Там алеет заря (СИ) - Ефремов Александр - Страница 44

— Я щас, тока к Авдотье забегу!

Царя Осипу было жалко. Все-таки отец всему народу русскому. Но вот в уме Осип тут же смекнул, что каждый следующий царь, становясь помазанником Божьим, прощает недоимки. А значит грядет послабление общине! А оно ой как нужно. В прошлом годе недород случился. В ентом пришлось у Михайлы Потапыча семян занимать на посев. А он хоть и мужик справный и три шкуры не дерет, но осьмую часть потом, как хошь, с урожая отдай.

Осип попробовал пальцем остроту лезвия. Ничо так, сойдёт! Надоть сходить, узнать. А то можа дура-баба сызнова бредню на хвосте принесла.

Тут на колокольне в неурочное время ударил колокол. А потом еще раз и еще. Осип накинул на плечи старый полушубок, нахлобучил треух на голову, сунул ноги в валенки и вышел во двор…

Агренев стоял в приёмной Императора. Казаки личной охраны государя теперь несли службу и здесь, а гвардейцы осуществляли только внешнюю охрану дворца в Гатчине. На входе в ту часть дворца, которую теперь занимал новый русский Император, срочными темпами монтировали рамку Лодыгина. И не в одной Гатчине такое будет. Заказ дан аж на дюжину рамок.

Адъютант Михаила поднял трубку телефона, прослушал указание и ответил в неё «Слушаюсь».

— Проходите, Ваше сиятельство! Его Императорское Величество изволит Вас принять.

Оба казака, стоящие у дверей, недобрыми взглядами ещё раз ощупали фигуру Агренева. И нехотя расступились, пропуская князя.

Агренев вошёл в открытую адъютантом дверь и остановился на пороге. Михаил сидел за столом, обложенным множеством бумаг.

— Заходи, Александэр! Что в дверях встал?

— Здравствуйте Ваше Императорское Величество. Позвольте…

— Ты это брось! — одернул князя Михаил. — Не на официальном приёме. Проходи, садись!

Дождавшись, когда Агренев выполнит указанное, Император продолжил:

— Отдал я твои бумаги по пресечению правонарушений Сипягину. И знаешь, он теперь на меня преданными глазами при встрече смотрит. Очень уж ему они понравились. А вот Петр Дмитрич сначала даже в отставку просился. Но оная ему не дана. Ибо невместно, покуда следствие идёт, коней на переправе менять. Потом решу, как с ним быть. Одним кнутом править не собираюсь. И пряники будут. Минюсту и Канцелярии дано указание в месячный срок подготовить все изменения в законах. Ох как они там забегали! Месяца им, видите ли, мало. Обленились! Ничего, не поспеют ко времени, головы полетят… Что у тебя с пряниками? Принёс?

— Да, Государь. Мои предложения по трудовому законодательству таковы…

И Агренев начал рассказывать суть предлагаемого им. Говорил он минут тридцать, обосновывая необходимые изменения. А когда закончил, Император задумался на некоторое время и произнёс.

— В целом дельно. Оставляй бумаги. Только сомневаюсь я, что хоть половину из этого можно принять без того, чтоб не началась подковерное сопротивление. А некоторые члены Государственного совета так и вообще резко против будут. И ведь нужно не только принять, а ещё и за выполнением следить. Ты вот что, в нескольких своих газетах дай статьи, что будут законы по труду меняться в лучшую сторону. Ну и слегка намекни, о самом главном. А то первыми то пойдут изменения законов по правонарушениям. Так пусть общество знает, что не только карательные меры грядут…

Михаил вздохнул, оглядев заявленный бумагами стол, на который прибавилась ещё и папка от князя Агренева и откровенно пожаловался.

— Знаешь, Александэр, вот не понимаю, как батюшка мой покойный с этим всем обходился. За что не возьмись, дел невпроворот. Как будто Никки, царство ему небесное, все на помощников возложил, а те только в кучку дела складывали. Да и родственники мои уже советами да просьбами замучили. Эх!

Он обреченно махнул рукой.

— Так, государь, ты помощников дельных себе найди. Сам то ни в жизнь в одиночку не управишься.

Лицо у молодого Императора сморщилось как после поедания целого лимона.

— Ты банальности не говори. Сам в помощники ко мне пойдёшь?

— В помощники — нет. — Агренев развел руками. — Сам знаешь, сколько у меня всего, за чем пригляд нужен. А вот в советники и порученцы пойду с радостью.

