Возмездие (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 11

Альбино вздохнул. Ему захотелось туда, к братьям, но он быстро опомнился. Его ждало дело, страшное и чёрное, и где взять сил исполнить его?

Однако сейчас, обдумывая своё пребывание в Сиене, Альбино не ощущал уже былого малодушия, хоть по-прежнему считал свою задачу почти невыполнимой. Но теперь — он ощутил это сердцем, с ним снова был Бог. Его наполняло силой и уверенностью. Разве Бог спит? Нет, из тех девяти, коих он числил во врагах — семерых присных Марескотти, его самого и предателя Баркальи — троих уже нет в живых! Арминелли, Тонди и Франческо Фантони — все они уверены, что злого человеческого умысла тут нет. Они, уж наверное, правы, и тогда — это подлинно перст Божий! Что до подозрений Баркальи — это всего лишь его больная совесть рисует на песке кривые рожи сумрачных химер.

В назначенное время Альбино снова был у мессира Арминелли, работал с обычным монашеским усердием, при этом не мог не заметить, что мессир Элиджео стал относиться к нему мягче и душевнее. Он даже приказал принести из трактира обед и для него, чего накануне не сделал. Библиотекарь теперь явно дорожил им, и ещё одним свидетельством его расположения стало приглашение на завтрашнее торжество по случаю праздника Вознесения. Утром, после торжественной мессы в городском соборе Санта-Мария дель Ассунта, предполагалось выехать за город, в Ашано, и там, на вилле мессира Палески, отпраздновать этот светлый день.

Альбино растерялся. Ему не хотелось отвергать приглашение, ведь там он смог бы рассмотреть своих врагов поближе, узнать их прихоти и привычки, что могло пригодиться, но у него не было своей лошади, а купи он её, в чьей конюшне держать? Не обременять же монну Анну…

«Он в городе недавно, поведал наконец Альбино мессиру Элиджео свои затруднения, друзей у него здесь нет, нет и коня, и он боится быть в тягость…». Мессир Арминелли сразу же разбил все его опасения в пух и прах: на празднике предполагается несколько карет для дам и подводы для людей преклонного возраста и некоторых иных, вроде мессира Тонди, которых выдержит только феррарский тяжеловоз, — тут мессир Арминелли хихикнул. — Верхом будут только молодые люди, для него же, Альбино, местечко в подводе, конечно же, найдётся.

Альбино любезно поблагодарил мессира Элиджео, сказав, что непременно будет на службе в храме и, если окажется, что он никого не стеснит, он с удовольствием поедет в Ашано.

Возвращаясь вечером домой мимо палаццо Пикколомини, свернув к епископскому дворцу, монах вдруг с изумлением увидел, как с его чёрного хода выскочила разряженная в алое платье девица явно лёгкого поведения. Она была сильно пьяна и пошатывалась, завидя же ночной патруль, сделала непристойный жест рукой, когда же солдаты со свистом погнались за ней, с невиданной скоростью дала стрекоча, исчезнув в паутине узких улочек Гусиной контрады.

Монах поёжился и поспешил домой.

Вернувшись к монне Анне, Альбино узнал, что Франческо всё ещё в загуле, однако незадолго до полуночи шельмец заявился под родной кров. Так как он оказался трезвым и пришёл в новом дорогом костюме, обошлось без громкого скандала. Мессир Фантони сообщил матери, что завтра направляется на службу в храм, а потом поедет с друзьями в Ашано. Та поморщилась, но тут Альбино сказал, что тоже приглашён на празднество в Ашано мессиром Элиджео, и монна Фантони удовлетворённо кивнула. Друг её сынка Джильберто нравился ей день ото дня всё больше. Что за кротость, вежливость, какой тихий и спокойный нрав! Просто ангел во плоти!

Не то, что её шалопай и лоботряс Франчо!

