Заставь меня ошибиться (СИ) - Гейл Александра - Страница 15

У него остались жена и маленькая дочь, которые не смогли жить в доме, полном воспоминаний, и построили свой, отдав прошлое жилище городу в качестве музея. Всего несколько вещей с собой забрали. Но они могли себе это позволить.

— Потомки их семьи до сих пор живут здесь? — спрашиваю, заинтересовавшись. Не удивилась бы, узнав, что это Андерсоны. Мэр воспринимает историю Мюрреев очень лично.

— К несчастью, нет. Его дочь умерла в шестидесятых, она никогда не была замужем и не имела детей.

— Тем не менее, история очаровательная, — говорю.

— Здешние маленькие девочки с пеленок слышат эту историю, и всю жизнь мечтают встретить Оуэна Мюррея, — смеется Кили.

А мне внезапно становится невесело, потому что именно этой сказочкой воспользовался Гастон. Богатый, образованный мужчина по непонятной причине селится в городе в глубинке, вкладывает деньги в восстановление памятника архитектуры… Но в руках у него палка, чтобы разворошить осиное гнездо. Он отнимает у города его волшебную сказочку. Возможно, и Оуэн Мюррей не был героем, но умер слишком рано, чтобы себя разоблачить…

— Харви, гости загрустили, — вмешивается Имоджин.

— Действительно. Давайте позволим прислуге убрать со стола. Дамы, покажите, пожалуйста, Тае и Лео садик Кили, а мы с мистером Сайтеном пока потолкуем. Если, конечно, он очень интересуется ландшафтным дизайном. Я бы хотел познакомиться поближе.

Ну еще бы. С Оуэном Мюрреем номер два есть что обсудить…

— Только если мисс Андерсон найдет время показать мне свои растения в следующий раз, — улыбается Гастон так, что в комнате становится чуточку светлее, а затем покидает нашу скромную компанию.

Мы достаточно долго прощаемся с Андерсонами на пороге их дома, чтобы смешанный с воздухом алкоголь перепутал все мысли. Тем досаднее, что мои спутники в абсолютной норме. Гастон из-за необходимости сесть за руль, едва пригубил вино, а Лео… видимо, он намного крепче меня по части выпивки. Даже после канадского виски, который мэр достал из закромов, вызвав у вынужденных трезвенников досадливое цоканье языком, мой лжебратец трезв, как стеклышко. Хотя, справедливости ради надо сказать, что его возмездие приняло иную форму:

— Лео, ты не мог бы напомнить мне суть своего задания? — спрашивает Гастон, сильно сжимая пальцы на руле.

— Кили Андерсон, — цедит тот сквозь зубы. Хотя суть не особенно просматривается.

— Тогда я не очень понимаю, почему ты весь вечер пытался произвести впечатление на ее отца, — хоть голос нашего куратора, по обыкновению, ровный, я отодвигаюсь от него подальше.

— Она сторонилась меня, — отвечает Лео. — Я подумал, что хватать ее в обнимку и лобызать на глазах у всех — не лучший вариант.

Вздрагиваю, потому что пусть звучит и отвратительно, именно так мы с Гастоном себя и ведем. Сначала при Мэгги, а теперь в доме мэра… Не знаю, сколько видел Лео на этот раз, но мне совсем не нравится мысль, что он станет поглядывать за нами, когда вокруг нет иных свидетелей. Если бы не его угроза докладывать обо всем комиссии, я бы, может, не так переживала, ведь все делается с непосредственного благословения начальника, но не мешает помнить, что мое будущее зависит, в первую очередь, не от него, а от четырех бездушных политиков…

— Потребуется время, чтобы она доверилась! Не устраивай панику, — бормочет парень.

— Лео, — тем не менее, говорит Гастон, впиваясь в него взглядом через зеркало заднего вида. — Ты в курсе, кто главный в этом проекте?

— Ты, — цедит тот сквозь зубы.

— Верно. А ты в курсе, что случится, если задание под моим руководством будет провалено?

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не подвести себя, — серьезно говорит Лео.

И я прислоняюсь головой к стеклу машины, внезапно осознав простую истину: я не единственная, кого Гастон поднял с самого дна. Наверное, в нашей команде каждый испытывает к этому человеку нечто вроде подобострастия. Ему не наплевать на нас. Не знаю, почему, но это так.

