Дети августа - Доронин Алексей Алексеевич - Страница 46

Здесь начиналась Аллея Героев, которую поселяне почему-то чаще называли откуда-то взявшимся словом Бродвей. Это был действительно широкий («broad») путь («way»), прямой как стрела и свободный от заторов, с зеленью по обе стороны. Когда-то в этих елях, соснах и лиственницах водились белки, но их, говорят, всех съели Зимой, а новые так и не прибежали.

Хотя на белку он бы пулю тратить не стал. Но может, встретится заяц. Жалко, конечно, ушастого, любая тварюшка ведь жить хочет, но шкурка и мясо были бы каким-никаким трофеем.

Дорога была ровная, одно удовольствие. «Здесь перед самой войной положили хороший асфальт к приезду главного херра из Москвы, — вспомнил он слова дедушки. – Слой бетона, слой асфальта. Поэтому и держится до сих пор».

В середине аллеи на покрывавшей асфальт тут и там земле можно было разглядеть следы от телег. А вдоль края раньше была разметка велосипедной дорожки, но стерлась давно. Тут ездили довольно часто — кроме пустырникового, дальше за Микрорайонами располагались еще два хутора. Но там жили не бирюки, а семьи.

Тут можно было отпустить поводья и предоставить лошади везти себя на протяжении пары километров, а самому только поглядывать по сторонам. Здесь все было зеленое — деревья росли в основном хвойные. Будто в настоящий лес попал. Они подступали к дороге совсем близко, тесно смыкались, но прорасти через толстый асфальт пока не могли. Это оказалось под силу только чахлым кустикам все того же клена и сорной траве.

Но если дорога еще отстаивала себя, то обочины полностью заросли высокими травами и кустарниками, а за узкой опушкой сразу начиналась непролазная чаща. И не скажешь, что лесок этот когда-то посадили люди.

Бывший парк летом напоминал настоящие джунгли, через которые можно было только прорубаться, но идущие через него тропинки были еще узнаваемы.

Среди растительности преобладала колючая — осот, чертополох, крапива, словно намекая человеку, что ему здесь не рады. Вездесущий одуванчик пробивался через любую трещину. Кое-где асфальт на этих дорожках скрылся под наносами земли, а земля была стянута желтым травяным покровом. Осень уже вступила в свои права, и трава успела основательно пожухнуть.

И хотя для Сашки, как и для всех родившихся после войны, ничего гнетущего в развалинах не было, зеленые массивы радовали его глаз сильнее.

Аллея пролетела мимо него быстро и незаметно. Данилов-младший даже не запомнил, как проезжал мимо боевой техники, выставленной тут когда-то давно на обозрение. А жаль, ему всегда нравились броневики и танки. Наверно, уснул на несколько минут. Меньше надо было читать ночью книжек про тварей и мутантов.

Впрочем, для тварей, хотя бы и двуногих, у него было с собой ружье, которое ему прямо не терпелось опробовать. Он бы даже был рад встрече. Но нет. Какие тут твари? Волк-одиночка не нападет, а стае тут сейчас делать нечего. Волки умнее собак. Добыча есть и подальше от города, более доступная и безоружная. Тут разве что собаку бродячую встретишь, но та сама убежит, потому что научена. А первой нападет разве что бешеная, но таких давно не видели. Он, конечно, живо представил себе псину, с морды которой свисают клочья пены. И то, как она выбегает прямо на дорожку, и как пугается лошадь, и несет не разбирая дороги, а он, вываливаясь из повозки, подбирает ружье и чудом успевает всадить в оскаленную слюнявую пасть пулю 12-го калибра… Хотя кровищей забрызгает... Но нет. Даже такие опасности в Прокопе теперь было трудно найти.

Цокали подкованные копыта по асфальту. Катились по лужам упругие колеса.

Впереди открывался вид на проспект Строителей, куда Аллея вливалась как тонкий ручеек — в широкую реку. Это место нравилось ему гораздо меньше. Здесь уже нет зеленых елей. Только дома-исполины из железнобетона, насколько хватает глаз, в обе стороны. Многие из них были разрушены, другие лишь накренились. Даже сейчас они внушали уважение. Сашка терялся рядом с ними и казался самому себе муравьем. Раньше ему не верилось, что людям по силам такая работа.

