Чёрный менестрель (СИ) - Скиф Дмитрий Александрович - Страница 32

Конечно, на все несуразности в данной компании можно было бы и не обращать внимания, купцы, тем более, чужие, - люди всегда подозрительные, но не давал покоя господин менестрель. Вернее то, как к менестрелю относились и купцы, и вольники. А относились они к нему, как к нанимателю, причём по долгосрочному контракту. Подобные отношения ассоциировались у Луада с отношениями имперских дворян и их вассалов. Хотя и здесь всё было того - не того. Если Степана ещё можно было принять за дворянина, то почти все остальные явно были не обычными простолюдинами, а жителями вольных городов, и потому всё это было невозможно в принципе...

Если бы не одна встреча у менестреля в Тапии, Луад уже давно написал бы отчёт, и все приехавшие с подозрительным обозом уже беседовали бы в подвалах храма с заплечных дел мастерами, а храмовые палачи - они и мёртвых разговорят. Но именно в тот вечер, когда Луад хотел было отправить свой доклад по инстанциям, менестрель встретился с одним из городских магов. Мало того, что у мага был золотой жетон, (а с обладателями этого знака отличия даже тайной жреческой стражи приходилось считаться), так этот маг ещё и происходил из рода куинов. А его почтительность в разговоре с господином менестрелем более всего напоминала отношения самого Луада с его куратором, когда они встречались вне храма.

Это только посторонним казалось, что Тапия с её верой в Великий Куст незыблема, на самом деле всё было не так. Магистрат вёл подковёрную борьбу с храмом, а в храме тоже всё было не слава Великому Кусту. Там боролись за влияние несколько группировок. Причём вели себя, как пауки в банке, со всеми атрибутами тайной борьбы за власть. Высшие жрецы, стоявшие во главе группировок, благожелательно раскланивались на людях между собой, а их подчинённые резали и похищали друг друга, чтобы увеличить влияние своих патронов...

Тот куин-маг, с которым встречался господин менестрель, был дальним родственником второго в жреческой иерархии человека, и благодаря особенностям своего положения идеально подходил на роль посредника между вторым жрецом и чужестранцами...

- О Великий Куст, - тихо взмолился Луад, - если бы я знал, в каких сейчас отношениях мой покровитель и второй жрец. И вообще, кто против кого дружит среди высших жрецов. Но ты, о Великий Куст, свидетель, что мой покровитель держит меня в неведении...

Луад закончил молитву, тяжело вздохнул и взмахом руки подозвал полового с ещё одной кружкой пива, после чего принялся снова рассуждать, что же ему делать, и на кого же из высших жрецов, Куст их возьми, работает господин менестрель. Ошибка здесь непременно привела бы к неправильным действиям, и, как последствие, к трупу Луада в самом грязном закоулке деревянного квартала Тапии. И, без сомнения, следствие установило бы, что Луад покончил с собой, выстрелив себе в спину из большого лука тремя стрелами одновременно...

Луад пил пиво, размышлял о своей тяжелой судьбинушке и следил за господином менестрелем. А за самим господином Луадом в то же самое время наблюдала кареглазая красотка по имени Ватлея, известная широкой тапийской общественности как женщина нетяжелого поведения. В качестве работницы плаща и кинжала третьего стола магистрата города Тапии она была значительно менее известна. Ватлея числилась "правоверной" язычницей, что и неудивительно, поскольку представительницам кустоизбранного народа категорически запрещалось заниматься древнейшей профессией под угрозой смерти.

Сия "правоверная" язычница жила в заведении Пимп, расположенном на углу у городских стен возле гостевого квартала. Заведение располагалось в таком интересном месте, что не выходило ни на одну городскую улицу, и поэтому оно "не существовало" ни в одном из официальных документов города Тапии. Вследствие этого бизнес мадам Пимп не платил налогов в городскую казну, что не мешало магистрату и страже получать от мадам регулярные подношения.