Я едва могу идти ровно, и поэтому, пока Гастон с Лео еще что-то обсуждают внизу, не желая выдавать своего состояния, быстро поднимаюсь в спальню. Собираюсь занять душ первой. Это мой новый пунктик: я не желаю оказываться в тесном помещении, пропитанном смесью жара и запаха своего куратора… Перебор интима. Спеша, бросаю на ходу туфли, усаживаюсь на кровать, чтобы снять украшения. Но замочки не поддаются неловким пальцам, и я закрываю глаза в попытке собраться, но в этот миг Гастон входит в комнату, разговаривая по телефону.

Не успела.

Увидев мои туфли, он замирает на полуслове, но уже через секунду продолжает.

— И свяжись с IT, пусть еще раз проверят мой счет…

Договорив с менеджерами, Гастон кладет трубку и снова смотрит на мою обувь, слегка улыбаясь.

— Прекрасная эротическая картина: брошенные туфли, девушка на кровати…

— Перестань, — прошу. — Я слишком пьяная для того, чтобы отвечать остроумно. — И меняю тему: — Лучше скажи: Андерсон уже дал тебе номер счета для перечисления средств?

— Он не настолько спешит, мы обсуждали, преимущественно, всякую ерунду, но я готов спорить, что скоро он начнет интересоваться финансовой стороной моей жизни.

— Это ведь хорошо? — спрашиваю, наконец, справившись с застежкой браслета.

— Да, хорошо.

— А что с Кили? Лео она не по зубам.

— Пусть старается, ему на пользу. Но ты права: я ставлю скорее на вашу дружбу, чем на их роман. Как ни странно, дочурка мэра удивительно благожелательно настроена по отношению к тебе.

— Это все из-за вас с Донной, — фыркаю и пониманию, что в трезвом уме ни за что бы не сказала это…

— Прости? — насмешливо изгибает бровь Гастон, наслаждаясь будто бы моей ревностью.

Дабы не обольщался, поясняю:

— Мы с Кили разговаривали сегодня в булочной. Ей было за вас двоих очень неловко. А женская солидарность — великая сила.

— Расскажешь? — спрашивает Гастон, протягивая мне чехол для браслета.

— Зачем? Ты же сказал, что веришь мне, — тут же настораживаюсь.

— Тая, тебе не надоело? — бросает раздраженно, но тут же делает пару вздохов, восстанавливая самообладание. — Если мы все не найдем способ нормально разговаривать, то так и будем допускать оплошности по типу истории особняка.

— Вот поэтому, мистер Оуэн Мюррей, на подготовку к заданию дается не два дня! — парирую. — Но, дабы уважить твою манию контроля: Кили просто осадила одну ретивую даму, извинилась за Донну и посоветовала мне, какую выпечку взять.

— И именно поэтому ты вернулась расстроенной, — заканчивает он. — И остервенело запихивала вещи в рюкзак, будто они виноваты. Я забыл напомнить, что отвечать нужно честно?

— Я ответила честно. Это не имеет к Кили отношения. Или вообще к операции.

— К тому, что ты все еще думаешь сбежать? — интересуется он сухо и начинает развязывать бабочку.

— Ты спятил?! — шиплю. — А если этот убийца рыб услышит и доложит комиссии?

— Почему ты рассказала об этом мне, но беспокоишься за Лео? С комиссией у меня контакт прямее некуда. — И пока я подыскиваю аргументы, сам подсказывает версию, которую хотел услышать: — Ты прекрасно знаешь, что я не желаю тебе зла. Просто скажи это вслух.

Он продолжает раздеваться прямо у меня на глазах, будто так и надо. Расстегивает пуговицы рубашки.

— Да не сомневаюсь я в том, что не желаешь, — отворачиваюсь устало. Хотела бы пресечь вопросы и сказать, что это личное, но внезапно не могу. Я вообще ни с кем и никогда не разговаривала о том, чего хочу. Для таких, как я, это слово тайное, запретное. Мы стараемся его избегать в разговорах, будто потеряли на него право. И поэтому я выдавливаю улыбку и говорю о другом: — Я пришла сегодня в булочную в кожаных брюках, на шпильках… А там дамы чуть не в бигудях… И на меня напала седовласая матрона, в прошлой жизни бывшая, видимо, бульдогом. Неприятно. Вот и все.

Не знаю, верит ли Гастон моим словам, но он бросает на меня взгляд исподлобья и, стягивая рубашку, говорит: