Государственный обвинитель - Зарубин Игорь - Страница 17

— …Да, у меня, — тихо говорил по телефону капитан, не замечая, что Женя подслушивает его, немного приоткрыв дверь. — Те двое пока в больнице. Да куда они денутся? У одного растяжение, а другой вообще плохой, сотрясение мозга. К тому же они еще не знают.

Вот и все. Это значило, что Женя в ловушке и эта ловушка уже захлопнулась. А она попалась в нее, как маленький глупый мышонок…

Наташа не настаивала. Честно говоря, ей стало легче, когда она поняла, что ни мать, ни даже брат на похороны отца не поедут. Почему-то хотелось быть там одной.

Еще с детства Наташа помнила вечные ссоры отца с матерью. Мать тогда была завучем школы, уважаемым человеком в городе, он же был инженером. А в отпуск отправлялся на Ольвию простым землекопом. Это именно он пристрастил дочь к археологии. Любил по вечерам ходить с ней к морю и там часами рассказывал ей о Древней Греции, о поселении на Ольвии. Для Наташи это постепенно стало чем-то не менее реальным, чем ее теперешняя жизнь. Только еще интереснее, еще насыщеннее.

А мать тащила семью. Зарабатывала деньги, пробивала квартиру, льготную очередь на машину, ежегодные путевки в Нальчик для Леньки, у которого в детстве были проблемы со здоровьем. Короче, выполняла в доме роль мужчины, главы семьи.

Уже потом, когда выросла, Наташа никак не могла понять, как отцу и матери удалось прожить вместе так долго, как мать могла терпеть отца в своем доме. Наверно, любила. Но когда позвали в Москву, не задумывалась ни минуты. А отец остался. Со своими камешками и черепками, как говорила мать. Через три года женился второй раз на какой-то библиотекарше, но она оказалась менее терпеливой, чем мать, и сбежала от него через год. Отец поменял квартиру на маленький домик у моря, жил в нем один. Наташа навещала его каждое лето. На раскопки он ездить уже не мог, сердце не позволяло, поэтому каждый раз, когда она наведывалась к нему после месяца копания в песке под палящим солнцем, не отставал от нее, пока она не расскажет ему все. Что нашли, где, как, кто нашел.

Просил нарисовать план. Долго сверял его со своим, потом не спал ночами, роясь в каких-то справочниках, а наутро советовал ей, где искать в следующий раз. И почти всегда там что-нибудь находили.

Поезд прибыл в Одессу рано утром, часов в пять. Сезон уже закончился, поэтому такси поймать было трудно. Наташа почему-то очень боялась ехать домой. Просто не могла представить, как она войдет в пустой дом, где на столе будет стоять гроб. И этот шум прибоя… Обязательно должен быть шум прибоя. Наташа была уверена, что на море сегодня будет шторм.

Но все оказалось совсем не так. На море был полный штиль, а в доме — полно народу. Бывшая жена отца, Татьяна Ивановна, ее сестры с мужьями, еще какие-то люди, которых она помнила смутно. Но ее узнали все. Сразу подвели к гробу и оставили одну.

Наташа долго стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь подойти. А когда наконец решилась, то увидела, что в гробу лежит какой-то чужой человек. Она уже хотела даже крикнуть, что тут какая-то ошибка… Только потом увидела родинку на правой щеке и маленький шрамик на подбородке. Надо же, она и не думала, что смерть может так сильно изменить человека…

На следующий день были похороны. Зачем-то притащили священника, хотя отец никогда не был верующим. Тот долго и неразборчиво читал молитвы, строго погладывая на окружающих.

Потом Гроб заколотили, погрузили в маленький автобус и долго тряслись по разбитой дороге на кладбище. Зарыли быстро, как будто украли и хотели спрятать. Суетливо побросали на могилу жиденькие букеты и потянулись обратно к автобусу.

— Ты идешь? — спросила Татьяна Ивановна, заметив, что Наташа не двигается с места.

— Да-да, я сейчас, — ответила она. — Вы подождите, я быстро.

— Конечно, конечно… Хороший был человек. — Женщина постояла еще немного и тоже ушла.

