Желания боги услышали гибельные... (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 46

И наверняка так же безвольно и бездумно он пожертвовал и сестрой — полностью утратив себя, отдав душу демону за право облизывать чужую плоть. Пинелло-Лючиани, которого Джустиниани после припадка в церкви жалел, теперь обрёл в его глазах статус убийцы душ и растлителя. Понимая, что им неминуемо предстоит столкнуться, Винченцо брезгливо поморщился. Бить паралитика и эпилептика он не мог, но старуха Леркари была права — этому человеку нельзя было давать в руки наследство Гвидо Джустиниани.

Винченцо понял и другое: несмотря на проступающие в нём дары дьявола — он ещё не падший. Его душа была целокупна и неколебима, и осознание этого утешило его. Рокальмуто, не управлявший собой, бесхребетный и пустой, ужасал и вызывал брезгливость, и это отторжение было знаком различия. Джустиниани улыбнулся.

Он всё ещё был божественно свободен.

Глава 3. Шалости Трубочиста

Да не уклоняется сердце твоё на пути её, не блуждай по стезям её, потому что многих повергла она ранеными, и много сильных убиты ею: дом её — пути в преисподнюю. — Притч. 7. 23

Винченцо Джустиниани не посетил графиню Массерано. И не из-за убеждения, что не быть рогоносцем мужчина может только в том случае, если никогда не наставил рогов другому. И не потому, что не любил блудить вообще. И даже не потому, что ему не нравилась графиня Ипполита. Он попросту забыл о ней и о её блудном приглашении.

Не до того было.

К его удивлению, Джованна расхворалась всерьёз и начала поправляться лишь неделю спустя. Девица сильно похудела и побледнела, от неё осталась одна тень. Джустиниани всё это время не обращал ни малейшего внимания на приходивших к ней девиц, даже въявь избегал их, ибо не хотел убедиться, что их симпатия — всего только дьявольский морок, он не бывал в обществе, не садился играть — вообще не выходил из дома, коротая вечера с котом и книгой у камина. Зато каждое утро приказывал закладывать экипаж и ездил в одно и то же место — в церковь Сан-Лоренцо фуори ле Мура, где слушал мессу, а потом гулял по кладбищу с храмовым капелланом. По мнению отца Джулио, с которым они подробно обсудили происходящее, невесть откуда проступившая в Джустиниани непрошенная прозорливость не давала особого повода для волнения. Гораздо опаснее были окружавшие его адепты дьявола — вот их не мешало бы поостеречься.

При этом отец Джулио неожиданно прояснил то, по поводу чего недоумевал Джустиниани. Священник, морщась, рассказал, что, судя по наведённым им справкам, он сильно ошибся в отношении Гвидо Веральди. Вокруг него толпы поклонниц, он на хорошем счету в Ватикане, но его друг и собрат по ордену уверяет, что это только видимость. Поговаривают о его весьма предосудительных высказываниях и дурных склонностях. Джустиниани, вспомнив слова Марко Альдобрандини о чёрной мессе, нахмурился. Да, если они подлинно пытаются служить чёрные мессы, им нужен кто-то, облечённый саном, это очевидно.

Вспомнил Джустиниани о приглашении графини Ипполиты, когда было уже безнадёжно поздно — на следующий день после назначенного ему дня, да и то потому, что получил приглашение на вечер к Вирджилио Массерано. Джустиниани пожал плечами. Он, разумеется, обидел Ипполиту Массерано, особенно тем, что не прислал письма с извинением. Наживать врага в лице толстой красотки Винченцо совсем не хотелось, и он отправил ей запоздалое оправдание, отговорившись простудой.

В это утро он побеседовал с управляющим, после чего занялся обсуждением меню на завтра с кухаркой, на что обычно уходило почти полчаса. Руфина не любила пьемонтские колбасы и сыр из Брешии, Джустиниани вяло спорил, уверяя, что иногда их можно подавать к столу. Кухарка упорно настаивала на саламо-ди-суго из Феррары и расхваливала свои любимые сорта сыра и ветчину из Пармы. Винченцо сдался, и тут Луиджи известил его, что его ждёт посетительница — графиня Массерано.

На сей раз Ипполита была не в красном, но в кремовом платье, сильно её полнившем. К удивлению Джустиниани, она не высказала ему упрёка за то, что он не пришёл к ней, и вообще не вспомнила о его невежливой забывчивости.

