Русалка и гламурный пират (СИ) - Филимонова Лина - Страница 47

— Совершенно точно я узнаю через неделю, — пришлось признать мне. — Но я уверена. Абсолютно.

Мама грустно улыбнулась.

— Если вдруг… ты скажешь мне? И… не будешь принимать поспешных решений…

Интересно, какое решение она считает поспешным? Нет, не хочу об этом думать. Мне никаких решений принимать не придется. Я в этом уверена. Но теперь, наверное, буду слегка волноваться. Пока мама не завела об этом речь, мне вообще не приходила в голову мысль о беременности. И кто только ее за язык тянул? Конечно, она боится, что со мной произойдет то же, что когда-то с ней. Но это невозможно. Я старше, опытнее, я вовсе не наивная дурочка. И это я его бросила, а не он меня!

После ресторана мы вернулись домой, потому что гулять по такой жаре — чистое безумие. Из открытой двери дедовой квартиры доносились странные звуки: хлопки вперемежку с очень эмоциональными восклицаниями. Что-то подобное можно услышать рядом со столом доминошников, забивающих козла. Мы с мамой поначалу решили, что дед там не один, но, прислушавшись, разобрались, что чужих голосов нет. Что он там такое делает?

Я первой заглянула на кухню, вероломно, из-за угла. А что? Дверь не закрыта, значит, нельзя сказать, что я шпионю. Дед сидел за столом, перед ним стоял ноутбук.

— Ах, так! — воскликнул он, глядя на экран. — А двойку треф не хочешь?

Он сначала щелкнул кнопкой мыши, что было логично, а потом бросил мышку и хлопнул ладонью по столу. Это было странно.

— Давай, давай, — продолжал тем временем дед. — Хочу увидеть еще одну карту.

В этот момент он увидел меня, но это не помешало ему снова бросить мышку и хлопнуть ладонью по столу. После чего он еще раз посмотрел на экран и сказал ноут-буку:

— Перерыв.

— Что за вакханалия? — поинтересовалась я.

— Карты? — мама уже успела обойти стол и посмотреть на экран. — Пасьянс «Косынка»?

Дед громко фыркнул. А Ника говорит, что это я фыркаю, как лошадь. Слышала бы она деда!

— Покер, — коротко и высокомерно произнес он.

— С кем играешь? — спросила я.

— С машиной.

— Небось, уже штаны проиграл. И шляпу.

— Я, вообще-то, выигрываю! — обиделся дед.

— Я убегу на пару часов, — сказала мама. — С Иринкой поболтать.

— Чтоб к ужину была дома, — строго произнес дед.

— Буду, буду.

— Чего это тебя на покер потянуло? — спросила я деда, созерцая курицу, густо засыпанную специями, натертую маслом и завернутую в полиэтиленовую пленку.

— Да так. Собираюсь отомстить старухе Шапокляк. Я ее по миру пущу!

Чтобы понять это высказывание, нужно знать о существовании закрытого покерного клуба, состоящего из более или менее состоятельных пожилых дамочек, преимущественно хозяек гостиниц. Этот знаменитый в нашем городе клуб занимается тем, что собирается по средам то у одной, то у другой участницы и яростно режется в покер. Во время игры дамы пьют шампанское, сплетничают не менее яростно, чем играют, и изо всех сил делают вид, что они — сливки и элита. Попасть в их клуб совсем не просто, нужно чему-то там соответствовать и получить от кого-то там рекомендацию. Не удивлюсь, если у этих высокомерных старушек есть дресс-код, и они приходят на заседания своего клуба в боа, шляпках с перьями и увешанные бриллиантами. Но при чем тут дед?

— Хочешь нарядится в платье и обыграть Шапокляк? — засмеялась я.

И осеклась. Потому что дед не засмеялся в ответ. Более того, в его взгляде промелькнуло виноватое выражение, которое появляется, если застукать его за чем-то неблаговидным. Например, за курением. Он что, рехнулся?

— Кто тебя туда пустит?

Может, я все неправильно поняла?

— Пустят, — упрямо произнес дед.

— У них там сроду мужчин не было.

— И не будет.

В глазах деда бегали настоящие сумасшедшие чертенята.

— Ты что… правда, в платье вырядишься? А как же лицо? Ты на тетеньку вообще никак не похож. Только на дедушку.

— Маску надену, — ухмыльнулся дед.

— А руки?! — не унималась я. — А ноги? А походка, в конце концов!

