Безумия любви (СИ) - "Дита" - Страница 7

— Ми… лорд…

Гай слышал его будто сквозь толщу воды, все застилала красная пелена. Слуга забился, из последних сил стремясь вдохнуть и вырваться. Гай смотрел на него, и видел совсем другое лицо… рука разжалась сама собой.

— Убирайся, — процедил он, отшвыривая слугу. — И вытри здесь все.

Гай влетел в свои покои, с таким силой захлопнув дверь, что свалился висевший над ней щит. В голове мутилось, сердце сдавили холодные тиски, как он только что сдавливал горло ни в чем не повинного слуги. Он заметался по спальне, борясь с искушением упасть на меч. Так было бы легче, всем. Один удар — и благословенное небытие, где нет ни боли, ни гнева, ни любви, уже почти превратившейся в ненависть, ничего. Гай остановился, уперся руками в стену, тяжело дыша, как загнанный зверь. Нет. Он не станет облегчать Локсли жизнь. А уж с собственной разберется как-нибудь, справляться с чувствами ему не впервой.

Принц Джон был несколько удивлен, когда Гай согласился помочь в авантюре с коронацией, однако не скрывал радости по этому поводу. Все-таки вассалитет вассалитетом, а законный король — превыше всего. Гай же пребывал в прострации. Теперь ему было все равно, что с ним станет. Хуже не будет, это точно. Но и Локсли пусть не ждет спокойной мирной жизни.

«Ты — моя подстилка!» — звенел в голове издевательский голос из сна, и Гай судорожно стискивал зубы. А потом в памяти возникало сильное тело, крепкие руки, сжимающие его в объятиях, и он до изнеможения тренировался, загоняя самых опытных и выносливых мечников, пока те не валились с ног. Что угодно, лишь бы не думать, не помнить, не ощущать.

Когда Гай не свирепствовал на плацу и не пил до беспамятства, то ходил, как в тумане. Ночами же, в темноте, он метался и грыз кулак, чтобы заглушить рвущийся из груди горький вой, или бился головой о деревянный настил, застеленный шкурами и покрывалами, отгоняя болезненные и сладкие видения.

Через несколько дней арестовали Мэриан. Она рискнула предупредить своего царственного родича, что против него плетется заговор, но не успела отправить послание. Гай обнаружил письмо и забрал его, а принц Джон, опасаясь, что его интрига не удастся, отдал приказ о казни.

В глазах Мэриан, когда он сообщал о приговоре, стыло презрение. Гай же не чувствовал ничего, ни радости, ни печали — только пустоту. Говорить больше было не о чем, и он ушел к себе, собираясь привычно напиться. После шестого или седьмого кубка Гай задремал прямо в кресле, но тут снаружи раздался шорох, а затем слабый стук, который выдернул его из сна.

Он вскочил и бросился к балкону. Полная луна светила ярко, и в ее мертвенном свете Гай увидел знакомую высокую фигуру. Робин ухватился за край оконного проема, соскользнул в комнату, пошатнулся и рухнул на руки подоспевшему Гаю. Тот опустил его на пол и зажег свечу.

Неверный свет пламени вырвал из призрачного сумрака покрытое запекшейся кровью лицо, по которому сложно было узнать красавца Локсли — щеки запали, левый глаз заплыл, губы разбиты. На руках обрывки веревок, глубоко врезавшиеся в истертые запястья.

— Гай… — срывающимся голосом произнес Робин. — Останови его, Гай.

Гай несколько раз ущипнул себя за руку, но видение не исчезло. Острый запах крови, гноя и испражнений наполнил спальню. Пробормотав еще что-то невнятное, Робин потерял сознание. Гай встряхнул его за плечо, но тот не шелохнулся. Выругавшись сквозь зубы, он вышел в коридор, окликнул ближайшего стражника.

— Эй, там! Пусть мне принесут таз и побольше горячей воды.

Можно было не опасаться, что кто-то станет задавать вопросы или заподозрит неладное — последнее время слуги шарахались от него, как от чумы. Гай переложил Робина на кровать, подсунул ему под голову подушку и наткнулся на что-то мягкое. Он вздрогнул, поднес руку к лицу. На пальцах темнели кровь и гной. Но чтобы раны загноились, нужно время…

— Гай… — прошептал Робин, открыв мутные от боли глаза.