Джустиниани и в голову не приходило, что в свете его стали сильно побаиваться, и графиня, зазывая его в гости, хоть и желала прельстить перезрелой красотой, гораздо больше хотела защититься от его враждебности. Она была поражена результатами дуэли, дошли до неё слухи и о случившимся с Пинелло-Лючиани в церкви Сан-Лоренцо, и эти вести заинтересовали её чрезвычайно. Но дело было вовсе не в том, что графиня не любила мессира Пинелло-Лючиани: он был ей абсолютно безразличен. Но молва, уж Бог весть почему, приписала припадок мессира Андреа не его огорчению по поводу гибели мессира Берризи, ибо все знали, что мессир Андреа по пустякам не огорчается, а присутствию на похоронах его сиятельства графа Винченцо Джустиниани. Ипполита постоянно ловила сплетни о происходящем вокруг этого человека. Она решила, что он наверняка будет прекрасным любовником, однако когда мессир Винченцо не оправдал её ожиданий, ей пришла в голову мысль, которая, прямо скажем, приходила ей в голову и раньше, да не находилось подходящей возможности для её осуществления.

Сейчас графиня, наконец, высказала потаённое.

— Ваш дядюшка обещал помочь мне, но, к несчастью, смерть унесла его.

— И что же он обещал?

— Свободу… — пышнотелая красотка наклонилась к Винченцо.

Джустиниани удивился. Чего не хватает этой распутнице? И тут его заморозило. Глаза донны Ипполиты сузились и хищно блеснули, как у рыси перед прыжком.

— Муж никак не хочет оставить меня вдовой, между тем, Вирджилио весьма прижимист.

Винченцо судорожно вздохнул. В памяти промелькнуло утомлённое лицо Массерано, слова «живая душа рядом…», и это воспоминание породило в его душе тоскливое и мутное ощущение той страшной дьявольской иронии, от которой на глаза наворачивались слезы. Эта ведьма, эта «живая душа», выходит, задумала избавиться от супруга, отправив его в царство мёртвых, и ждала от него, Джустиниани, как от Локусты, нужного средства для этого. Оскорблённая мысль о том, за кого его принимают, проскочила, не задев сознания Винченцо, но понимание, что перед ним сидит хладнокровная убийца, разозлило. Он ещё не отошёл от откровений Рокальмуто, и вот — новые мерзости? Между тем, его задумчивость графиня восприняла как сомнение в её платёжеспособности и поспешила заверить его, что расплатится с ним сполна и без обмана.

Джустиниани резко встал.

— Я подумаю и извещу вас о своём решении, — бросил он с королевской величавостью, давая понять, что встреча окончена. Что-то в его голосе и позе не позволило Ипполите продолжать. Винченцо подлинно испугал её.

Графиня исчезла. Джустиниани тихо замер в полусонной летаргии, усталый, больной, обессиленный. Ведьма…Он слышал, как отъезжает от крыльца карета её сиятельства, как шепчет что-то юная листва в распахнутом окне, как заливается в кустах какая-то пичуга. Кот Трубочист сидел на оттоманке и смотрел на него встревоженными зелёными глазами. Бедняга Массерано… Мало ему рогов, застарелого сифилиса и катара желудка, мало приступов отвращения к жизни, так ещё эта фурия спит и видит избавиться от него. Интересно, она намеревается отравить Вирджилио или хотела, чтобы он вызвал его? Джустиниани вяло потянулся к ларцу, порывшись, нашёл вольт графини. Интересно, а что она хотела получить от дядюшки, если вольт оказался у него? И чем эта великосветская потаскуха расплачивалась? Мельком посмотрев на куклу, Винченцо снова задал себе вопрос, из чего они сделаны, ибо лицо Ипполиты Массерано было подлинно точно срисовано. Мерзавка, какая же мерзавка… И как земля носит такую негодяйку?

Воистину, кончились времена охоты на ведьм — теперь ведьмы охотятся на нас.

Отбросив на стол вольт, Винченцо около получаса сидел в прострации, ни о чём не думал, ничего не говорил, но потом пришёл в себя и поднялся. Дальше произошло нечто неожиданное: Джустиниани направился в столовую, но тут к оставленной на столе без присмотра кукле метнулся Спазакамино. Поступок кота был сугубо природным: кукла была в сером платье, издали и впрямь напоминала мышь, да ещё сквозняк из окна чуть пошевелил платье куклы. Трубочист схватил вольт зубами и ринулся в дверь. Винченцо остолбенел, потом стремглав бросился следом.