Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе - Черняк Ефим Борисович - Страница 84

Эти сомнения не исчезают и когда Гамлет видит призрак:

И тут Гамлет принимает решение:

Горацио предостерегает Гамлета:

Но Гамлет уже сделал выбор, который приведет его к гибели. Правда, сомнения у него остаются:

Гамлет с помощью актеров проверяет слова призрака и убеждается, что он говорит правду. Но тогдашний театральный зритель наверняка был знаком с распространенным мнением, что дьявол мог говорить и правду, если это помогало ему погубить душу (в данном случае Гамлета, так же как короля и королевы). Хотя Шекспир оставляет зрителя в нерешительности относительно природы призрака, но его появление в полночь в уединенном месте, у опасной пропасти говорит само за себя. Когда Горацио заклинает его именем неба, Тень удаляется. Во второй раз он исчезает при крике петуха. Горацио говорит о призраке, что он вздрогнул, как некто виноватый при грозном окрике. Марцел прямо связывает Тень со злыми духами, которые не могут появляться днем или в Рождество. Правда, призрак сообщает, что он пришел из чистилища, а также о пытках, которым он там подвергается, что должно было казаться явной ложью зрительному залу, поскольку целиком противоречит христианской традиции. Дух выглядит завистливым, ревнивым, надменным и самодовольным, с бешеной яростью повествует он о преступлениях Клавдия и Гертруды. Призрак не выказывает никакой любви к Гамлету, а лишь призывает его к беспощадной мести, тогда как, по церковному учению, душа чистилища поглощена любовью к Богу. Чтобы еще более ясно дать понять зрителям, что Тень — это демон, Шекспир заставляет его обращаться снизу, т. е. из места обитания слуг сатаны, из преисподней. Сам Гамлет говорит при этом: «Так, старый крот, как ты проворно роешь». К хитростям дьявола относится требование к Гамлету:

Но этот совет уничтожить Клавдия, не тронув его жены, — явный абсурд. Тем не менее Гамлет приходит к окончательному выводу:

И с этой минуты он все более проникается одним чувством мести, губит не только Клавдия и Гертруду, но также Офелию, Полония, Лаэрта и, наконец, самого себя.

Весь ход событий убеждал зрителя, что призрак отца Гамлета был дьяволом, принявшим этот облик[308]. Такая же роль отведена дьяволу и в других пьесах Шекспира. Это лишь один из возможных примеров — на основе всем знакомого текста, написанного рукой гения, — чтобы почувствовать, насколько демонологические воззрения довлели над сознанием людей в эпоху Шекспира.

Выступать против господствующих демонологических взглядов было трудным и опасным делом, решались на это немногие, и то в осторожной форме. Мишель Монтень (1533–1592), призывавший все подвергать сомнению, рискнул лишь заявить, что доказательства существования ведовства не настолько убедительны, чтобы на основании их выносить смертные приговоры. Бывали, конечно, смельчаки вроде Брайена Уокера из графства Дареми, который заявлял: «Я не верю в существование ни Бога, ни дьявола, я не желаю верить во что-либо, кроме того, что вижу собственными глазами»[309]. На такое богохульство считались способными лишь погибшие души закоренелых грешников, ставящих себя вне закона.

Опровергнуть роковое суеверие оказались бессильны люди, поднявшиеся на борьбу с ним, хотя у них не было недостатка ни в мужестве, ни в духовной мощи. Конечно, им приходилось бороться против сил, заинтересованных в продолжении гонений. Все было — и внесение Римом в Индекс тех книг, которые обличали процессы, и запрещение и сожжение этих книг в протестантских странах, и обвинение авторов таких сочинений не только в покровительстве ведьмам, но и в прямом сговоре с дьяволом, не раз стоившее жизни критикам распространившегося безумия.

При всем том наиболее видные и влиятельные противники процессов остались вне досягаемости своих врагов. На сожженную книгу, которая произвела большое впечатление, обычно приходилось несколько ее переизданий и переводов на иностранные языки. Таким образом, замолчать аргументы противников преследования не удалось, они были широко известны и даже бессчетное количество раз воспроизводились в сочинениях самих демонологов для их последующего опровержения. Дело было отчасти в самих доводах. Конфликт между разумом и суеверием, о котором писали либеральные историки прошлого века, был совсем не таким простым, каким он представлялся этим ученым. Это не был только спор Возрождения со средневековьем. Это был спор внутри самого Возрождения.

Противники гонений не подвергали сомнению основные идеи демонологов. Придворный врач герцога Киевского Иоганн Вейер[310] в получившей европейскую известность книге «Об обманах (призраках) демонов» пытался лишь убедить своих читателей, что караемые за ведовство женщины — мнимые ведьмы и что их судьи играют на руку сатане, который не нуждается в помощи смертных для совершения своих действий и не допустил бы преследования своих подданных. Вейер понимал, что ему за книгу «отомстят», его будут поносить, что она вызовет кривотолки[311]. И в этом он не ошибся. Новые издания выходили одновременно с усилением гонений даже в самом герцогстве Клевском. А демонологи, включая Ж. Бодена, в один голос заявили, что Вейер и его единомышленники «сами являются колдунами»[312]. Инквизитор Бартоломео де Спина писал в трактате против Иоганна Вейера: «Недавно сатана прибыл на шабаш в наряде владетельного князя и сообщил собравшимся ведьмам, чтобы они не беспокоились, так как благодаря Вейеру и его последователям дела Дьявола приходят в блестящее состояние»[313].

Если утверждение, что сами скептики являются агентами дьявола, не всюду могло вызывать доверие, они всегда должны были считаться с более правдоподобным и не менее опасным обвинением — в атеизме. Противник преследований Реджинальд Скот из графства Кент в Англии опубликовал в 1584 г. более чем 600-страничный трактат «Открытие ведовства» (The Discoverie of Witchcraft). Это хорошо документированное сочинение — Скот ссылался в нем на 216 иностранных и 24 английских автора — многократно переиздавалось в XVII в., пользовалось широкой известностью и уважением, хотя далеко уступало по влиянию и авторитету произведениям демонологов. Скот верил в существование дьявола, однако он считал, что о демонах в Библии говорится не в буквальном, а в переносном смысле и что христианская вера несовместима с суеверием, согласно которому человек постоянно подвергается атакам сил преисподней. Скот считал, что те, кто полагает возможным существование дьявола во плоти и крови, вступающего в телесную связь с женщинами, впадают в грех материализма. Другие авторы указывали на отсутствие свидетельств того, что люди были одержимы дьяволом после первых веков христианства.