Возмездие (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 48

Больше мне не о чем было волноваться, кроме одного: чтобы дурочка Лаура не вспомнила и не рассказала никому о нашей с ним минутной перебранке у отхожего места. Впрочем, я зря беспокоился: девица она на редкость пустоголовая, и всё, что её волновало — это заполучить меня в любовники. Она ничего не запомнила. Из тех же, кто танцевал с нами, никто не обратил внимание на мою выходку, — настолько все привыкли к нашим перебранкам и моему гаерству.

Я рассказал Монтинеро о сделанном и, на моё счастье, поглощённый своими матримониальными планами, судейский крючок на сей раз махнул рукой на нарушенную процедуру, Квирини же поддержал меня, сказав, что хватит церемониться с нечистью. Медик не приметил на волосатом плече Донати крохотную царапину, и пятая казнь была окончена. — Франческо облизнул губы и продолжил, — теперь пришёл черед Никколо Линцано.

— Вы отлучились с постоялого двора и настигли его у Фонте-Бранда?

— Нет, — покачал головой Фантони, — на сей раз роль палача опять взял на себя Монтинеро. Я как-то говорил вам, что мне было бы скучно посвятить свою жизнь мести. Это правда. Уже на четвертой казни мне стало скучно, прошли азарт и интерес. Лоренцо тоже скучал. Это, кстати, и придавало нашим деяниям размеренность и хладнокровие. Монтинеро явился к Марескотти. Тот не любил его, человека подеста, но был перепуган, выбит из колеи и потому — принял Лоренцо, который в тот день сообщил ему, что они имеют подозрения на то, что заговор против него все-таки есть. Монтинеро просил Марескотти отменить все встречи и договорённости, потому что, дескать, есть некоторые данные о том, что преступник может даже нарядится женщиной, чтобы пробраться в дом. В другое время Фабио мог бы и посмеяться над этими фантазиями, но сейчас… — Франческо зло усмехнулся. — Он послал ко мне Никколо Линцано, ибо незадолго до того я обещал привести мессиру Фабио одну юную красотку, роль которой должна была сыграть потаскушка Чильеджина. Он велел Никколо отменить встречу.

Альбино мысленно сопоставлял события.

— А где он встретил вас?

— Нигде. Он не застал меня, ибо я, посвящённый в детали плана Лоренцо, пригласил друзей отметить день ангела моего приятеля в небольшую таверну, затерянную среди домов в предместье. Монтинеро же следил за Никколо, заметил, как они вышли с Баркальи на улицу и двинулись к Фонте-Бранда, где, наконец, разошлись. Лоренцо окликнул Никколо, тот сказал, что не нашёл ещё меня и не смог предупредить. Дальше они шли галереей источника и забрели в отсек, где никого не было, Монтинеро сказал, что Никколо приговорён к смерти и казнил его. Всё, что ему оставалось, это притвориться пьяным, выйти, таща на себе Линцано и распевая песни, потом усадить его у входа в источник и осторожно ретироваться. Клянусь, то, что там вскоре оказались вы с Тонди — вовсе не планировалось, тут Монтинеро просто зависел от того места, где расстанутся Линцано и Баркальи. Камилло это понял и дал с Бариле дёру. Вот и вся история.

— А Марескотти ничего не заподозрил?

— Нет, ведь гибель Линцано только подтверждала слова Монтинеро. Я был готов к расследованию, имея безупречное алиби, засвидетельствованное дюжиной моих дружков: с шести вечера я с постоялого двора не отлучался, драл глотку так, что меня слышал целый квартал Гусиной контрады. Ну а расследование, разумеется, с помощью Монтинеро, зашло в тупик.

— Оставался Сильвестри?

— Да, и мерзавец, почувствовав, что пахнет жареным, решил смотаться. По счастью, Лоренцо не дремал и приставил к нему наблюдателя. Его задержали при попытке удрать из города, и прокурор признался мне, что испытывал дьявольское искушение покончить с негодяем в подвале подестата. Но — закон есть закон. Пришлось выпустить Паоло, но не спускать с него глаз. Тот, поняв, что удрать не получится, засел в палаццо Марескотти и не высовывал носа наружу. Я ругал Лоренцо за его нелепое законничество. Но, в конце концов, нам удалось выманить его из дома — вызвав в подестат к семи вечера. Путь его пролегал мимо тупика Могильщиков. Там ждал Камилло Тонди. На сей раз без чёртового Бариле. Монтинеро шёл за Сильвестри следом и тут…

— Боже мой, — поморщился Альбино, — опять я? Я помешал?

