Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович - Страница 22

— У меня хомячки убежали…

— Как убежали? — удивился Павлик. — А триста сорок рублей за сотню?..

Я думал, что Павлик расстроится, начнет шуметь, возмущаться, назовет меня ротозеем, огорчится… Ничуть не бывало. Всего секунду подумав, он, спокойненько сказал:

— Ну и ладно! В воскресенье пойдем на Птичий рынок и новых купим. Держи!.. И он протянул мне «шоколадную» пластинку, наконец-то догадавшись, что мне тоже надо пожевать.

Я тут же отодрал яркую обертку и засунул жевательную резинку в рот. Большего блаженства, наверное, никто и никогда не испытывал! Все-таки хороший у меня друг Павлик!

— Папа мне уже обещал, — сказал я, — поехать в воскресенье на Птичий рынок «приобщиться к природе». Хочешь с нами?

— Конечно, хочу! — тут же согласился Павлик. — А без меня вы там и не приобщитесь. Я на Птичьем рынке каждое воскресенье бываю, все там знаю: и хомячков новых надо будет купить, и попугаев-неразлучников. Советую… Очень они красивые. Сидят себе в клетке, клювами щелкают, никуда не убегают…

Мне так захотелось увидеть попугайчиков Павлика, которых я не видел уже десять дней, что я не выдержал и сказал:

— У вас кто-нибудь дома есть?

— Мама дома. Зачем тебе?

— Наш ключ возьму, чтоб папу и маму не беспокоить…

Этот запасной ключ мы всегда оставляли у Бояринцевых «на всякий случай», если кто-нибудь из нашей семьи свой потеряет. И я, когда без приглашения шел к Павлику, всегда о нем вспоминал. Приду и скажу: «Здравствуйте, тетя Клара. Вам ключ наш не нужен?» Она улыбнется и скажет: «Нет, не нужен». — «Ну и мне, говорю, не нужен, пока обойдусь». И начинаем с Павликом смотреть его рыбок, попугаев, других животных. Все получается вполне прилично…

— Так и я могу тебе ключ отдать, — сказал Павлик. — Заодно и попугайчиков посмотришь.

Это было как раз то, что нужно, и мы, не откладывая дела в долгий ящик, отправились к Павлику.

Открыла нам дверь тетя Клара. Я как посмотрел на нее, так и замер: на тете Кларе был действительно фиолетовый парик.

Свои волосики у нее жиденькие, сосульками, вот она разные парики и покупает. Были у нее и черненькие, и желтые, и голубые, и зеленые, но такого — фиолетового, даже у нее еще не было.

— Нравится? — заметив мое удивление, спросила тетя Клара.

— Очень!..

Голос у меня от волнения получился хриплым.

— Ну, раздевайся, проходи… — очень ласково сказала тетя Клара и даже потрепала белой рукой в перстнях и кольцах меня по волосам.

И хоть мы с Павликом уже в пятый класс перешли, я нисколько не обиделся, что она обошлась со мной как с первоклашкой, потому что парик и правда был у нее необыкновенный: весь словно облитый слабыми фиолетовыми чернилами, а потом высушенный. На мужчин он действовал наверняка, «наповал»: так говорили о мужчинах между собой мама и тетя Клара, когда обсуждали сильные и слабые стороны какой-нибудь «тряпки».

— Слав! Ты что там застрял? Проходи! — крикнул Павлик.

Я вошел в его комнату.

Чего только там у него не было! Много раз я приходил к нему и каждый раз удивлялся заново. Никто Павлику не запрещал держать рыбок, птиц, белых мышей, морских свинок — приводи хоть медведя, хоть слона, хоть жирафу!.. Правда, для жирафы пришлось бы делать дырку в потолке и, чтобы кормить ее, бегать наверх, каждый раз стучаться к соседям этажом выше. Ну и что? Ради жирафы побегали бы!.. И Георгий Иванович и Клара с соседями обязательно договорились бы. Они вообще со всеми страшно легко договариваются о чем хочешь…

Я подошел к Павлику — он как раз стоял перед огромным аквариумом и смотрел на красавиц рыбок. Каких только гуппи и вуалехвостов здесь не было!

Со дна аквариума из кучки разноцветных, подсвеченных лампочкой камней поднимались зеленые водоросли. Рядом с ними быстро бежали кверху пузырьки воздуха. Этот воздух подавала в аквариум какая-то специальная машинка, которая тоже, наверное, немало стоила. А весь аквариум у Павлика — настоящее подводное царство. Так и казалось, что вот-вот выплывет из водорослей золотая рыбка и спросит человеческим голосом: «Чего тебе надобно, старче?» А по песчаному дну промаршируют тридцать три богатыря во главе с дядькой Черномором.