В дверь стукнули: явился перепуганный слуга с тазом и ведром горячей воды — не иначе, боялся, что его заставят прислуживать. Не дай бог расплещет или не так полотенце подаст — хорошо, если в зубы дадут, а не шею свернут.

Гай забрал принесенное, выгнал слугу, заложил засов и подтащил все к постели. Помогать раненым ему доводилось — война чему только не научит. Когда ты в песках, а поблизости никого, кроме таких же вояк, поневоле станешь и лекарем, и исповедником, и кем угодно. Он взял кинжал, прокалил на свече, быстро и ловко срезал с Робина рванье, которое кое-где пришлось отдирать по живому. Тот не мешал, не сопротивлялся, лишь стискивал покрывало и шипел сквозь зубы.

— Кто это сделал? — ровным тоном спросил Гай, промывая глубокую рану на правом боку. Злиться, радоваться и все остальное можно будет потом. Что бы там Робин ни наговорил Мэриан, сейчас он пришел за помощью сюда, к нему. Даже если отправлять его на плаху — не в таком же виде. И кто его так отделал? Крестьяне за своего защитника сами голову в петлю сунут. — Кого я должен останавливать?

Робин скрипнул зубами, с усилием поднял руку и дотронулся до щеки Гая. Ногти у него были обломаны, под ними запеклась кровь, словно он царапал камни.

— Ты… живой… — выдохнул он с таким облегчением, что у Гая внутри все оборвалось.

Пустота лопнула, как застарелый нарыв, а в ней рыдало, хохотало и корчилось его собственное безумие. Он вымученно улыбнулся и осторожно принялся смывать кровавую корку с лица Робина.

— Живой я, живой. А вот ты, кажется, не очень.

— Слушай… — начал Робин и снова зашипел, когда ткань задела разбитую губу.

— Слушаю, — Гай кивнул, прополоскал полотенце и продолжил методично промывать раны. Это помогало отвлечься и сосредоточиться.

— Можешь считать меня сумасшедшим… — Робин перевел дыхание и продолжил. — Есть человек… мой двойник… Будь я проклят, он похож… на меня настолько, что родная мать… не различит…

Гай молча делал свое дело. Думать о том, что за дьявольщина происходит, он будет позже.

— Клянусь, Гай… — Робин приподнялся на локте, но упал обратно.

— Молчи уж, — вздохнул Гай, в очередной раз споласкивая окровавленное полотенце. — Сейчас перевяжу тебя, поешь и расскажешь, что там за двойник.

Однако рассказа не вышло. После перевязки, на которую ушло несколько разорванных на полосы рубах, Робин с трудом проглотил кусок мяса, немного вина и опять впал в забытье. Гай сел рядом, внимательно осмотрел синяки и ссадины на запястьях. Связывали его явно умело, понадобилось немало времени, чтобы вырваться, перетерев путы.

Внутри повисла блаженная отстраненность. Гай прислонился спиной к изголовью кровати и сам не заметил, как задремал.

— Гореть тебе в аду… Айлфорд… — стоны Робина заставили его подскочить. — Не смей к нему приближаться, ублюдок! Гай…

Гай выпрямился, положил руку ему на грудь. Сердце билось неровными толчками.

— Я здесь, — он слегка встряхнул Робина за локоть. — И ты в безопасности.

Робин дернулся, открыл глаза. С минуту в них плескался страх, затем растворился.

— Где я? — пробормотал он, озираясь.

Гай кивнул на балкон.

— У меня. Не помнишь?

— Я… не очень, — Робин потер лоб. — Гай, это правда ты? — он схватил Гая за руку. В голосе его было столько радости, что Гай усомнился в собственном рассудке. — Он тебя не убил.

— Как видишь, — Гай пожал плечами. — Кто такой Айлфорд?

Робин скрипнул зубами и попробовал сесть.

— Не двигайся, опять кровь пойдет, — Гай надавил ему на плечо, не позволяя подняться. — У тебя ребро сломано, порез на шее, рана на затылке, про синяки даже не говорю.

— Гай… присмотри за Мэриан, — Робин упорно порывался встать. — Он сумасшедший, он одержим всем… что мне дорого.

— Да лежи ты спокойно, — прикрикнул Гай. — А то привяжу!

Угроза подействовала, и Робин вытянулся на спине, по-прежнему не выпуская его руку.

— Айлфорд, сын моего отца от потаскухи из таверны… он так на меня похож, что никто не отличит… Я сам чуть не рехнулся… когда его увидел…