Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 108

- Юля, у тебя странный голос. Точно все хорошо?

- Лучше всех, Лера. Я расскажу тебе, как только приедешь. А сейчас, пожалуй, лягу спать пораньше, завтра поеду с Евой в аквапарк с утра, – вздрагиваю от электронной сирены звонка, хотя она и приглушена до комфортного уровня. Не двигаюсь, расспрашивая у Валерии о ее самочувствии, до тех пор пока не вспоминаю, что вся прислуга разъехалась по домам и никто не пойдет открывать. Приходится быстро попрощаться и прервать разговор, с сожалением посмотрев на недопитый бокал. Кого принесло к десяти часам вечера, если я никого не жду? Няня что-то забыла? Или сестра поссорилась с матерью и приехала просить политического убежища? В нашем элитном коттеджном поселке соседи не приучены просить соль или спички на ночь глядя, к тому же всегда есть возможность связаться по телефону и предупредить о своем визите заранее.

Тьма затаилась. В последнее время она умеет подкрадываться незаметно, неслышными шагами, дышать мне в затылок, обжигая своим дыханием, но я не замечу, до последнего считая, что больше нечего бояться, больнее быть не может, страшнее тоже. Самое ужасное уже произошло, а последние события практически убедили в том, что все будет хорошо.

Уверенные шаги, рывок пояса халата, чтобы перепоясать его туже, беглый взгляд в зеркало – на ходу снимаю ободок с волос и быстро приглаживаю темные пряди, еще влажные после душа, расческой. Звонок в дверь все настойчивее, и пока еще слабая тревога закрадывается в мое сердце. Кому так неймется? Что, если где-то по соседству пожар или другая неприятность? Помимо воли ускоряю шаг, включая камеры видеонаблюдения, и пытаюсь рассмотреть ночной пейзаж. Сперва могу различить только ярко горящие фары автомобиля с крутящимися пылинками и роящимися ночными мотыльками и мошкарой, слетевшимися на свет прожекторов. Я не сразу заметила тень у капота, скрытую этой световой завесой.

- Юля, открыла дверь, живо.

Твою ж мать. Взрыв-вспышка оглушающего жара бьет по сердечной мышце миксом испуга, недоумения, тревоги и предчувствия чего-то ужасного. Понимаю, что он не может меня видеть, но инстинктивно отхожу на пару шагов назад.

- Дима, ты ошибся домом. Выбрось свой навигатор и прекрати звонить, разбудишь мне дочь.

- Юля, открой свои гребаные ворота и дай мне заехать по-хорошему!

Я едва успеваю опомниться – мое сознание реагирует на безапелляционный приказ полноправного хозяина, набираю первую цифру кода доступа. Замираю, пытаясь рассмотреть его лицо на мониторе. Это невозможно.

Что тебе нужно? Тебе мало того насильственного кошмара, в котором я уже черт знает сколько времени плавлюсь по твоей милости? Что сейчас означает твой незапланированный визит – очередная метка так и не насытившегося своей властью владельца, который не желает оставлять своей живой игрушке ни малейшего личного пространства, демонстрируя тем самым, что никаких границ не существует для такого, как он? Понятие «вторжение на частную территорию» для мэра – пустой звук. Я одновременно благодарна соблюдению негласного этикета жителями элитного поселка, которые не вмешиваются в частную жизнь друг друга и никогда не распускают сплетен, и в то же время напугана до икотки.

- Дима, Ева спит. Давай завтра!

- Послушай, девочка, – он выходит из тени, я все еще не могу рассмотреть его лицо, но меня практически накрывает волной панического ужаса от этого обманчиво-ледяного спокойствия в голосе. – Если ты сейчас не перестанешь пи*деть, я выломаю на хрен твои ворота и грохну тебя прямо на глазах у дочери. Открыла дверь, твою мать!

Я не понимаю, почему поспешно набираю код и что-то лепечу сбивающимся от страха голосом, умоляя не шуметь. Горло обволакивает липкой пленкой приближающейся паники, непроизвольно стягиваю отвороты халата у горла. Что он делает? Совсем умом тронулся? Если его достали на работе и все, что ему надо – трахнуть меня на моей территории, в доме, где совсем еще недавно жил Алекс, пусть уже наконец сделает это и уедет. Только бы не разбудил Еву, надеюсь, после случая с Данилом он понимает, насколько уязвимы и незащищены дети. Им вообще не стоит видеть подобное.