Михаил в раздумьях помассировал пальцы.

— Пусть так. Хотя и жаль. Ладно, должность я тебе подыщу. Что по Дальнему Востоку думаешь, господин советник? Тут ко мне на приём японский посол просится… Ламсдорф говорит, что у него личное послание от японского Императора.

— Так разве что поменялось для двух государств? Мы же с тобой не раз про то говорили. За спиной у японцев теперь британцы стоят. А эти привыкли чужими руками жар загребать. Так что все равно они нас столкнут лоб в лоб. Макарова нужно на Тихий океан посылать, чтоб он порядок навел в тамошних флотских делах. Да не мешало бы его на вообще на Ляодане главным за все сделать. А то у семерых нянек …

— То есть, считаешь, Алексеев не справится?

— Сомнения у меня есть. Он хоть и флотский, но тут боевой адмирал нужен. Тот, который потом, если нужно, эскадру в бой лично поведет. Тренировки нужны, боеприпасы нужны. Да чего только не нужно…

— Хорошо, я с Сандро и Степаном Осиповичем поговорю. А сейчас, — Михаил поднялся со своего места, — пойдём в заднюю комнату. А это, — он кивнул на стол, — подождет немного.

Поезд увозил князя из Санкт-Петербурга в Тулу на открытие его первого подшипникового завода. Пока завод начнёт выпускать только роликовые и конические подшипники. Но это пока. Хитромудрому юристу компании Луневу наконец удалось найти подход к вдове умершего в 1899 году Фридриха Фишера, владельца компании Friedrich Fischer AG. Компания уже года два как начала испытывать серьёзные финансовые трудности, что и немудрено в разгар кризиса. И наконец вдова основателя компании сдалась и решила продать её. Так что сейчас помощники Вениамина Ильича со своими швейцарскими коллегами заканчивают оформление сделки по покупке немецкой фирмы. Ну а потом…, потом потихоньку можно начать перетаскивать производство шаров и оборудования для их изготовления в Тулу. А над самими шариковыми подшипниками уже трудятся конструкторы, благо немецкая компания продавала свои шары всем желающим. Правда недешево и с большими сроками поставки. А заодно можно будет пригласить мастеров-немцев для налаживания производственного процесса. Так что можно сказать дело в шляпе. И через год возможно удастся наладить производство и шарикоподшипников. Сначала с использованием немецких шаров, а потом уже и в полном объеме. Тьфу-тьфу-тьфу!

Александр лежал в купе и думал. Около двух месяцев назад страну потрясло известие о покушении на Николая 2. Оно произошло в Крыму. В хозяина земли русской, бывшего на прогулке в одиночестве, двое студентов Питерского университета стреляли из револьверов. Охрана через несколько минут задержала нападавших. Впрочем они и не собирались скрываться. Смертельно раненого Императора доставили в его покои, где он, не приходя в сознание, скончался. На следующий день войска начали присягать новому Императору — Михаилу Александровичу, бывшему в то время в Москве. Агренев в тот момент оказался в Перми, куда наведался по поводу доработки гаубицы, ведущейся совместными усилиями Арткома и двух орудийных заводов. Дела в Перми пришлось закруглять впопыхах. Александр помчался в Санкт-Петербург. Но там всем было не до него. С Михаилом удалось повстречаться только мельком. И в компании с несколькими такими же бывшими в отъезде вельможами присягнуть новому Императору. Удалось переговорить с Васильевым, не растерявшим связи в жандармском Корпусе. Жандармы, ведущие дело о покушении, искали ещё одного соучастника. Но пока безуспешно, потому, что на месте покушения он вроде бы и не был. А только подготовил тех двоих. Личности его не знала ни полиция, ни жандармы, ни даже, как оказалось, сами террористы. Вернее они думали, что знали, но это на поверку оказалось не так. Таковая личность, как выяснилось, сидела в Московской тюрьме уже почти полгода. Жандармы терялись в догадках, отрабатывая связи нападавших, но к третьему члену преступной ячейки ничего не вело. Студенты даже не знали, где жил третий соучастник. Он всегда приходил к ним сам, постоянно напоминая им о конспирации. И стало понятно, что Григорий сделал все чисто и ушёл, не оставив хвостов. Жандармы и полиция начали прополку социалистов всех мастей и просто оппозиционно настроенной публики.