Похитители - Крамной Николай - Страница 14

— Значит, она все-таки ушла из морга? — с плохо скрываемой радостью уточнил Головин.

— Ушла, — вынужден был признать Друян. И, по-моему, напрасно. Надо было дождаться врача, а…

— Ну да, дождаться! — иронично отозвался Головин. — Еще неизвестно, как дело бы повернулось до его прихода. А так — жива!

— Эдуард Филиппович! Я вас только очень прошу…

— Не беспокойтесь, — понял профессор Друяна с полуслова. — О нашем разговоре никто не узнает. Сплетен и без меня хватает.

— Хватает, — вяло согласился следователь. — Потому я и пришел к вам, чтобы вы нам помогли скорее распутать это дело.

— Чем смогу… — скромно пообещал Головин.

Серые прищуренные глаза профессора в сетке мелких морщин смотрели на Друяна с насмешливым выжиданием, как бы спрашивая: «Чем же я могу вам помочь? Вряд ли что из этого путное выйдет. Раз уж вы не смогли отличить живого человека от мертвого… Если Бог ума не дал, своим не поделишься!»

— Не могли бы вы назвать мне людей, с которыми Шарфина была наиболее близка? — спросил Друян.

— Она ни с кем не была близка, — не задумываясь, ответил профессор. — Со всеми знакомыми поддерживала одинаково ровные отношения. Причем, если они этого хотели, — подчеркнул Головин. — Сама она в гости ни к кому не ходила и себя не навязывала.

— Может, я не так вопрос задал, — виновато сказал Сергей Викторович. — Кто у нее часто бывал? Может, она в разговоре об этом упоминала?

— Трудно сказать, — наморщил Головин лоб. — Я бывал, но не слишком часто. Еще, наверное, Камышин, — неуверенно продолжил профессор.

— А это кто? — поинтересовался Друян, записывая фамилию.

— Владимир Михайлович? — откинулся на спинку стула Головин. — По образованию он философ, но не работает.

«Еще бы! — мысленно воскликнул следователь. — Если работать, то когда же думать?»

— Немного рисует, — продолжал собеседник, — но это больше для себя. Дизайном балуется… Случается, и за плату. Иногда печатает статьи в журналах. Причем высказывает в них весьма оригинальные мысли! — восхищенно качнул кудлатой головой профессор.

— А где он живет? — спросил Сергей Викторович.

— Вот этого не скажу: я у него ни разу не был. Только иногда сталкивался с ним у Зои Федоровны. Думаю, он там часто бывал.

— Ладно, разыщем мы его как-нибудь. Теперь меня интересует такой вопрос: вы знакомы с библиотекой Шарфиной? Можете нам подсказать, что именно пропало?

— Навряд ли… Я с ее книгами знаком, как бы это поточнее сказать, визуально, что ли… Приходилось держать в руках некоторые книги, но как называется каждая… Нет, тут я не смогу помочь, — решительно сказал Эдуард Филиппович. — Не по Сеньке шапка! — усмехнулся он. — Моего знания английского и арабского там бы явно не хватило. Я хоть и читаю курс «Религии мира», но санскрита и тибетского языка, к сожалению, не знаю. А она свои книги вывезла в основном из буддийских храмов. Как уж их ей отдали, не берусь судить.

— А сама она знала тибетский и санскрит?

— Я думаю, в совершенстве. Кроме того, владела английским и монгольским. Как бы иначе она могла много лет жить и работать в Индии и Непале? И зачем бы тогда ей нужны были эти книги?

— Давайте попробуем зайти с другой стороны, — решил Сергей Викторович. — Кого, по-вашему, могли эти книги заинтересовать? Ведь их через букинистический магазин не сбудешь, да и с рук не продашь.

— Это верно, — задумчиво ответил Головин. — Настоящий ученый на преступление не пойдет, — стал рассуждать сам с собой профессор. — Он бы просто обратился к Зое Федоровне за консультацией. Я думаю, их похитили по чьему-то заказу, чтобы потом вывезти за границу. Там их легче продать: многие музеи и библиотеки существуют на средства частных фондов. И купить редкие экземпляры книг для них не проблема.

— Еще один вопрос: вы не можете мне подсказать, хотя бы предположительно, где сейчас Зоя Федоровна?

— Самый легкий вопрос! — улыбнулся Головин. — Если я не знаю, кто к ней был ближе всех, как я могу сказать, где она? Могу только заверить, что не у меня! Что-нибудь еще? — спросил Головин, посмотрев на часы. — А то у меня скоро очередная лекция.

