Грешник (ЛП) - Стивотер Мэгги - Страница 61

 КОУЛ •

Последний трек занял вечность, и я знал, что для телевиденья это довольно дерьмово. Я оставил его напоследок, потому что это было сложнее всего — я не был хорош в том, чтобы растягивать что-то прекрасное. Недостаток слов легко было спрятать за взрывными барабанами и закрученным темпом. Люди простят что угодно, если под это можно танцевать.

Но «Любовники (Убийцы)» не была танцевальной мелодией. Она должна была стать финалом, последней в альбоме, последним звуком в ушах слушателя. Я не мог смухлевать.

Мы провели семь часов записывая ее. Думаю, что Лейла, что Джереми хотели меня убить, но были достаточно умны, чтобы не говорить это вслух. Я заставил Лейлу записать ее барабанную партию в девятый — десятый? может, и десятый — раз. Я сидел в большой звукозаписывающей комнате на виниловом диване с наушниками на голове, слушая, как Лейла играет на установке в звукоизолированной будке. Джереми выглядел спящим на противоположном конце дивана.

В другой стороне бездушной студии Ти и Джоан, казалось, тоже надеялись на сон. До сих пор, это был не самый захватывающий эпизод. Я все еще ждал, что Бейби начнет возмущаться, но она тоже казалась уставшей от этой игры.

Лейла снова начала прокладывать путь через песню. В отличии от нас всех, она совершенствовалась с течением времени, как будто открывала другую версию себя. Если она стала делать это настолько лучше, после десятого раза, я непременно должен заставить ее сыграть еще три-четыре раза и посмотреть, что произойдет. Было немного стыдно, что мне потребовалось целых шесть недель, чтобы научиться с ней работать, а сейчас это вроде как был уже конец.

Конец.

Большая часть моего мозга оставалась в мустанге снаружи. Прежде, чем прийти сюда, я упаковал все, что привез из Миннесоты, обратно в коробки и сложил их на небольшое заднее сидение. Сегодня я ночевал у Джереми, а утром занимался чем-то вроде подведения итогов с Бейби и парочкой журналистов из нескольких журналов. А затем…

Я даже не знаю.

Я не хотел возвращаться в Миннесоту. Но я не мог здесь оставаться. Я видел ее везде и во всем. Может, однажды я смогу вернуться обратно, но не сейчас, не так. Я не мог проводить каждый день, глядя на Лос-Анджелес, но не чувствуя его внутри себя.

Я положил голову на руки, слушая. Не было ни единой причины на то, чтобы заставлять Лейлу перезаписывать ее барабанную партию. Она была хорошей. Поработать требовалось над моим вокалом. Я звучал как под анестезией.

Стоя, я провел ребром ладони по горлу, обращаясь к звукорежиссеру в микшерной комнате. Я попытался запомнить его имя, но у меня не получилось, а теперь, в самом конце этой игры, казалось бессмысленным пытаться сделать это снова.

— Нормально. Хорошо. Но я должен вернуться туда.

Все, кроме Джереми, испустили коллективный вздох. Он просто сказал:

— В конце концов, это должно будет закончиться, Коул.

— Это закончится, когда я так скажу.

Я прошел в небольшую стеклянную звукоизолированную будку.

Там я снова натянул наушники, и пока звукорежиссер настраивал оборудование и готовился записать очередную вокальную дорожку, я попытался придумать, как бы мне усовершенствовать то, что вышло с предыдущей попытки. Может, в этот раз мне стоит просто добавить еще один слой созвучия голосов.

Или, может быть, я должен перестать звучать так, как будто мне разбили сердце.

Я заерзал. Я прекрасно знал, что камеры могут видеть меня через стены кабинки. Это была золотая клетка.

— Ладно, — сказал звукорежиссер. — Ты молодец. Иди и сделай это.

Я услышал теперь уже бесконечно знакомые звуки синтезатора, которыми начиналась «Любовники (Убийцы)», удары Лейлы по барабанам и затем молниеносную и короткую басовую партию Джереми. Мой голос запел мне в уши, тот Коул был уставшим, его сердце было разбито, а сам он скучал по дому, который пока еще не покинул, но вот-вот собирался это сделать. Я продолжал ждать, когда какая-то часть песни начнет умолять меня добавить еще один слой, но ничего особо не выделялось.

Я закрыл глаза и просто прислушался к своей несчастной спетой исповеди.

Я не хотел уходить.

