Всего превыше - Катасонова Елена Николаевна - Страница 48
- Предыдущая
- 48/66
- Следующая
Она встала с кушетки, на которой валялась с книгой братьев Стругацких, но не читала, оделась, подкрасилась, хотя опять шел снег и мог смыть ресницы, и вышла из дому. Пока добиралась до мастерской, гнев растаял и нахлынула такая усталость, что хоть езжай назад, на Ленгоры. Но и на это не было сил.
Лиза долго стояла во дворе-колодце, тоскливо глядя на тощие голые кустики, на засыпанные снегом дорожки. Она чего-то боялась, только не знала чего. Какое-то странное предчувствие сжало сердце. Уйти? Позвонить? Узнать что-то страшное или не узнавать? Но почему обязательно страшное? Ведь он так нежен, когда у нее, так старается, чтобы ей было тепло и уютно, - когда они у него.
Не в силах более выносить этой раздвоенности, Лиза нажала кнопку звонка. Не отворяли долго, и Лиза вдруг впала в бешенство. Она звонила, звонила, звонила, пока не загремело внутри железо, не упала и не покатилась по ступеням знаменитая палка.
- Лиза... - с детским изумлением сказал Лёня. - Вот так сюрприз!
- Я знаю, что без звонка не приходят, - задыхаясь от унижения, сказала Лиза. - Но у тебя нет телефона.
- А что случилось? Да ты заходи, заходи.
Он наконец отодвинулся и позволил Лизе войти. Молча, неловко - ноги стали какими-то ватными - Лиза спускалась к студии, голосам, смеху. Значит, у хозяина гости...
- Братцы, это моя Лизавета, - как ни в чем не бывало представил ее всем сразу Лёня. - Прошу любить и жаловать. Да вы ее уже знаете.
- Знаем, знаем, - закивала проклятая Маша, все в том же платке по самые брови, с монистами и при серьгах.
Слава Богу, ее по-хозяйски обнимал Паша - наконец-то Маша определилась. Да и как обнимал! Правая его рука лежала у нее на груди, и он эту грудь то и дело поглаживал и потискивал, а в левой он держал свою знаменитую трубку, поднося ее то к своим губам, то к Машиным. Маша затягивалась и хохотала. Так что насчет Маши можно было не беспокоиться. Но у стены стояла еще девица - худая, высокая, длинноносая. Стояла и покуривала сигарету. Девица как-то уж очень пристально смотрела на Лизу, и Лёня ее не представил.
Он помог Лизе снять пальто.
- Садись, - сказал как чужой.
Глаза были сонные и ленивые. И голос такой же. Так вот почему его не было больше недели! Павел на минутку оторвался от Маши и с шутливым поклоном подал Лизе стакан вина. Но Лиза пить не стала: боялась. Что, если опять, как в тот раз, закружится голова, остановится время, все в комнате станет смутным и поплывет куда-то? Нет, спасибо, она не хочет... Ну и что с мороза? Да и какой там мороз, градусов пять, не больше.
- А Маша сегодня у нас именинница, - пахнул ей в лицо табачным дымом Павел. - Идемте, я покажу.
Лиза послушно пошла за Пашей, лишь бы не смотреть на Лёню. У мольберта, стоявшего против окна, шелковые шторки были раздвинуты - значит, работа завершена. На холсте сияла красотой обнаженная Маша. Она лежала на тахте, на которой Лиза провела столько ночей, лежала, опершись головой на руку, и улыбалась - загадочно и порочно.
- Это заказ. - Лёня подошел неслышно, положил Лизе на плечо руку. Знаешь, сколько я получу? Уже сговорились.
- С кем? - хрипло спросила Лиза.
- С заказчиком, - хитро ответил Лёня. - Ну, выпьем! За Машу!
Стоя ко всем спиной, Лиза всей кожей ощущала пристальный взгляд длинноносой. И вдруг в комнате возникло какое-то странное напряжение. Стало тихо и неспокойно. Павел смотрел куда-то за Лизу, а Лёня обнимал ее так, что повернуться она смогла бы, только сбросив его руку. И Лиза сбросила эту руку и оглянулась. Длинноносая девица стояла чуть не вплотную к ней и Лёне.
- Познакомимся? - низким, грудным голосом сказала она и, протянув руку, представилась: - Валентина... А вы, значит, Лиза. Что ж, очень приятно. Ведь мы почти родственники.
- Почему родственники? - теряя от ужаса голос, спросила Лиза. Она чувствовала, что ей говорят что-то ее унижающее, только не понимала что...
Длинноносая не успела ответить.
- Эй, хватит, - вмешался Лёня. - Будет тебе, Валька, дурить. Ну какая ж ты все-таки стерва: обожаешь разбивать советские семьи.
- Семьи? - медленно, с подчеркнутым удивлением повторила последнее слово девица. - Это для меня новость.
Но Лёня уже схватил Лизу за руку, вытащил на середину.
- Братцы, - решительно сказал он. - Мы с Лизой скоро поженимся. Весной. Да, весной!
- И заявление уже подали? - с усмешкой спросила Маша.
- Подадим, - не растерялся Лёня. - Завтра. - И, чувствуя, что ему не верят, заботливо склонился к Лизе. - Ты не забыла паспорт?
"К чему эта игра? - с тоской подумала Лиза. - Кому он что-то доказывает?"
Но она не успела ничего сказать. В два шага Валентина оказалась рядом.
- Подонок!
Она взмахнула рукой, чтобы влепить пощечину, как полагается в таких случаях, но Лёня быстро перехватил ее руку и сжал так, что Валентина сморщилась от боли. Он жестко смотрел ей в глаза. Потом оттолкнул в сторону.
- Иди. И чтоб я тебя больше не видел.
- Пожалуй, пойдем и мы, - решил за всех Павел - как все маленькие мужчины, он был смел и авторитарен. - Вам двоим, полагаю, есть что обсудить.
Все засуетились, засобирались, с сожалением поглядывая на стоявшую на подоконнике непочатую бутылку. Лёня эти взгляды просек, великодушно сунул бутылку Павлу в карман пальто.
- Премного благодарны, - шутовски поклонился Павел, и вся компания испарилась, как привидение, словно никого тут и не было.
Лёня закрыл за гостями дверь и вернулся к Лизе.
- Что же нам делать? - обессиленно спросила Лиза. - Ты не умеешь быть верным. С тобой просто страшно.
- Это все потому, что мы не женаты, - твердо, уверенно заявил Лёня. Только поэтому. Вот сходим завтра в загс...
- Да я же не взяла паспорт.
Только это и сказала Лиза, словно в паспорте дело!
- Ну и что? - удивился Лёня. - Съездим к тебе и возьмем.
Усталость была безмерной, и все, что с ней происходит, Лиза видела как бы со стороны. Ощущение было столь неприятным, что она отдала бы все на свете, чтобы его избыть. Все, не только свободу. Она потеряла Жана, теперь вот теряет Лёню. "Это все потому, что мы не женаты..." Может быть, правда?
- А ты меня любишь? - с надеждой спросила она.
- Конечно!
- И не разлюбишь?
- Да ни за что! - засмеялся Лёня, и в смехе его было извечное торжество мужчины - хозяина положения всегда и во всем, даже если одна женщина встретила у него другую.
- Предыдущая
- 48/66
- Следующая