Поймите меня правильно - Чейни Питер - Страница 20

• Предыдущая
• 20/51
• Следующая

— Ну, можешь сделать несколько затяжек, — сказал он. — Возможно, у тебя хватит времени докурить до половины. В пяти милях от города есть отличное болото. Вот где мы тебе оставим с полдюжины пуль в брюхе. Как тебе это понравится, мой дорогой?

— Мне это совсем не нравится, — сказал я. — Но ребята, вы не думаете, что совершаете большую ошибку?

Верзила улыбнулся. У него красивые зубы, я видел, как они сверкнули.

— А что ты хочешь сказать этой шуткой? Ты, простачок!

Мы повернули на главный бульвар, оттуда шла дорога к востоку. Отличная ночь! Тихая. Я повернулся к нему, улыбнулся и потихоньку начал подбираться к пугачу.

— Ах ты, умник мой, разумник, — сказал я верзиле. — Ну-ка, посмотри в заднее окошечко, и ты увидишь, что за нами следует полицейская машина. Ты думаешь, я такой дурак, что попался в ловушку, расставленную мне твоей подружкой?

Эта машина весь вечер следит за мной, и если ты со своими друзьями собираешься что-нибудь сделать со мной, то вы все немедленно повиснете на веревке и будете висеть до тех пор, пока ваши шеи не станут такими длинными, что их можно будет использовать в качестве лески. Ну-ка, обернись, дурачок!

Он повернул голову и увидел в пятидесяти ярдах от нас преследующую нас машину. Всего только на один миг отвел он дуло от моей груди. Я воспользовался этим, выхватил из носка свой 22-й калибр и приставил ему к животу.

— Ну-ка, брось свою пушку, бэби, — сказал я. — Да поживей!

Только теперь сидящие впереди парни поняли, в чем дело. Я говорил быстро.

— Остановите машину, и если кто-нибудь из вас хотя бы пошевельнется, я буду стрелять, и имейте в виду, мои выстрелы всегда попадают в цель без промаха.

Они остановили машину. Я подхватил кольт, который верзила уронил на пол, и вытащил у него из кармана свой люгер. Потом велел им всем выйти из машины. Машина сзади нас тоже остановилась примерно в пятидесяти ярдах.

Я выстроил парней в линию по борту машины и не стал попусту тратить время. Я заметил уже, что парни, удивленные тем, что из преследующей нас машины не выбегают копы, начинают шевелиться.

Я действовал не мешкая. Рукояткой кольта я треснул каждого по башке, и если я говорю треснул, я действительно треснул. Было слышно, как затрещали их черепки.

Потом я открыл дверцу машины и запихал всех троих на заднее сиденье. У мексиканцев, сидевших впереди, я вытащил из кармана револьверы. Потом закурил и спокойно подошел к ожидавшей меня машине. Парень из гаража высунулся в окошко.

— Отличная работа, приятель, — сказал я ему. — Вот тебе остальные 25 долларов, которые я обещал.

Я убрал люгер в кобуру, а парню отдал все три револьвера да еще свой пугач в придачу.

— Отдай эти пушки своему кузену, — сказал я. — Может быть, он пристроит их кому-нибудь через того парня из оружейного магазина.

Он сказал: все было отлично сделано, и нет ли у меня еще какой-нибудь работы для него. Я сказал: можешь подвезти меня по главной улице примерно к тому месту, где он меня дожидался, когда я был у Зеллары.

Я сел в машину и мы укатили.

— До свиданья, мистер, — сказал он, когда мы подъехали. — Я, конечно, не считаю себя очень сообразительным, но, держу пари, я угадал, вы коп.

— Не говори глупостей, парень, — сказал я ему. — Я торговец бананами из Манзанилло.

— О, йе? — засмеялся он. — В таком случае, я любимая пижама моей знакомой девчонки! Спокойной ночи, босс! Он уехал. Хороший паренек.

Окно в гостиной Зеллары, то самое, с золотистыми занавесками, открыто настежь. Вероятно, она предполагала, что ночь будет жаркой. Что ж, может быть, она и права.

Я влезаю в окно. Тихонько открываю дверь спальни.

На широкой белой кровати, утопая в белых креп-сатиновых простынях, спит Зеллара. Падающий в окно белый свет луны освещает ее лицо. Мне это зрелище очень понравилось.

