На дне океана - Уэллс Герберт Джордж - Страница 3

Когда двадцатью минутами позже солнце достигло зенита, они все еще ждали появления шара, и ни один человек на судне не позволил себе даже шепнуть, что надежды больше нет. Первым высказал эту мысль Уэйбридж. Он заговорил, когда в воздухе еще не замолк звон колокола, пробившего восемь склянок[2].

— Недаром я не доверял прочности стекла, — сказал он вдруг Стивенсу.

— Неужели вы думаете… — перебил Стивенс.

— Да, — ответил Уэйбридж, предоставляя остальное воображению Стивенса.

— Сам я не особенно верю в вычисления, — сказал с сомнением в голосе капитан, — и потому еще не вполне теряю надежду.

В полночь судно медленно описало спираль вокруг того места, где погрузился шар, и белый луч электрического прожектора пробегал, останавливался и вновь разочарованно скользил по пустынной поверхности фосфоресцирующей воды.

— Если стекло не лопнуло, и его не раздавило, — сказал Уэйбридж, — тогда, чорт возьми, дело обстоит во сто раз хуже — значит, испортился его часовой механизм, и он еще жив и сидит там, на глубине пяти миль под нами, заключенный в своем пузырьке, в холодной тьме, куда еще никогда не проникал луч света, и где не бывало ни одно человеческое существо с того самого дня, как образовались моря. Он сидит там, страдая от голода, жажды и страха и не зная, умрет ли он от недостатка пищи или от недостатка воздуха. Аппарат Майера, по всей вероятности, скоро откажется работать. Сколько времени он может действовать?.. Какие мы все-таки ничтожества, — продолжал Уэйбридж. — Там, внизу, на много миль — вода, одна вода. Водяная пустыня да небо. Две пропасти!

Он всплеснул руками, и в это мгновение маленькая белая полоса бесшумно пробежала по небу, затем замедлила движение и остановилась, превратившись в неподвижную точку. Казалось, на небе засияла новая звезда. Потом она опять скользнула вниз и затерялась среди отражений звезд в светлой дымке фосфоресцирующего моря.

При виде света Уэйбридж так и замер с протянутой рукой и открытым ртом. Он закрыл рог, опять открыл его, крикнул вахтенному: «Эльстэд в виду!» и кинулся сперва к Линдлею, затем к прожектору.

— Я видел его, — сказал он, — там, за штирбортом[3]. Свет зажжен, и он только что вынырнул из воды. Наведите туда прожектор. Мы наверное увидим его качающимся на поверхности, когда его приподнимет волна.

Но только к рассвету им удалось подобрать Эльстэда, когда они чуть не натолкнулись на шар. Несколько матросов, спустившись в шлюпке, прикрепили шар к цепи крана.

Как только снаряд подняли на судно, тотчас же отвинтили люк и заглянули в темную внутренность шара.

Воздух внутри был горячий, а резина у отверстий размякла. Ответа на крики не последовало. Эльстэд, по-видимому, лежал без сознания, свалившись на дно шара. Корабельный врач вполз внутрь и передал Эльстэда на руки людям, стоявшим снаружи. В течение нескольких мгновений нельзя было понять, жив он или мертв. При желтом свете судовых фонарей видно было, что лицо его блестит от пота. Его снесли вниз, в каюту. Оказалось, что он не умер, но находится в состоянии полного упадка сил и страдает от ушибов. Ему пришлось несколько дней пролежать в абсолютном покое. Только через педелю смог он рассказать обо всем, что ему пришлось испытать.

Первые его слова были о том, что он собирается опять спуститься на дно. «Придется только, — так говорил Эльстэд, — несколько изменить конструкцию шара, чтобы он мог в случае необходимости сом сбросить канат, — только и всего». Эльстэд пережил чудесное приключение.

— Вы думали, что я не найду ничего, кроме ила, — сказал он. — Вы смеялись над моей затеей, а я открыл новый мир.

Он рассказывал отрывочно, с конца, и потому невозможно передать его подлинные слова. Но мы даем точный пересказ того, что он видел и испытал.