«Они не вручную это делали, — объяснял дед. — У них было много техники. И ты… ты еще не видел действительно больших зданий. Есть города… по сравнению с которыми наш Прокопьевск — просто деревня. И там были… а может, и стоят до сих пор дома не в двенадцать, а в сто двадцать этажей. И торговые центры в три и даже в пять раз больше этих сараев».

И еще здесь надо было объезжать машины. В некоторых сидели скелеты. Были среди молодняка отморозки, которые с костями разные шутки выделывали. Но взрослые за это пороли страшно.

Впрочем, он быстро вывел свою телегу на пешеходную полосу между двумя «половинками» проспекта. Здесь уже было чище. Надо было только с лавочками не столкнуться, на которых когда-то отдыхали люди. На некоторых скамейках даже можно было разглядеть, где именно сидели — там краска не обгорела и след остался, будто отпечатанный. Кости здесь убрали давно. На каждом субботнике убирали, и за сорок лет на этом маршруте все вычистили. Но без фанатизма — в дома не лезли, не тревожили покой. Там уже останки считай погребенные. И на другие, дальние улицы не ходили.

Хотя нет-нет да и попадутся на пути черепок, голень, берцовая кость. Но Сашка на это смотрел более чем спокойно. Ему было смешно в дедовских книжках читать про героев, которых от этого в дрожь бросало и на грустные мысли наводило.

Он здесь вырос. Это его родина. А кости — лишь один из предметов в интерьере его дома.

Вот товарищ Богданов, говорят, под старость начал устраивать своим подданным из Заринска выездные субботники. Каждый год на неделю перед Радуницей — днем поминовения усопших — выезжали они в один из ближайших населенных пунктов и всю неделю искали скелеты и кости, погребали, зарывали. А потом служили в походной авто-церкви заупокойный молебен по убиенным и шли по главной улице пустого городка с крестным ходом. Впереди сам товарищ Богданов и весь священнический клир — с хоругвями и иконами. Говорят, в глазах правителя стояли слезы. То ли скорби, то ли благоговения.

Повозка проезжала мимо Солнечного Городка. Отсюда было видно лежащее на боку колесо обозрения, некоторые кабинки были в воде и проржавели до основания, через них проросли деревца. Чертово колесо, так его еще называли, ничего демонического в себе не скрывало.

Сюда, в парк аттракционов, дети ходили часто. Катались на паровозике (шестеро толкали вагончик, двое ехали). Одну из маленьких каруселей даже ненадолго запустили, починив мотор и запитав от ветрогенератора. Уж чего, а ветра на Горе Ветров было в достатке. Целых два сезона она проработала, пока втулка у генератора не накрылась. Чуть дольше протянула пара электрических машинок. Но они продолжали сюда ходить — тут было забавно.

Еще два километра дороги остались позади. В прежнее время это было четыре автобусных остановки. И еще пара ТэЦэ, названия которых он забыл. Где люди только деньги брали, чтоб в них покупать, интересно?

Теперь слева на замощенном плитками пятачке можно было разглядеть фонтан, который был заполнен покрытой ряской стоячей водой, в ней плавали опавшие листья и разный сор. Вокруг валялись поваленные статуи. И скамейки там тоже были.

Справа стоял Старый Замок. Большое краснокирпичное здание совсем было не похоже на древний замок с башенками, какие Сашка видел на картинках. Но так оно раньше называлось. А вообще это был банк. Или даже Банк-Где-Деньги-Лежали.

Про деньги Сашка уяснил хорошо: счастлив в прежнем мире был тот, у кого они были, и горька была жизнь того, у кого их было мало. Деньги людям в руки выдавали Банкоматы. А в Банкоматы их привозили из банков специальные люди, вооруженные автоматами, в бронежилетах и на бронированных тачках. Это чтоб бандиты не забрали. Хотя дед говорил, что те, кто этими банками командовали, самыми главными бандитами и были.

Еще дедушка говорил, что в экономике деньги циркулировали, как вода в водопроводе или как дерьмо в канализации. Как это, Сашка с трудом представлял. Наверное, по трубкам текли. Дед пытался ему объяснить, но так и не досказал. Деньги бывали из бумаги и из металла. Бумажные давно истрепались, хотя вначале их были груды.