Разумеется, не стоит напоминать уважаемому читателю, что во все времена у всех народов и при любом государственном строе и режиме представительницы древнейшей профессии обычно совмещали своё ремесло с секретной государственной службой. Большинство проживавших в заведении мадам Пимп "девочек" параллельно с работой "по-специальности" занимались осведомительством и регулярно "стучали" на своих клиентов, как, впрочем, и друг на друга, кто - страже, кто - в магистрат, кто - в храм, не забывая при случае, за соответствующее вознаграждение, "проболтаться" о чём-нибудь интересном заезжим "купцам" из других вольных городов.

Хотя господин менестрель, кем Ватлею настоятельно попросили поинтересоваться в третьем столе магистрата, в заведение мадам Пимп не заходил, она уже выяснила о нём много интересного. Пожалуй, даже слишком много.

Один из её небогатых клиентов наконец-то отдал все долги за оказанные ранее услуги и сообщил Ватлее, что уезжает из Тапии, так как продал свой дом в деревянном квартале за очень хорошую цену. Ватлея "на радостях" бесплатно "отблагодарила" своего постоянного клиента, в процессе чего, помимо всего прочего, угостила его неким количеством особого вина и выяснила, что покупателем был господин менестрель.

Заинтересовавшись, Ватлея обслужила одного из представителей "ночных хозяев города", который под воздействием всё того же вина рассказал, что интересующий Ватлею господин купил в деревянном квартале уже дюжину домов. Причём, когда представители "ночной власти" попытались поговорить с новоявленным домовладельцем на тему о том, что "нужно делиться", с некоторыми из них случилось несчастье, и их тела, а точнее, головы, были найдены следующим утром у постели одного из "ночных владык". Это происшествие, однако, того не заинтересовало, поскольку рядом с головами находился увесистый мешок со шкелами, на котором была вышита монограмма "ночного владыки" другого вольного города...

К своей досаде Ватлея в тот раз переборщила с особым вином, и больше ничего из своего клиента вытащить не смогла. И очень вовремя к мадам Пимп заглянул на огонёк главный купец каравана, с которым в город вошёл интересующий Ватлею менестрель. Новый гость очарованный милым щебетанием очаровательной дурочки так искренне восхищавшейся его умом и небывалой мужской силой под большим секретом рассказал, что менестрель не просто дворянин, но ещё и младший принц...

Ватлея как умная девочка в эту байку не поверила, пока не увидела, что за интересующим её объектом следит Луад, чьим покровителем был Вагистай - ни много ни мало, четвёртый жрец храма и глава следящих за едой[1]. Ставки в данной игре оказались для Ватлеи неожиданно высоки. Конечно "друг" из третьего стола магистрата мог защитить во многих случаях, а требовалось от Ватлеи всего ничего -нашептать интересующую "друга" информацию во время свидания, которое происходило не реже раза в неделю в заведении мадам Пимп, и за это получить плату по двойному тарифу. Но связываться с Вагистаем ей было явно не с руки, да и "друг" мог забыть о своей "подружке" в случае её конфликта со следящими за едой. С другой стороны, Ватлея знала, что если она не сообщит "другу" то, что она смогла раскопать о менестреле, и это станет известно, то "друг" может отказаться от этого звания. А Ватлея уже привыкла к еженедельной прибавке к жалованию, да и очень многие могут захотеть с ней посчитаться, если она останется без "дружеской" защиты...

***

А в это время в большом доме, не имеющем адреса, у окна, откуда открывался прекрасный вид на одну из угловых башен городской стены, сидела мадам Пимп. И лишь немногие знали о том, что она не мадам, а мадемуазель. На столе перед мадемуазель Пимп лежали: стопка бумаги, несколько очинённых перьев, рядом стояла чернильница. Один из листков был разрисован мелкими иероглифами в так называемом "низком стиле". Мадмуазель Пимп вновь перечитала написанное, тяжело вздохнула, изорвала очередной бумажный лист и швырнула его остатки в корзину для бумаг.