Сначала было очень скверно. Пока канат разворачивался, шар все время перекатывался. Эльстэд чувствовал себя, как лягушка в футбольном мяче. Он мог видеть только кран и небо наверху и временами толпу людей у поручней. Никак нельзя было предугадать, в какую сторону покачнется шар. Вдруг Эльстэд почувствовал что ноги его поднимаются вверх; он попытался шагнуть и покатился через голову на подушки. Шарообразная форма снаряда оказалась очень неудобной, но при огромном давлении на дно океана она была единственно надежной.

Потом качка прекратилась, шар выпрямился, и Эльстэд, встав на ноги, увидел, что вода вокруг него зеленовато-голубая и освещена каким-то смягченным светом, просачивавшимся сверху. Мимо него, по направлению, как ему казалось, к свету, промчалась стая маленьких плавающих существ. Пока он смотрел на них, стало постепенно темнеть, вода вверху сделалась темной, как полуночное небо, но с зеленоватым оттенком. Внизу вода казалась совершенно черной, и в ней мелькали какие-то маленькие светящиеся существа, еле видные зеленые полоски.

А ощущение падения! «Совсем как при спуске в лифте, — говорил Эльстэд, — только это продолжалось непрерывно». Эльстэд начал раскаиваться, что пустился в рискованное предприятие. Он вспомнил про крупных каракатиц, которые, как ему было известно, населяли средние слои воды; эти существа иногда находят полупереваренными в желудке у китов, иногда они всплывают, сгнившие и наполовину съеденные рыбами. Вдруг одна из них вцепится в канат и не отпустит его? А часовой механизм! Действительно ли он проверен как следует? Но теперь это уже не имело никакого значения, — желает ли он вернуться, или же намерен довести дело до конца.

Через пятьдесят секунд за окном снаряда была темная ночь, если не считать пространства, освещенного лампой шара. Временами показывались то рыба, то какой-нибудь пловучий предмет. Один раз Эльстэду показалось, что он промчался мимо акулы. Затем шар начал, в результате трения о воду, разогреваться. Это обстоятельство тоже не было как следует учтено заранее.

Сначала Эльстэд заметил, что потеет; затем под ногами у него стало раздаваться шипение все громче и громче, и он сквозь окно разглядел множество очень мелких пузырьков, быстро поднимавшихся вверх и веерообразно расходившихся от шара. Пар. Эльстэд дотронулся до окна — стекло стало горячим. Он зажег маленькую лампочку, освещавшую его камеру, взглянул на подбитые резиной часы, висевшие у кнопок, и заметил, что спуск длился две минуты. Ему пришло в голову, что стекло может лопнуть от разницы в температуре: температура на дне около нуля.

Вдруг Эльстэд почувствовал, что пол шара начал давить снизу ему на ноги, пузыри стали медленное проплывать мимо окна, шипение уменьшилось. Шар опять слегка закачался. Стекло не лопнуло. Эльстэд понял, что опасность пока миновала.

Через минуту или две он будет на дне. По его словам, он вспомнил Стивенса, Уэйбриджа и всех остальных там, наверху; по отношению к нему они находились выше, чем по отношению к ним самые высокие облака, когда-либо проносившиеся над землей. Он представил себе, как медленно плывет судно, как все смотрят на воду и думают о том, что с ним.

Он поглядел в окно. Пузыри больше не появлялись, и шипение прекратилось. Снаружи была густая тьма, черная, как черный бархат, кроме тех мест, где луч электрического света пронизывал пустынную воду и давал возможность разглядеть ее цвет — желто-зеленый. Затем три существа, казавшиеся огненными, проплыли мимо, одно за другим. Были ли они большие или маленькие, находились ли они близко или далеко, — этого Эльстэд не мог определить.

Каждое из них было окружено голубоватым сиянием, по силе приблизительно равным огням рыбачьей лодки. Бока животных, усеянные светящимися точками, напоминали освещенные иллюминаторы корабля. Фосфористый свет их исчезал, казалось, по мере того, как они входили в круг света от лампы, и тогда Эльстэд увидел, что это маленькие рыбки странного вида, с огромной головой, большими глазами и суживающимся к концу телом. Глаза их были обращены на него, и он понял, что они следят за спускающимся шаром. Вероятно, их привлек свет.