Ряска Правды (СИ) - Маррн Лика - Страница 13

Я выпала в осадок от удивления. Серьезно? Его высочество передо мной извиняется? Но делать уже было нечего — пришлось тоже идти на уступки.

— Да ничего. Я тоже хороша, — тихо ответила я, уставившись на небо-потолок.

И кого волнует, что я абсолютно не признаю своей вины. Главное ведь — сказать слова, чтобы смертный поверил.

— Завтра здесь праздник. Если хочешь, можем остаться ещё на день, — внезапно внес предложение Реджинальд.

Я резко присела и повернула голову в сторону принца.

— Что, правда? Можно?! — изумленно-радостно переспросила я.

В кромешной тьме не было видно ни зги, но я услышала, как он по-доброму усмехнулся.

— Правда. Можно. А теперь спи.

Я упала обратно и широко улыбнулась. Нет, все-таки, полезно иногда обижаться на мужчин. Какие хорошие результаты, главное, приносит.

Перевернувшись на бок, я пыталась успокоить возбужденно колотившееся сердце. Праздник. Человеческий праздник! Мне казалось, что в эту ночь я так и не уснула, пребывая в состоянии какого-то предвкушающего полусна-полудрёмы, в котором мне чудилось, что потолок раздвинулся, и впрямь стал небом.

— Расскажи ещё раз, как всё проходит? — спросила я, наверное, в сотый раз у Реджинальда. Тот оторвался от какой-то книги и наигранно вздохнул.

— Все собираются вместе на главной площади, сегодня там открывается праздничная ярмарка, девушки водят хороводы, мужчины устраивают потешные бои. На закате все поют хвалебную песнь в честь Солнца и веселятся, пока есть силы.

Быстро проговорив всё это, Редж снова уткнулся в книгу, а я продолжила заплетать косу, сидя у зеркала. Эдакая человеческая идиллия.

Я ещё никогда не вплетала в косу ленту, поэтому мне всё время казалось, что получается криво, и я всё распускала и переплетала заново. Моё солнечное платье истрепалось и испачкалось в дороге, поэтому прислуга уволокла его в стирку, а Реджинальд достал для меня откуда-то красивое темно-зеленое, с вышивкой желтыми нитями по подолу. Он же выделил для меня небольшой мешочек с деньгами, как было положено.

— Совсем не похоже на наши праздники, — внезапно проговорила я, проводя гребнем по волосам.

— А как же они проходили у вас? — вот в этот раз мне действительно удалось его заинтересовать, так, что он даже отложил книгу.

— Поздней осенью, перед тем, как большинство из нас засыпает на зиму, Драгомир, леший, устраивал на главной поляне праздник. Это место — сердце нашего леса, туда нет хода смертным, и забрести туда нельзя даже случайно. На праздник приходят все, от мала до велика, даже те, кто в обычное время друг друга не терпит, — я положила гребень и обернулась к Реджу — так было удобнее рассказывать. Пристальное внимание принца мне льстило. — Он тоже начинается на закате. В воздухе летают духи, которые обычно невидимые, но в эту ночь они светятся золотым светом, так, что на поляне светло как днем. Каждый приносит Драгомиру дары, а тот в обмен наливает столько ромашкового вина, сколько можешь выпить. В эту ночь запрещено… Эмм… — я запнулась, задумавшись об отличиях наших праздников от людских. — Есть и убивать друг друга. Когда ночь подходит к концу, все берутся за руки и смыкают Круг. У духов свой круг, потому что до них невозможно дотронуться, они бестелесны. Когда Круг сомкнут, Драгомир садится в центре и кладет руки на землю, а мы все начинаем Песнь, — я прикрыла глаза, вспоминая то невероятно легкое и свободное ощущение единения. — Только мы не поём её вслух — она звучит в наших мыслях. Наши руки и… лапы… Корни… У кого что, в общем… Они начинают светиться, и с рассветом Драгомир впадает в сон. Он принимает образ срубленного дерева, чтобы защищать нас всех, пока мы спим. Он видит и слышит всё, от него не укроется ни единый шорох, ни малейший писк. Зимой покинуть леса просто невозможно, как и глубоко забрести в них. Стоит смертному попытаться причинить вред спящему народу — и ему на голову падает тяжелая ветка с ближайшего дуба. Пусть этот дуб и в пяти саженях от него.

