Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире - Ясперс Карл Теодор - Страница 11

Объективное рассмотрение этих процессов преобразования становится ориентированием в мире (в качестве антропологии, понимающей психологии и исторической науки о духе). Оно обращается к тупости первобытного дикаря, затем замечает исторически значительные скачки в человеческой истории, от одной формы к другой, видит, как в этой истории то медленно развиваются первоначальные зачатки, а затем вдруг вспыхивают исторически новые истоки сознания. Оно с пониманием прослеживает в отдельном человеке внутренние перемены, а на границе этих перемен - опять-таки процессы, не поддающиеся пониманию. Оно пытается проникнуть в миры и в акты самопросветления самых чуждых и далеких друг другу в личном и историческом смысле формаций сознания.

Изучение исторически изменчивого сознания показывает нам невозможность понять какое бы то ни было наполненное содержаниями действительное сознание как «естественное сознание», а содержание его - как «естественное миросозерцание». Подобное сознание было бы на деле редукцией к стертой форме определенного явления сознания, предполагаемого в обществе исторически тесно связанных между собою людей как нечто всеобщее и само собою разумеющееся, или редукцией к психологической схеме влечений живого существования в свойственном ему окружающем мире. Непосредственного существования, как естественного существования, допускающего научный анализ его содержаний неким единственно верным способом, - не бывает. Попытка его конструировать и охарактеризовать всегда имеет, говоря объективно, только относительное научное значение. Если эту попытку принимают за радикальное познание бытия, то она определяет собою самоидентификацию человека, загнанного в тупик и узость такого мышления. Можно, правда, попытаться выйти за пределы всего исторического и конкретного, чтобы искать как бы существование без покровов. Но на пути такого искания мы становимся только беднее; в конце в нашем распоряжении оказывается некое знание о существовании, претендующее без остатка выразить его в его универсальной непосредственности, - однако фактически мы высказали в таком знании лишь исторически особенное, определенное во времени сознание бытия, крайне скудное и формально пустое. Если же мы станем подбираться к мнимо-непосредственному, конструируя некоторое первобытное состояние диких народов, представляющееся нам генетически более ранним, то при ближайшем знакомстве с предметом их существование окажется вовсе не естественным, но, скорее, специфически искусственным и чуждым для нас.

Для пробуждающегося сознания не существует радикального начала. «Сначала» никто не начинает. Я никогда не вступаю в некоторую изначальную ситуацию. Если же нет естественного, неприкрытого, допускающего всеобщие определения существования, к которому я мог бы прийти путем постепенного устранения иллюзий, то я и не могу искать того, что подлинно есть в корне вещей, отвлекаясь от мною приобретенного, но искать его могу только, ставя под сомнение усвоенное мною и ставшее. Постижение в понятии всего приобретенного и ставшего остается богатым содержаниями основанием, из которого мы постигаем существование. То, чего уже достигли науки о духе в его истории, становится условием ясности существования в ее максимально возможной весомости. Существование делается прозрачным для меня не в простом знании всеобщих структур, но только через конкретное участие в фактическом, деятельном и познающем, ориентировании в мире в его историчном процессе.

То, что мыслится, как анализ существования, до всякого частного исследования в мире - но фактически только по завершении такого исследования, - есть, таким образом, или схема для сознания вообще, которая представляет сеть способов бытия и смыслов значимости, - или же это есть очерк действительности сознания в существовании, психические силы которого определяются как либидо, страх, забота, воля к власти, страх смерти и влечение к смерти; или же это есть историческое самопонимание некоторого сознания в его сталости (Gewordenheit).

Ни в одной из форм приведенного к сознанию существования я не стою у основания (bin ich am Grunde). Если я не предпринимаю фиксирующей в искусственном тупике попытки, претендуя на некое мнимое знание, бросить якорь в глубины существования, где он не находит для себя опоры, - то всякая форма анализа существования приводит меня, скорее, к парению (Schweben) в моей ситуации. То, что, когда я желаю проникнуть в основание всего, как в нечто существующее, я словно падаю в пропасть, - служит выражением того, что, если я желаю овладеть существованием, то дело не в каком-то существовании вообще, но во мне самом. К бытию я прихожу не через конструкции существования, но с их помощью через некий скачок. Однако к возможности этого скачка взывает во мне уже не анализ существования, но просветление экзистенции.

3. Сознание как граница.

- В отдельных направлениях анализа сознания вырабатываются конструктивные схемы для логики (как формального выявления (Vergegenwärtigung) значимого для сознания вообще), для психологии (как исследования эмпирически существующего сознания) и для истории сознания (как воспроизведения духовного процесса).

Но эти объективирующие анализы, которые отчасти имеются налицо в величественных набросках, нигде не могут получить завершения (vermögen sich nirgends zu schließen). Они наталкиваются на границы,близ которых становится ощутимо то, что для них самих не доступно. Логика превращается в формальное, метафизическое трансцендирование (Плотин⁷), психология - в прояснение экзистенции (Киркегор⁸), история сознания - в наполненную метафизику (Гегель). Поэтому философствование не может найти исполнения ни в самонаблюдении эмпирически существующего сознания, ни в конструкции всегда присущего сознания вообще, ни в историческом знании.

Сознание - это граница. Оно еще есть предмет рассмотрения и все же уже нечто ускользающее от всякого предметного рассмотрения. Положение, гласящее, что в философствовании мы исходим из сознания, не истинно, если оно, как кажется, удостоверяет опыты всеобщего логического, психологического и исторического анализа того сознания, которое во всякое время имеется к услугам всякого человека, как некоторое уже философское мышление. На самом деле оно имеет в виду те прояснения, исход и исполнение которых есть экзистенциальное сознание.

Отделение (Abheben) экзистенции

Бытие оставалось в парении из-за непостижимого в-себе-бытия. Это последнее давало себя знать как граница в анализе существования. Но в то время как в-себе-бытие было совершенно иным, которое, как ничто для мысли, остается для меня абсолютно недоступным, я сам, существующий, есмь как граница, положенная анализу существования. Здесь должен быть сделан следующий шаг в искании бытия.

1. Бытие-Я как эмпирическое существование, как сознание вообще, как возможная экзистенция.

- Если я спрашиваю, что я имею в виду, когда я говорю «Я», то первый ответ таков: Если я размышляю о себе, то я сделал себя объектом; я есмь это тело как этот индивидуум, с неопределенным самосознанием в зеркале моей значимости для моего окружения (Umgebung): я есмь как эмпирическое существование. Во-вторых, я, как «Я», существенно тождественен со всяким другим Я: я замещаем (vertretbar). Эта замещаемость подразумевается не как тождественность средних свойств эмпирических индивидов, но как бытие-Я вообще, обозначающее субъективность как условие всякого бытия объектом: я есмь как сознание вообще. В-третьих, я имею опыт о себе в возможности для безусловности. Я не только хочу знать, что есть, в основании и противоосновании, но хочу знать из необосновываемости некоторого истока, и когда я действую, то бывают мгновения, когда я обретаю достоверное понимание: то, чего я сейчас хочу и что сейчас делаю, того хочу, собственно, я сам. Я хочу быть таким, чтобы это желание знать и действование стало частью меня. В том способе, каким я хочу знать и действовать, меня постигает (überkommt mich) моя сущность, которую, при всей достоверности для меня, я все же не знаю. Как эта возможность сущей свободы знания и действования я есмь «возможная экзистенция».