— Лана, — строго произнес дед. — Уйми свою буйную фантазию. Ни в кого я не собираюсь переодеваться.

— Тогда как ты туда попадешь?

— Пусть это останется моей тайной.

Тайной?! Тайна для меня — это как для быка красная тряпка. Стоит сказать, что я чего-то не должна знать, как мне начинает невыносимо хотеться это выяснить. Я должна узнать, что планирует дед! Мне же его потом из неприятностей вытаскивать.

— А зачем ты по столу стучишь? — решила я раскрыть еще одну тайну.

— Что? А, это… не могу же я стучать по этой дурацкой машине! Она тогда коньки отбросит.

Вечером мы собрались на кухне у деда, за столом, в центре которого дымилась румяная запеченная курица, обложенная початками ароматной кукурузы. Мы с мамой здорово нагуляли аппетит, так как успели сходить на море и проплыть не меньше полутора километров. Моя мама тоже хорошо плавает и очень это любит. Собственно, это благодаря ей я стала почти настоящей русалкой.

— Как мне этого не хватает! — все время повторяла она, с наслаждением заныривая в бирюзовые глубины и выныривая обратно.

— Так возвращайся.

— Мы с Игорем думаем об этом, — призналась она, когда мы плыли обратно.

— Правда? — обрадовалась я.

— Но не в ближайшее время, конечно.

— Лет через двадцать, когда выйдите на пенсию? — я была разочарована.

— Не знаю, — она засмеялась.

— Он тут даже ни разу не был. Вдруг ему понравится.

— Думаешь, тут может не понравиться?

Мама с восторгом и любовью смотрела на наш уютный милый городок, раскинувшийся на берегах аккуратной бухты. Если тут так хорошо, почему же она уехала и не возвращается? Я не спросила этого вслух, но так громко подумала, что она, видимо, почувствовала мою мысль.

— Я давно хочу вернуться, — сказала она. — Но есть некоторые обстоятельства.

Понятно. Всегда есть некоторые обстоятельства.

Но никакие обстоятельства не могли помешать нам наброситься на курицу, которую дед лихо разделал ножом. Мы ели с таким аппетитом, что за ушами хрустело и кости летели в разные стороны. Дед был доволен. Он очень любит, когда его еду уплетают за обе щеки и терпеть не может всяких там диет (которых периодически придерживается мама) и моего «что-то сегодня аппетита нет».

Мы сидели, пили ароматный чай со свежей мятой, потихоньку отщипывали пирожные — после курицы наброситься на них мы уже не могли. Было так хорошо, уютно… но меня не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Бросив взгляд на свободный стул возле деда, я поняла — не хватает бабушки. Раньше, когда мама возвращалась из очередной поездки, мы тоже сидели вместе по вечерам, пили чай с пирогами и блинчиками, болтали, смеялись… Нас было четверо, а теперь осталось только трое. На мои глаза навернулись слезы.

Я уткнулась в чашку с чаем, но остановить их уже было невозможно. Одна слезинка капнула в чай, оставив после себя круги на его поверхности. Я подняла взгляд, и мои глаза наткнулись на глаза деда.

— Разве ты не чувствуешь, что она здесь? — произнес он еле слышным шепотом.

Как он догадался? Я пожала плечами.

— Я бы все на свете отдала, чтобы она была сейчас с нами.

— Она с нами, — сказал дед уверенно.

Его голос дрогнул, но он смог улыбнуться. Я украдкой посмотрела на маму. По ее щекам тоже текли слезы, и она даже не пыталась их скрыть. Я накрыла ее руку своей. Дед положил ладонь сверху. Так мы и сидели, забыв про чай и пирог. Мою душу разъедала жгучая печаль. Мне очень хотелось почувствовать присутствие бабушки, но я, наоборот, очень остро ощущала, что ее здесь нет.

Вся жизнь состоит из этого — боль, радость, снова боль и снова радость… горе и счастье, потери и обретения. И только когда рядом те, кого ты любишь, можно пережить эти сумасшедшие американские горки.

После ужина я позвонила Нике, и мы поболтали, но совсем недолго, и обо всякой ерунде. Моя подруга не сказала этого прямо, но я почувствовала, что Эдик рядом, и что его присутствие мешает ей быть со мной такой, какой она обычно бывает — веселой, резкой, не стесняющейся в выражениях. Ну да, с ним же она не живой человек, а воздушное безе, травоядная нимфа и балерина Анна Павлова в одном лице.