Фантони едва не расхохотался.

— Святое незлобие, — его трясло от смеха. — Признаюсь, да. Монтинеро приметил вас, болтавшегося в ногах у Правосудия, и вынужден был сделать все, что вы не помешали ему. После Лоренцо нагнал Сильвестри у тупика Могильщиков, где уже был Тонди, они впихнули его в необитаемый тупик, прокурор огласил его вину и приговор. И тут… Фортуна — капризная девка… — Фантони покачал головой. — Везение — непрочно, нельзя уповать на вечную удачу. Яд не действовал на Паоло, точнее, у него начались судороги, горлом хлынула кровь, перепачкав рукав рубашки Монтинеро, Сильвестри бился, словно в падучей, потом повалился на плиты у подвального окна и там затих. Тонди пришлось открыть замок чужого дома, где они привели себя в порядок, Камилло отдал Лоренцо свою рубаху, они вымыли следы крови на плитах у ниши — в них могли отпечататься следы, засыпали их песком, перетащили покойника к соседнему дому и сунули в другую нишу. В общем, пришлось повозиться. Камилло, он мистик, сказал, что Небо перестало нам помогать. — Франческо вздохнул. — Как бы то ни было, Лоренцо двинулся в подестат, взял Бернардо, сказав, что видел Сильвестри у тупика Могильщиков, а потом тот исчез. Он нарочито провёл подручного храмовой дорогой, чтобы наткнуться на вас. Потом от матушкиного дома мы с Лоренцо за несколько минут добрались до места, проверили, высохли ли следы крови у ниши подвала, а тут подоспел патруль, и мы отвезли тело в подестат. Мне, признаюсь, стало тошно. — Франческо поморщился. — Плохой из меня палач, — вяло обронил он.

— Но как вы расправились с Баркальи, я же сам видел — в студиоло никто не заходил.

Франческо вытаращил глаза и кивнул.

— Воистину так. Никто его и не трогал. Я как-то думал поймать его и избить вожжами, да побрезговал. Ещё руки об такое дерьмо марать. Я, правда, попросил Монтинеро во время допроса о Линцано незаметно сунуть ему в стол мою записку со словами о том, что следующей жертвой дьявола будет он, но это я так, просто попугать мерзавца хотел. Кто же знал, что он всерьёз испугается? — Франческо изумлённо развёл руками, явно давая понять, что это вина отнюдь не легла тяжким бременем на его совесть.

Альбино несколько минут молча сидел, уставившись на гитару в расстёгнутом чехле. Он думал о рассказанном, которое так резко изменило его понимание, потом в его глазах проступила комната, Фантони, гитара. Он потянулся к чехлу и вынул луковицу.

— Господи, а это зачем? — но, едва выговорив это, понял сам. — А, ну конечно… зал приёмов! Вы рыдали там!

— Я хороший актёр, — усмехнулся Франческо, — но зарыдать, особенно, оплакивая Микеле Ланди, не мог. Пришлось проливать слёзы над луком.

— А смерть Марескотти, тут ведь нет вашей вины…

— Нет, вины нет, — согласился Фантони, — это, как говорит наш многоуважаемый и достопочтенный монсеньор епископ, целиком и полностью наша заслуга.

Трапезная Сант`Антимо освещалась большими факелами. На кафедре у столов стоял брат Гауденций, читающий за ужином. Брат Адриано по древнему завету Святого Пахомия ждал братьев у рукомойника с белой холстиной. Монахи, встав вдоль столов неподвижно, с опущенными на лицо куколями и сложив руки под нарамниками, слушали, как аббат Аллоизий прочитал Benedicite.

Альбино сел меж братьев на повечерии, слушал Гауденция.

— Edent pauperes, et saturabuntur, et laudabunt Dominum qui requirunt eum: vivent corda eorum in sФculum sФculi… Да едят бедные и насыщаются; да восхвалят Господа ищущие Его; да живут сердца ваши во веки!

Он вернулся в монастырь ещё накануне, был встречен братьями с тихой радостью. Келарь же завёл его к себе в келью и усадил у стола, ожидая его рассказа. Альбино ещё в дороге размышлял, рассказывать ли Гауденцию о случившемся, тем более, что Франческо Фантони, попросив передать брату письмо от матери и привет от него, ни словом не обмолвился о том, что от Гауденция нужно скрывать произошедшее.