Павлик вылил в аквариум какую-то мутную жидкость. В воде появились малюсенькие рачки. Рыбки стали их хватать и отплывать в сторону… И тут я вспомнил, что пришел к Павлику смотреть не рыбок, а попугайчиков. Они как раз подняли в клетке такую возню, как будто хотели сказать: «Что же ты? Пришел смотреть, а не смотришь…»

Да… Павлику все разрешали… А вот мне почти ничего… Принесешь какого-нибудь зверя или папа купит: морскую свинку там, хомячка, живого кузнечика, — мама начинает меня и папу ругать: «Опять какую-то гадость притащили!», «Сюда нельзя: лак поцарапаете!», «А это — полированное!..», «Смотрите, уже обои забрызгали!», «Если не вы доставали, значит, можно пачкать?». И пойдет, и пойдет!..

— Мама! Мама! — закричал вдруг во весь голос Павлик. — Совсем я заморочился! Я же забыл тебе сказать! У Славиной мамы настоящие модные очки! Ей из Парижа прислали! Как у дикторов телевидения! Как у политических обозревателей!

Я даже не заметил, откуда появилась рядом с нами тетя Клара.

— Такие? — спросила она.

На носу у нее красовались большие очки, почти такие, как у мамы. «Почти», да не такие. Выходит, ее муж Жорка, то есть Георгий Иванович, все-таки привез их тете Кларе из Швейцарии, а моей маме сказал, что во всей Швейцарии больших очков в этот день не было.

— Что вы! — не подумав, ляпнул я неосторожно. — У моей мамы очки гораздо больше!..

В лице у тети Клары что-то дрогнуло.

— Ты, наверное, ошибаешься? Больше не может быть! — Она тут же сняла очки и повертела их перед собой.

— Гораздо больше! И красивее! — радостно сказал я и сразу почувствовал себя почти равным Павлику, потому что мамины очки были наверняка лучше. Но тут же подумал: «А с чего это я обрадовался? Поедет Георгий Иванович еще раз в Швейцарию и привезет тете Кларе очки, как два колеса от арбы!.. Мой-то папа за рубеж никуда не ездит!..»

— Может, и ошибаюсь, — пошел я на попятную, но тетя Клара, покусывая дужку очков, уже смотрела на меня пристально.

— А мама твоя сейчас дома? — спросила она.

— Ой, тетя Клара! Я вспомнил! Я вспомнил! — испуганно крикнул я и, схватив наш ключ с гвоздя, кое-как накинув куртку и натянув на голову берет, выскочил за дверь.

Я действительно вспомнил, что не поискал своих хомячков в квадратных ямах перед окнами полуподвального этажа.

Несся я к своему дому так, что налетел на каких-то двух тетенек с малышами, а сам едва не угодил под грузовик, что сворачивал к нам в переулок. Но ни возле нашего подъезда, ни рядом с соседними в бетонированных ямах хомячков не было.

Опустив голову, я понуро отправился домой, медленно поднялся по лестнице на свой этаж и уже подошел было к своей двери, как услышал громкие голоса на площадке этажом выше.

Осторожно поднявшись, я выглянул из-за клетки лифта.

Кто-то прошаркал подошвами по площадке Наташкиного этажа, как будто там проволокли что-то тяжелое. Раздался громкий голос тети Клопы: «И чтоб ноги твоей больше не было!»

С лестничного марша прямо ко мне, видно оступившись, съехал ногами вперед, считая поясницей ступеньки, небритый и нечесаный Жизнерадостный Сереня. Хорошо еще, что одной рукой он, пока съезжал вниз, держался за перила и, чтобы не стукаться затылком о ступени, поднимал голову.

Донесся испуганный Наташкин голос: «Ой, мамочка!..» И тут же — разгневанный голос тети Клопы:

— Кого ты привела, негодная!.. Свой был такой же охламон, так то хоть свой! А этого зачем?

— Потому и привела, что он на папу похож!

— Нету у тебя папы! Нету! — истошно кричала тетя Клопа. — И не води никого и не ищи!.. Чем с каким-нибудь пьяницей жить, так лучше одним!..

Я стоял в углу на площадке и был рад, что Жизнерадостный все-таки сам поднялся на ноги и, посапывая, стал спускаться по лестнице.

Вслед за ним, перепрыгивая через ступеньки, мчалась вниз Наташка. Пролетела она мимо так быстро, что меня только ветром обдуло. Забегая перед Жизнерадостным, Наташка заглядывала ему снизу в лицо и все спрашивала: