Немного героина для невесты Казановы - Волкова Екатерина - Страница 9

В институте Александр Сергеевич появлялся все реже, а когда появлялся — запирался у себя в кабинете с Игорем Всеволодовичем, то есть с Гошей.

Марина никогда не понимала этой «неравной» дружбы. Очень чопорный и осторожный, пресыщенный ректор — с одной стороны. И ничего не значащий в институте преподаватель, взвинченный и неразборчивый в связях, бедный как церковная мышь Гоша — с другой.

Однако Гоша не раз повторял, что Морозов Александр Сергеевич обязан ему, Гоше, чуть ли не всеми своими успехами. Что без Гоши ректор — пустое место. Что ректор должен ему «по гроб жизни».

Марине казалось все это смешным полупьяным бредом. Но загадка в свиданиях за запертой дверью все равно была.

Схватив свою бывшую студентку за руку, Александр Сергеевич потащил ее в зал.

Свет в зале уже погас, и гости встречали долго не смолкающими аплодисментами ведущего.

Марине с ее навязчивым провожатым пришлось пробираться на свои места, переступая через чьи-то изящные туфли на шпильках и начищенные до блеска мужские ботинки. Морозов непрерывно извинялся, а Марина почти безучастно следовала за ним.

Они сели, когда председатель жюри конкурса, популярный тележурналист в ярко-красном фраке, заканчивал вступительную речь.

Возможно, подумала Марина, это особый тележурналистский шик — красный фрак.

— Я поздравляю всех присутствующих с тем, что в России закончен подготовительный этап фестиваля «Всемирное золотое перо», финал которого пройдет в этом году в Венеции. Его итоги будут сейчас оглашены. Они позволяют нам надеяться — наши российские «золотые перья» вполне могут претендовать на роль «первых перьев» мира.

Но Марина ничего не слышала, поздравления ее не коснулись. Она сидела как будто оглушенная и вспоминала ускользающие подробности той короткой встречи на Гоголевском бульваре. В сердце ее все это время что-то тлело, а теперь вспыхнуло мощным пламенем и охватило ее всю.

Лицо Марины пылало, взгляд блуждал. Нарядные люди по очереди выходили на сцену, но Марина к этому не имела никакого отношения.

Вдруг она почувствовала, как кто-то толкнул ее локтем в бок.

— Марина Белецкая, журнал «Русский эрос», — донеслось до нее.

Она словно вынырнула из глубокого обморока и на ватных ногах пошла на сцену. Марина еще ничего не поняла, по лицу ее блуждала растерянная улыбка, а к ней уже бежали девушки в невероятно тесных маечках с эмблемой фестиваля и протягивали огромные букеты цветов. Из дальнего угла сцены торжественно шел почему-то Игорь с непривычным галстуком-бабочкой на шее. Он протянул Марине какой-то предмет, сверкающий в свете прожекторов и слепящий глаза. А ведущий вручил конверт с чеком — к призу прилагалась внушительная денежная премия. Внизу грохотали аплодисменты.

«Все это снится мне?» — подумала Марина и приняла «Золотое перо», первую премию в номинации «Лучшая работа в журнале (газете)».

«Килограммов шесть, не меньше, — удивилась она. — Хоть бы не уронить». И осторожно пошла на место.

Предмет, который она бережно поставила себе на колени, представлял собой позолоченное, причудливо изогнутое гусиное перо в изящной чернильнице на мощной подставке в виде книги. Казалось, перо вот-вот заколеблется, если на него подуть, а страницы книги затрепещут.

«Надеюсь, он меня видел. Видел, какой я могу быть, когда не реву по пустякам. Чего могу достичь, когда не даю себя в обиду», — проносились в ее голове радостные мысли. Про Венецию она и думать боялась. Как бы не лопнуть от переполнявшего торжества.

Марина заставила себя сосредоточиться и стала следить за происходящим на сцене.

Очень быстро она поняла, что едущие вместе с ней в Венецию «лучший киносценарий», «лучший текст песни», «лучшая беллетристика», «лучший рекламный текст» — настоящие звезды, за которыми гоняются фоторепортеры. И она среди них — мало кому известная вчерашняя студентка.

Все победители, кроме нее, — мужчины, вскользь заметила Марина. Она будет чувствовать себя среди них очень странно. Но со странными чувствами она разберется потом. Сегодня перед сном, например.

Торжественная церемония закончилась. Всех пригласили спуститься в ресторан на праздничный фуршет.

В ресторане уже не шампанское, а водка лилась рекой. К водке предлагали красную и черную икру, осетрину на вертеле, грибы в горшочках. В общем, фуршет в русском вкусе, с размахом.

На лестнице и в ресторане Марина беспокойно озиралась по сторонам, надеясь хотя бы еще раз увидеть взволновавшее ее знакомое лицо.

К Марине подходили разные люди, преимущественно мужчины, представлялись, протягивали визитные карточки. Директор одного из телевизионных каналов сразу же предложил Марине выпить за ее новое ток-шоу на его канале. Мистер «киносценарий» выразил надежду на приятное совместное путешествие в Венецию.

Марина прекрасно видела, как они реагируют на нее, призывно улыбаются, многообещающе жмут руки. А ей хотелось видеть рядом с собой совсем другого человека.

Морозов, придерживая статуэтку «Золотое перо», активно раскланивался на все стороны, демонстрируя окружающим свои несуществующие права на Марину.

А Марина даже не улыбалась, ей было все равно. Ей нестерпимо хотелось увидеть своего безымянного иностранца. От напряжения она так сжала кисти рук, что даже пальцы побелели.

Вынырнул из толпы Игорь с раскрасневшимся от водки лицом, с расстегнутым воротником рубашки, без галстука. Так он больше был похож на привычного Гошу. Он покосился на Морозова, на приз, бросил Марине «Смотри не потеряй» и снова затерялся среди гостей.

«Должно быть, мне почудилось, это не он, с чего бы ему здесь быть», — расстроилась Марина.

Чтобы отвлечься, Марина стала наблюдать за Гошиными передвижениями. Он запросто подходил чуть ли не к каждому третьему в ресторане, небрежно бросал пару слов и исчезал. И все были ему рады, тянули руки, подолгу смотрели ему вслед, как будто Гоша был здесь самым важным.

«Все-таки удивительный он человек, — решила Марина. — Молодой, несерьезный, занимающий должность, от которой ничего не зависит. А его знает и любит пол-Москвы». Она всегда отдавала должное Гошиному обаянию, но ничего подобного все же не ожидала.

Гости начали расходиться. Кое-кто с посторонней помощью. Под воздействием водки вечеринка утратила светский лоск. В холле уже раздавался нестройный хор пьяных голосов: «Расцветали яблони и груши…»

«Зря я так цепенела в этом изысканном обществе, — вздохнула Марина. — Как выпьют, поют те же песни, что и простые смертные».

Она увидела, что Морозов тоже здорово напился. Кланяться было уже некому, а он все раскачивался, как дерево на сильном ветру, и бормотал что-то нечленораздельное.

Марина улучила момент, высвободила из его ослабевших рук свой приз, подобрала лежавшие на полу цветы и пошла к выходу. Швейцар открыл перед ней дверь, и еще в дверях, сквозь целлофан мешавших смотреть под ноги букетов, Марина разглядела справа от своей машины Гошин силуэт.

Она молча открыла дверцу, с облегчением бросила на заднее сиденье приз и цветы. Села за руль, вставила ключ и только после этого открыла правую дверцу и спросила:

— Тебя, как обычно, к «Павелецкой»?

— Почему как обычно?

Марина затаила дыхание. Какой там Гоша! Это был он, его голос, его легкий акцент! Значит, ей не почудилось.

Она так испугалась и обрадовалась, что не могла вымолвить ни слова. Молча вышла из машины и взглянула на него. Какой сегодня удачный день!

— Теперь я узнал, что вас зовут Марина. Жду вас здесь давным-давно. Даже замерз.

— А вас? Садитесь в машину, здесь теплее.

— Александр. Александр Райт, — сказал человек, переставший быть для Марины таинственным незнакомцем, анонимным героем снов.

Александр сел в машину, хлопнул дверцей, и они поехали куда глаза глядят.

Тому, что испытала Марина, не было названия. Прежде с ней такого не было.

Она растерянно улыбалась и тут же злилась, кусая губы. Мозг разрывали сотни противоречивых мыслей. Лицо горело, а руки были ледяными. Она чувствовала себя как после тяжелой прививки. Тропическая лихорадка, оспа, дифтерия — столько разных названий было готово у Марины для чувства, которое многие другие назвали бы любовью.