Наташа осталась одна. Не хотелось, чтобы другие видели, как она плачет…

Когда все съели и выпили, когда почти все разошлись, предварительно чмокнув Наташу в лоб и сокрушенно покачав головами, Татьяна Ивановна, убирая со стола, сказала:

— Завтра зайди к нотариусу, он приходил еще вчера. Отец завещание какое-то оставил. Дом, книги, ну и все такое.

— Хорошо.

Заснуть Наташа так и не смогла. Перемыла всю посуду, убрала в комнате, постирала скатерть, которую сильно залили вином на поминках, потом пошла в отцовский кабинет и долго копалась в его записях. С самого детства она была уверена, что есть у отца тайный, секретный дневник, в котором точно указано, где искать на Ольвии храм и театр. И это важное открытие докажет матери, что не зря он всю жизнь прокопался в песке и в старых пожелтевших справочниках, не зря возился со своими камешками и черепками.

Но никакого дневника она так и не нашла. И только тогда окончательно поверила, что ее отец умер…

— «…дом и все мое имущество я завещаю детям Вадимовой Наталье Михайловне и Вадимову Леониду Михайловичу в совместное владение. Вадимов Михаил Борисович. Двадцать девятое августа тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года». Подпись. — Нотариус, молодой полненький мужчина, положил бумагу на стол.

— Это все? — удивленно поинтересовалась Татьяна Ивановна. — А про меня там ничего не написано?

— Да, все. Можете сами ознакомиться. — Нотариус протянул ей бумаги.

— Спасибо, не надо. — Она резко встала и вышла из кабинета.

Двадцать девятое августа. Это ведь как раз на следующий день после того, как они с Витькой уехали с острова в Москву.

Наташа хотела заехать к отцу. Так и не заехала. Получилось, что последний раз она его видела только в прошлом году.

И что я теперь должна делать? — спросила Наташа.

— Владеть. — Нотариус грустно улыбнулся и пожал плечами. Пошлину он сам заплатил.

— Спасибо. Она встала. — Я могу идти?

— Ну конечно, — ответил нотариус. — Всего хорошего.

В Одессе была хорошая погода. Летняя жара уже спала, а осенних ветров еще нет. Какое-то дивное умиротворяющее время, точнее, безвременье.

Наташа бродила по городу до самого вечера. Поезд в Москву у нее был только на завтра, а делать было совершенно нечего. Домой возвращаться не хотелось, поэтому она побродила по набережной, зашла на рынок, потолкалась немного между крикливыми торговками и редкими вежливыми отдыхающими, погуляла по парку. Часов в пять вдруг с удивлением обнаружила, что проголодалась. И это, такое приземленное, чувство вдруг обрадовало Наташу, как будто напомнило, что жизнь еще не кончилась, что она продолжается. Она зашла в кафе и с аппетитом съела четыре пирожка с повидлом, запивая их горячим чаем. А потом отправилась домой, потому что сразу жутко захотелось спать.

В этом переулке всегда, сколько она себя помнила, торговали антиквариатом. Часто она приходила сюда с отцом, который часами простаивал у книжных развалов, увлеченно листая какие-то разрозненные тома, совершенно забыв про дочь, а она за это время успевала обежать все вокруг. Наташа свернула сюда.

Хоть и был конец дня, но народ в переулке еще толпился. Старушки трясущимися руками протягивали прохожим дешевые советские украшения, выдавая их за фамильные драгоценности, жужжащими кучками толпились филателисты, громко спорили о чем-то библиофилы, сновали какие-то людишки. Это был свой, непонятный и завораживающий, мирок. Мирок увлеченных людей.

Наташа прошлась между рядами книг и двинулась к нумизматам. Там всегда было интереснее всего. Благообразные старички с огромными лупами в руках предлагали монеты всех стран и эпох, долго и подробно рассказывали про достоинство тех или иных знаков, про правительства тех времен и еще много интересного…

Увидев монету со щербинкой у левого крыла орла, Наташа аж похолодела. Даже огляделась, ища глазами знакомые лица, но никого не увидела. Парень с кляссером в руках заметил, что ее что-то заинтересовало, и вежливо спросил:

— Ищете что-нибудь определенное или просто любуетесь?