Я был в наушниках, так что скорее почувствовал, чем услышал, как открылась дверь. В кабинку ворвался поток кондиционированного воздуха.

Я открыл глаза.

Изабел стояла на пороге, холодная и элегантная, как пистолет.

Через стекло я увидел позади нее направленные на нас камеры и Бейби, стоящую возле двойных дверей, открытых в ночи. Несколько сотен человек, собравшихся на стоянке, вытянули шеи, чтобы увидеть происходящее внутри.

Я не понимал.

Изабел ступила в кабинку. Подойдя, она сняла наушники и аккуратно положила их на табуретку рядом со мной. По ее лицу я не мог понять, что было у нее на уме.

Улыбка Бейби была такой огромной, а объективы камер так открыто были направлены на Изабел, из чего я понял, что, невероятно, но она, должно быть, согласилась сниматься. Согласилась участвовать в шоу Коула Сен-Клера. Десятки лиц толпой приближались к двери, пытаясь получше разглядеть, что происходит внутри. Они выглядели так, как будто это было… задумано.

— Изабел, — начал я. Но я не знал, что происходит. так что не мог закончить предложение.

— Та-даам, — сказала Изабел. Большой микрофон рядом со мной уловил ее голос, и он раздался в наушниках, что лежали на табуретке. Ее лицо угрожало улыбкой. Настоящей.

— Калпепер, может, мне не нравится «та-даам», — сказал я, несмотря на то, что в мире не существовало ничего, что нравилось бы мне больше.

Она знала это, так что просто плотно сомкнула свои руки вокруг меня. Это был первый раз, когда она обняла меня прежде, чем я ее. Первый раз, когда я почувствовал, что она обнимает меня так, как будто хочет этого больше всего на свете.

Достаточно громко, чтобы микрофон снова уловил это, она сказала:

— Останься.

Но я оставался. Это она всегда была той, кто уходит.

— Откуда мне знать, что ты тоже останешься?

Она прошептала мне в ухо:

— Я люблю тебя.

Она положила голову мне на плечо, а я прижался к ней, и мы просто обнимали друг друга. Хоть раз что-то было значимым. Я подумал о каждом мгновении стоя на краю, реальном или нет, в поисках чего-то реального или нет, никогда не находя то, что мне было нужно.

Я почувствовал это сейчас. Вот, что мне было нужно.

Сердце переполнял солнечный свет.

Я не хотел думать о камерах, но теперь, когда я снова мог дышать, это было сложно. И сложно было не осознавать, что Изабел создала идеальный финальный эпизод этого шоу, потому что она была чертовски гениальна и знала меня. Эта толпа, должно быть, сейчас умирает внутри.

Я почувствовал, как Изабел дрожит, и у меня ушло мгновение на то, чтобы понять, что она беззвучно и уничтожающе смеется.

— Хорошо, — прошептала она мне в ключицу. — Просто сделай это. Я знаю, что это у тебя на уме, так что просто сделай это.

Она подняла голову. Я посмотрел на нее. Достаточно громко для того, чтобы микрофон смог это уловить, она спросила:

— Зачем ты вообще приехал сюда, Коул?

Я коснулся ее подбородка. Это место, это прекрасное место, эта девушка, эта прекрасная девушка, эта музыка, эта жизнь.

— Я приехал сюда ради тебя.

И ее рот изогнулся, потому что она знала, что эти слова не становятся менее реальными от того, что я говорю их перед толпой.

А затем у нас был идеальный поцелуй. Людьми в студии овладело абсолютное безумие.

Я знал, как сделать все правильно, когда был просто Коулом Сен-Клером.

Но вместе мы сделали это лучше.

Эпилог

 КОУЛ •

f♮ live: Сегодня с нами молодой Коул Сен-Клер, вокалист Наркотики, и он дает свое первое интервью после выхода альбома «Сердечный (Приступ)». Коул, большинство групп едут в тур после выхода альбома. Вместо этого ты открыл студию звукозаписи. Давай поговорим об этом. Вообще-то, позволь мне копнуть глубже. С тех пор, как ты переехал в Л.А., ты пережил съемки в ТВ-шоу, записал два чертовски горячих альбома, открыл студию звукозаписи, продюсировал чрезвычайно успешный дебютный альбом Скилфилд и в цифровом формате выпускал новую песню каждый месяц этого года, а кульминацией этого всего стал «Сердечный (Приступ)». До сих пор ты отказывался от предложений всех крупный лейблов. Пожалуйста, скажи мне, что ты также наконец завел собаку.