— Почему вы рекомендовали Шарфиной именно Нину Злотову?

— Во-о-он что… — протянул Эдуард Филиппович. — Тут все просто: человеку надо доучиться, а жить не на что. Куда же ей, разнорабочей идти? Вот так сразу — с высот мысли и по колено в грязь? Так человека и сломать недолго, — хмуро заметил Головин, вставая со стула. — А тут как раз Зоя Федоровна пожаловалась мне, что хотела бы взять к себе приходящую домработницу, но не может подобрать надежного человека. Я и порекомендовал ей Злотову… Она у меня на курсе лучшей студенткой была! Возникновением нетрадиционных религий интересовалась. А что, — спохватился профессор, — вы ее в чем-то подозреваете?

— Пока ни в чем, — заверил его Друян.

— И то слава Богу! — облегченно вздохнул Головин, подавая на прощание следователю широкую, крепкую ладонь. — Заходите, если возникнут еще какие-нибудь вопросы.

— Ты что, на заседании ученого совета у них был? — раздраженно спросил Рымов следователя, когда тот приехал в прокуратуру. — Я уже в университет хотел звонить… Так кому? Ректору? — зло спросил сам себя прокурор.

— Что-нибудь случилось, раз я вам срочно понадобился? — излишне резко спросил Друян.

— Случилось… Три убийства, вот что! И все из той же цепочки: с квартирой Шарфиной связаны.

— Кого там убивать? — удивился Сергей Викторович. — Квартира заперта и опечатана. «Наверное, Шарфина вернулась домой с кем-нибудь из сопровождающих, а их…» — мелькнула у Друяна мысль.

— Ты садись, — предложил, несколько остывая, прокурор. — Хочешь к столу, хочешь на диван.

Следователь сел к столу, напротив Рымо-ва, и выжидательно посмотрел на него, не торопя с продолжением начатого разговора.

— Картина в кабинете у Шарфиной какая-нибудь была? — задал неожиданный вопрос Константин Григорьевич. — А то капитан Стрекалов не помнит, судмедэксперт говорит, что это вообще не его дело, а участковый спрашивает меня: «А где она висела?»

— Была, — утвердительно кивнул головой следователь. — На ней пастух был изображен… Сидел возле костра.

— Не знаю, пастух или кто другой, — раздраженно переложил прокурор на столе папки. — Только эта картина оказалась возле дверей комнаты на даче Сбитнева. А сам хозяин дачи и его гость сидели в креслах застреленными. У каждого по две пули… Стреляли, видно, в упор. В грудь и в голову.

— Сбитнев, Сбитнев… — старался следователь вспомнить, где он слышал эту фамилию. Но, порывшись в тайниках памяти, признался: — Нет, не помню такого. А второй кто?

— Личность второго пока что не установили, а документов у него при себе никаких не было. В карманах немного денег и разная мелочь. По внешности — не из славян: темноволосый, курчавый… И Сбитнев у нас нигде не проходил, так что ты напрасно напрягаешься, — насмешливо заметил прокурор. — Передали данные твоему другу Кирикову, может, что-нибудь удастся выяснить.

— Если открыли опечатанную дверь и унесли у Шарфиной картину, а потом она оказалась на даче у Сбитнева, значит, эти люди и книги забрали? — выдвинул свою версию Друян.

— Возможно, — согласился с ним прокурор. — Осталось только выяснить пустячок, — язвительно продолжил он. — Какие люди? Те, которых убили, или те, что стреляли? И второе: кто убил женщину в квартире Шарфиной?

Друян промолчал. «Слишком много событий за такой короткий строк, — подумал он. — И все связаны между собой». — А кто обнаружил Сбитнева с его гостем? — спросил Сергей Викторович прокурора.

— Сосед по даче, — неохотно ответил Константин Георгиевич. — Пришел попросить какую-то запчасть для машины. «Жигули» хозяйские стоят во дворе, дверь открыта. Поднялся наверх, ну и…

— Вы сами ездили на место происшествия?

— А кто же еще? — с обидой отозвался Рымов. — В оба места… Кинулся, а никого под рукой нет: все в разгоне. Пришлось с собой стажера брать. Ездил сам, а дело придется вести тебе, — сказал прокурор. — Дробить его по частям нечего. Потом еще кого-нибудь в помощь дам.