Свет ксеноновых фар разрезает полумрак подъездной аллеи, моя паника на короткий миг вытеснена злостью. Я же сказала, что моя дочь спит, зачем это световое шоу, когда освещения от фонарей по периметру аллеи более чем достаточно? Хлопок автомобильной двери, быстрые шаги – успеваю выдохнуть и гордо расправить плечи, решив защищать свою обитель и своего ребенка без оружия, но с отчаянием волчицы. Когда он заходит в холл, я почти готова к встрече с врагом с глазу на глаз. Мне все равно, зачем он сюда приперся, пусть уже накормит своего е*аного монстра и свалит. По возможности быстро.

Наверное, у нас есть дар останавливать время, причем у обоих одновременно. Оно в который раз зависает, а я смотрю в его глаза, цепенея от ужаса и отчаянной решимости одновременно. Сколько оттенков у абсолютной тьмы? Мне кажется, я знаю их все, видела настолько часто, что привыкла. Но такого градиента от тёмного до угольно-черного абсолюта, который выстреливает по моему сознанию в момент пересечения взглядов, мне никогда еще не приходилось встречать. Это предел. То, что было раньше, и рядом не стояло с подобным.

Я не успеваю ничего понять и даже закричать. Вспышка обжигающей боли обдает мою щеку, полоснув по виску и затылку – вопль ужаса и возмущения гаснет в застывших связках, так и не прорвавшись наружу. В тот же момент эта боль в затылочной части высекает искры из глаз с безжалостным рывком за волосы и воротник халата. Недоумение и все еще неверие в происходящее погружают в непонятный транс, гипнотическую апатию олененка перед прыжком тигра, их не в силах окончательно прогнать даже новая боль от удара по второй щеке.

Я теряю равновесие. Пол с белоснежным ковровым покрытием стремительно приближается, боль простреливает кисти, которые я автоматически выставила вперед, чтобы не впечататься в него лицом – это мало помогает, колени глухо пульсируют тупой болью от ушиба о недостаточно мягкую поверхность.

- Мало, сука? Я мало тебя трахал? Тебе недостаточно? – его руки тянут за волосы вверх, до боли впиваются в предплечья, пальцы перемещаются на мое лицо, вдавив скулы, заставляя приоткрыть рот. – Сколько раз он тебя в**бал? До или после ресторана, е**ная б**дь?

Я все еще в шоке, недоумение, страх и обида сражаются на поле боя за собственное лидерство, но почему-то ясно понимаю, о ком он говорит. Власенко. Мне хочется заверить его в том, что ничего не было, пока еще не поздно, но психосоматический зажим сковал мое горло. Я не могу даже закричать.

- Мне надо было отдать тебя этой своре желающих, драная шлюха! – слезы все-таки брызнули из моих глаз от новых парных затрещин. Боль, неприятие, несогласие, страх и ужас с обреченной покорностью просочились в кровь, разрушая плотину шока. Кажется, я пыталась вырваться, когда он в буквальном смысле слова втащил меня за волосы в гостиную и швырнул на диван, особо не прицеливаясь. Падая, я задела боком угол столика, бокал с недопитым вином опрокинулся, разбившись на осколки. Несколько острых граней впились в изгиб моего локтя, но я даже не заметила этой боли. Символично до неправдоподобности, мелькнула неуместная мысль, вновь напомнив о том, что этажом выше спит моя дочурка.

- Прошу тебя… она спит… Прошу тебя! – я не могла говорить и кричать. Даже шепот сложно было разобрать в этом ужасающем оцепенении. Лицо пылало, в коленях и запястьях пульсировала глухая боль, от мелких осколков, вонзившихся в руку, на месте порезов разливалось неприятное жжение. Я поймала его взгляд, который расплывался под рефлекторными слезами пока еще физической, а не душевной боли. Абсолютная тьма не погасла ни на грамм, кофейная радужка слилась со зрачком, приняв один с ним цвет. Ярость. Безумие. У подобных ему людей оно выглядит именно так: внешнее спокойствие и ледяное пламя, скрывающее извержение вулкана внутри. Потеря контроля. Окончательный срыв. Никакой пощады.