Вознесение, как водится, было отмечено всенощным богослужением, благословением бобов и винограда во время мессы, тушением пасхальной свечи, и статуя Христа под ангельские песнопения была поднята до самого потолка храма. Торжественными процессиями горожане завершили празднество, пополаны и бюргеры разбрелись кто — на ярмарку, кто — на палио, а знать у палаццо Петруччи, в числе около сорока человек, направилась в пригород, на виллу мессира Лучано Палески. Здесь было немало разряженных в лучшие платья женщин, молодые мужчины красовались в роскошных костюмах и гарцевали перед дамами на украшенных погремушками и султанами лошадях, на подводах же ехали отцы семейств и женщины с детьми, и на одной из подвод, влекомых быками, Альбино заметил Камилло Тонди. Он, к его удивлению, держал на руках кота Бочонка. Возле него было свободное местечко, которое Альбино и поспешил занять.

Из разговоров и шепотков в дороге он заключил, что приглашение знати во главе с Петруччи на виллу Палески было попыткой последнего угодить капитану народа. В последнее время Глава гарнизона мессир Марескотти заметно усилил своё влияние, и дом Палески боялся, что их и вовсе оттеснят. И потому хозяин, мессир Лучано, не поскупился: на вилле гостей ждали изысканные деликатесы, сорок видов колбас и сыров, ягнёнок, зажаренный с потрохами, зелёная лазанья, сладкие лепёшки, казатьелло, пастьера и коломба, планировались конные состязания, на вечер были приглашены венецианские актёры, сооружена сцена, и — об этом говорили с живым восторгом — готовился фейерверк.

Альбино заприметил Франческо Фантони, тот гарцевал на мощном миланском жеребце, мелькал то среди дам у подвод, то среди молодых людей, и где бы он ни появлялся, звенел смех или раздавались крики возмущения. За спиной у него опять была гитара, упакованная в удивительной работы кожаный чехол: фигурные швы выворачивались наружу, там, где гриф переходил в корпус, проступало тиснение с изображением дракона.

Понаблюдав за ним несколько минут, Альбино отметил, что Франческо лукавил, когда говорил, что девицы считают его имя непристойным. На самом деле молодые синьорины на него очень даже поглядывали, и даже дочь мессира Палески, красотка Лаура, смеясь, кинула в него цветком, правда, обозвав шалопутом. Среди мужчин же почитателей Франческо подлинно не было. Из пояснений Тонди Альбино понял, что иные ненавидели его за оказываемое ему женщинами предпочтение, другие считали вертопрахом, фитюлькой и неженкой, третьи — трусливым ничтожеством, заискивающим у богатеев.

Последнее точно проступало. По приезде в Ашано Франческо крутился среди самых именитых граждан, явно заискивал перед Петруччи, Палески и Марескотти, а особо — перед советником Петруччи Антонио да Венафро, стремясь развеселить его. Сам Венафро, бледный благообразный человек с бесовски умными глазами, хоть и смеялся над анекдотами Фантони, всё же откровенно заметил Франческо, что с его дарованиями он мог бы продвинуться и преуспеть на более почётном поприще, чем пение шутовских куплетов.

— Что? — изумился Фантони, и брови его взлетели на середину лба. — С дарованиями и вдруг продвинуться? Вы смеётесь, мессир Венафро? Людей с дарованиями принято попросту вешать, чтобы они своей одарённостью не подчёркивали ничтожество остальных.

— Вы считаете меня бездарем, раз я ещё не повешен? — с тонкой улыбкой осведомился мессир Венафро.

— Отнюдь нет, мессир Антонио, просто у вас хватает ума скрывать свой ум, но подобным свойством наделены не все одарённые, — с мягкой льстивостью проронил в ответ Франческо.

— Вам-то что мешает делом заняться, Фантони? Как вы с вашим умом допускаете, чтобы у вас была столь дурная репутация?

— Всему виной моя несчастливая звезда, озарившая мрачным светом час моего рождения, мессир Венафро, мне просто не везёт, — кокетливо пояснил Франческо. Он лёгкой рукой расстегнул крепления на чехле гитары и, вынув инструмент, ударил по струнам и запел.