгоняющего привидения: «именем всех святых, Хьюби, изыди!» Или, может, просто окунаюсь в атмосферу дома и пишу книгу достаточно страшную для того, чтобы сделать на ней миллион долларов.

Но все равно — я чувствовал себя хозяином положения, вот в чем разница. Я больше не был девятилетним пацаном, готовым с визгом убежать от картинок из волшебного фонаря — картинок, исходящих, может быть, из его собственного сознания. Но сейчас…

— Что сейчас, Бен?

— Сейчас этот дом занят! — взорвался он и ударил кулаком по ладони. — Я не управляю ситуацией! Исчез маленький мальчик, и я не знаю, что думать. Возможно, исчезновение никак не связано с этим домом, но… я в это не верю.

Последние слова он произнес медленно и раздельно.

— Привидения? Духи?

— Не обязательно. Может быть, какой-нибудь безобидный человек, восхищавшийся этим домом в детстве, купил его и стал… одержимым.

— Ты что-то знаешь о… — встревоженно начала Сьюзан.

— Новом жильце? Нет. Только догадываюсь. Но если дело в доме, я больше склоняюсь к одержимости.

— А не к чему?

Бен ответил просто:

— Может быть, дом вызвал еще одного дурного человека.

Энн Нортон следила за ними из окна. Чуть раньше она позвонила в аптеку. «Нет,» — сказала мисс Кугэн и в ее голосе прозвучало что-то вроде ликования. — «Здесь их не было. Не заходили.» Где ты была, Сьюзан? Ох, где ты была? Уголки ее рта дернулись книзу в беспомощной злой гримасе. Уходи, Бен Мирс. Уходи и оставь ее в покое.

Покинув его объятия, Сьюзан сказала:

— Сделай для меня одну очень важную вещь, Бен.

— Все, что смогу.

— Не говори о таких вещах больше ни с кем в городе. Ни с кем.

Он невесело улыбнулся.

— Не волнуйся, меня не заботит, как бы заставить людей думать, что у меня не все дома.

— Ты запираешь свою комнату в пансионе?

— Нет.

— Я бы начала запирать. — Она откровенно взглянула на Бена. — Ты должен думать о себе, как о подозреваемом.

— С тобой тоже?

— Да… вот только я тебя люблю.

А потом Бен остался один. Сьюзан заспешила по подъездной дороге, а он остался глядеть ей вслед, потрясенный всем, что наговорил, а еще сильнее — четырьмя или пятью заключительными словами девушки.

Вернувшись к Еве в пансион, Бен обнаружил, что не может ни работать, ни спать. И для первого, и для второго он был слишком взбудоражен. Поэтому Бен прогрел мотор ситроена и после секундного колебания поехал в сторону кафе Делла.

Там оказалось полно народу, накурено и шумно. Музыканты, взятая на испытательный срок кантри-вестерн-группа под названием «Рейнджеры», играли вариацию на тему «Так далеко ты прежде не бывал», громкостью восполняя нехватку мастерства. На полу по спирали вращались примерно сорок парочек, почти все — в джинсах. Бен с легким изумлением припомнил строчку Эдварда Олби насчет обезьяньих сосков.

• Предыдущая
• 46/153
• Следующая