Она была, ну, прямо, как маленький очаровательный ангелочек! На ней была пижама, вся в каких-то оборочках, а одна грудь высунулась из-под курточки, как будто ей было любопытно посмотреть на что-то.

Я глубоко вздохнул. Беда моя, как вы сами понимаете, и как вы, вероятно, уже могли заметить, в том, что я слишком уж поэтическая натура. Я вечно в поисках прекрасного, если, конечно, я в это время свободен от розысков какого-нибудь головореза или не скрываюсь от чрезмерно пылкой красотки, пытающейся сделать двойной нельсон бедному Лемми.

Стоя в дверях, я думал, что если когда-нибудь мне улыбнется счастье, я заполучу такую же женщину, как Зеллара, но только внешне такую же, и чтобы она не стремилась вручить мне билет в один конец на местное кладбище.

И тут я так громко чихнул, что, вероятно, слышно было даже в Исландии. Я быстро включил свет и увидел, что она уже сидит в постели и жмурится от яркого света. Потом, вдруг широко раскрыв глаза, она разразилась такой бранью на испанском языке, которую я бы никогда не решился повторить даже в присутствии своей глуховатой бабушки.

— Эй, ты, змеиное отродье, — сказал я ей. — Как ты себя чувствуешь? Посмотри на меня: это приведение. Дух Лемми Коушна пришел проведать старую подружку Зеллару, манзанилльского соловья, и я буду теперь каждую полночь приходить к тебе и преследовать тебя своим предсмертным стоном и подсыпать тебе в штанишки по целой горсти острых-преострых крючков. Ну, как тебе нравится такая перспектива, ты, низкопробная, дважды предательница, выродок самой последней потаскушки?

И тут она начала! Я не буду вам, ребята, пересказывать все, что она мне наговорила. Мне всегда нравился испанский язык, он очень выразительный, но, верьте мне, ребята, словечки, которые употребляла эта бэби, под стать разве только работающему в пустыне по прокладке железной дороги мексиканцу, когда у него каннибалы отпилят на ужин правую ногу. Я знал одного морского бандита, который отдал бы четырехмесячное жалованье, чтобы пополнить свой словарь теми изысканными выражениями, которыми меня осыпала эта дамочка!

Я подошел к кровати и остановился, разглядывая ее. Она до того раскипятилась, что, вероятно, могла бы перегрызть мне горло, если бы ей за это заплатили.

— Слушай, ты, драгоценная моя, — сказал я. — Я не мог не заглянуть к тебе. Я вернулся к тебе потому, что что-то давит мне на сердце, не знаю только что: салат из огурцов, который мы с тобой ели, или твоя предательская рожа, от которой меня мутит.

Она со свистом заглотнула огромную порцию воздуха.

— Подумай только, — продолжал я, — неужели ты вообразила, что я такой простофиля, что клюну на твою удочку? Так вот, слушай: как только я вышел из «Эльвиры», за мной все время следовала полицейская машина. А это значит, что ничего хорошего тебе сейчас ожидать не приходится. Ни тебе, ни твоим мальчикам.

О'кей, — продолжал я, — кажется, я знаком со здешним начальником полиции, и если я сейчас отведу тебя к нему, вряд ли они будут с тобой церемониться. А? Как ты думаешь? Так вот, уж лучше расскажи мне кое-что сама.

Во-первых, как фамилия твоего хахаля? Я имею в виду американца.

Она сказала мне. Как только я услышал это имя, я сразу многое понял. Этот парень работает в одной банде из Чикаго, банде, которая довольно часто украшала тела копов причудливыми узорами из автомата.

Она посмотрела на меня.

— Что ты собираешься со мной делать? — спросила она. Я долго смотрел на нее.

— А ничего, — сказал я. — Потому что я всегда по-джентльменски поступаю с женщинами, с которыми я проводил время, кроме того, ты мне напомнила гремучую змею, которую я, будучи еще мальчиком, пытался приручить. Но — продолжал я, — ты должна немедленно встать и одеть какое-нибудь платьишко, потому что сейчас пойдешь на телеграф и пошлешь в Чикаго одну телеграмму боссу твоего дружка, парню, который приказал тебе связать Пеппера с Педро Домингуэсом и который заплатил за то, чтобы Педро убил Пеппера. После этого можешь оставаться здесь, как будто ничего не случилось. Когда босс твоего хахаля получит телеграмму, он ужасно рассвирепеет и позвонит тебе по телефону, узнать, в чем дело.

• Предыдущая
• 20/51
• Следующая