Я задумалась о долгой, холодной зиме, когда лед сковывает поверхность, а наверху царствуют безмолвные, режущие глаз снега. Когда я подняла глаза, я увидела, что Реджинальд ожидающе на меня смотрит и поняла, что, должно быть, пропустила его вопрос.

— Ой, прости, я прослушала. Что?

— О чем вы поете? — терпеливо повторил Реджинальд, будто маленькому ребенку.

Я было раскрыла рот, чтобы напеть мотив, но вдруг поняла, что не могу. Слишком сокровенное, слишком личное. Это будто только между мной и болотами — и посторонних в эти отношения вмешивать нельзя.

— О мире. О свободе, — осторожно ответила я. — О вечном сне и о пробуждении. О том, что всё когда-нибудь кончается, но, закончившись, обязательно начинается опять.

Мы помолчали немного. Не знаю, о чем думал Реджинальд, но мне внезапно подумалось, что появление принца пришлось как нельзя более удачно. Приди он на неделю раньше — леса бы всё ещё кишели радостными духами, приди он на неделю позже — пробудились бы самые злобные из существ, которые властвуют зимой, в помощь Драгомиру. Да, теперь я зимой в лес однозначно не сунусь.

— Ты сказала, «мы» впадаем в спячку. Ты тоже спала всю зиму?

— Ну… Под «мы» я имела в виду болотные и лесные жители. Ну, есть пара исключений, в их числе и я. Когда я была маленькая, мне хотелось посмотреть на снег, и я попросила Ивайло не усыплять меня на зиму. С тех пор скучаю долгие месяцы под водой.

Я не стала исправлять Реджинальда по поводу «впадаем в спячку». Звучало это, мягко говоря… Неправильно. Как будто мы кролики какие-то, или ёжики. Но смертные, что с них взять.

Я не помнила, когда попросила деда Ивайло, но Румяна рассказывала мне об этом в подробностях. О том, как маленький розовощекий комочек подкатился к водяному и промямлил, что хочет посмотреть на большую белую бяку. Как тут можно было устоять?

— И что ты делаешь зимой?

— Ну… На самом деле, слоняюсь без дела. Серьезно, вот представь, если бы все жители здесь заснули на четыре с хвостиком месяца, и ты бы не мог покинуть пределы этого города. Ну и в твоем распоряжении пара-тройка книг, не больше.

— Я б удавился, — честно признался Редж.

— Такой вариант честно рассматривался, — звонко рассмеялась я.

Вообще, сказанное мной было не до конца правдой, потому что зимой я обычно болтала с Румяной. Та обожала рассказывать и часами толковала о людских нравах, о далеких странах и о всяких небылицах. Ещё Румяна умела всякие чудеса творить, каких никто не мог, и учила меня. Правда с условием, чтобы я никому свои знания не передавала.

Только вот рассказывать Реджинальду о Хранительнице было как-то неправильно. Будто раскрывать страшную тайну, которую пообещал хранить под страхом смерти. Я уже поняла, что Реджинальд знает больше, чем говорит, и мне это не совсем нравилось.

Разговор сам по себе сошёл на нет, и я бросила взгляд в окно — уже не терпелось вдохнуть полной грудью свежий воздух снаружи, окунуться в поток людей, утонуть в их громких криках и разговорах.

Но принц упорно настоял, чтобы мы подождали, пока соберется основная масса народа — он не хотел привлекать к нам излишнее внимание. Нехотя, я ему всё же подчинилась, в силу моей излишней покладистости и мягкости характера.

Совсем внезапно вспомнились Стефка и Деница, другие две мои знакомые кикиморы с болота. Вот уж кто излишней мягкостью никогда не страдал. Думаю, Стефка бы мне посоветовала сначала свернуть человеку шею, а потом уже разбираться, каков он и откуда.

Время текло медленно, как ленивая капля, которая ползет с весеннего листа, и все никак не решается упасть на землю. Мне казалось, что я наблюдаю за этой каплей, буквально вижу, как она перебирается по волокнам.

Раньше на болотах считали по-другому. Не было секунд и минут — были капли. Вместо дней измеряли ночами, а месяцем были луны. Уже на моей памяти Ивайло почему-то договорился с Драгомиром, и они вместе переиначили время по-новому, по-людски.